Перфекционистка из Москвы - Хайнц Мария (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
– У каждого человека есть определенные правила. На них строится вся жизнь. Они как фундамент дома: если убрать кирпичик, то всё разрушится. Ты жила в её доме и должна была подчиняться этому порядку, каким бы он ни был: справедливым или не очень. Жить в жестких рамках безопаснее и проще, чем без них. Ребенку они нужны так же, как и взрослым. «Красный свет» – прохода нет. «Зелёный» загорелся, можно идти. А без правил грозит хаос. И в нем уже нет контроля. Можно нанести вред тем, кому меньше всего этого хочешь, самым близким и любимым.
Он смотрит на меня с тоской. Я отвожу глаза. Контроль, правила… А иногда хочется хаоса. И ничего в этом плохого нет – заранее парирую я доводы мамы. Хотя что тут парировать. Она выиграла. У дверей в мою комнату для него загорелся «красный».
Мы доходим до Покровки и останавливаемся на «зебре». Какая-то машина притормаживает и пропускает нас. Сзади неодобрительно гудят.
– Иностранец что ли какой? Правила соблюдает, – смеюсь я. – А если вернуться к родителям? Мне показалось, что они были в этот раз не такие, как всегда. Сначала я подумала, что они стараются показать себя лучше, чем есть на самом деле, лицемерят. Но для этого нужно напрягаться, играть, а они, напротив, были расслаблены и естественны.
– Может быть, они всю жизнь играли, а на даче наконец расслабились и стали самими собой?
– Зачем им всю жизнь играть?
– Чтобы соответствовать требованиям общества, чтобы тебя вырастить и воспитать человеком, способным жить среди других людей.
– Способным играть?
– Да. Мой отец говорил, что когда я родился, он принял решение измениться. Он считал, что должен стать другим ради меня – тем, кем он всегда хотел и должен был стать, но пока не успел: лучше, справедливее, серьезнее, строже, ответственнее. И всё для того, чтобы я вырос человеком.
– И у него получилось?
– Да, он говорил, будто дверца в прошлое закрылась и началась совсем другая жизнь: полная тревог, забот, самопожертвования ради маленького орущего существа. Всё для меня и ради меня.
– Ты так говоришь, будто не веришь в его благие побуждения.
– Раньше я часто обвинял его, что он своей серьезностью украл у меня беззаботное детство. Он меня только воспитывал, но никогда не играл; готов был дать деньги на курс английского, но не на новый автомобиль с дистанционным управлением. Поверь мне, денег у него было достаточно и на то, и на другое. Выдуманные им когда-то принципы стояли выше детских желаний. Он считал, что они без этой ерунды в люди вышли, и мы тоже справимся. Будет больше времени на учебу. Так и в твоем случае. Твоя мама установила правила, которые, как она считала, помогут ей воспитать тебя. Своеобразный забор, за который ни тебе, ни ей нельзя. Теперь ты уже взрослая. У нее отпала необходимость тебя воспитывать и быть примером. Вот они и начали сигать под платформой. Мне кажется, тебе не стоит сильно беспокоиться. У тебя замечательные родители. Мне твоя семья очень понравилась.
– Ты не знал её другой, – горько замечаю я.
– У каждого есть шанс измениться. У тебя, у меня, у наших родителей… – голос Алексея дрожит, он сглатывает подкативший к горлу комок. – Если ты когда-нибудь окажешься в моей семье, то милее людей не найдешь. Но и они не всегда такими были. Или они вынуждены были быть другими. Из-за нас. Чтобы мы стали лучше, чем они.
Я растерялась. Он впервые говорит со мной о личном, о семье. Я вижу, что ему нелегко и даже больно говорить о родителях. Мне хочется прижать его к себе покрепче и уверить, что всё у нас будет хорошо. Он так близко, и под этим зонтом мне с ним так тепло и уютно. Проблемы как-то отошли на второй план, даже беспокойство и голос внутри притихли. И глядя со стороны, наверное, не отличить нас от сотен других влюбленных пар, прогуливающихся по вечерней Москве. Но отличие всё же есть – размером в грецкий орех, совсем не большой, но крепкий, который держит нас на кратчайшем расстоянии друг от друга и не даёт нам соединиться. Я хочу повернуться к нему, броситься на шею, обнять, расцеловать, но передо мной горит «красный» свет. И я не могу его переключить. Просто не могу…
– Давай сюда зайдем, – Алексей показывает на двухэтажный ресторан в восточном стиле с припаркованными у входа дорогими автомобилями.
– Боюсь, он мне не по карману, – я застываю у входа.
– Твои родители накормили меня замечательным обедом, позволь вернуть им долг в твоем лице, – Алексей открывает дверь.
У гардероба нас встречает узбек в халате и белозубо улыбается.
– Вам с девушкой тихое уютное местечко обеспечить? – шепчет Алексею на ухо подоспевший администратор.
– Да, чтобы музыка негромко играла.
– Будет сделано. Музыка у нас включается только, когда танцовщицы выходят.
– А без них никак не обойтись? – Алексей хмурится.
– Нет. Они у нас каждый вечер выступают. Вам понравится, не пожалеете. Кальян будете заказывать? Наше заведение им славится.
Алексей отрицательно качает головой.
– И без этого голова кругом…
Администратор провожает нас на второй этаж в просторный зал, зашитый сверху донизу в дорогие ковры. Они застилают весь пол, в том числе и пространство под низкими столиками. Стульев нет. Посетители в расслабленных позах лежат на мягких подушках, вполголоса разговаривают и курят. В воздухе ощущается легкий запах яблочного табака – за соседним столом двое молодых людей поочередно исторгают из себя клубы светлого дыма. Кальянщик суетится вокруг единственных клиентов.
Мы размещаемся за столиком на двоих друг против друга, сложив ноги лотосом.
– Начнем с чая по-узбекски и хачапури, – распоряжается Алексей. – Обстановка, конечно, здесь не совсем рабочая, но мы про нашу великую цель забывать не будем. Теперь можем вернуться к тому, о чем ты хотела со мной поговорить еще до нашей поездки на дачу.
Слегка одурманенная парами кальяна с соседнего столика, я смотрю на Алексея и думаю, как неважно всё, о чем я хотела поговорить до нашей поездки на дачу: пропавшие деньги в сделке с мошенником, моя никчемная борьба с голосом и собственной глупостью. Сейчас мне хочется только одного – смотреть на него и принадлежать его взгляду. Среди этих ковров и официантов в расшитых костюмах Алексей представляется мне персидским шахом, восседающим на троне. Мне хочется быть его наложницей. Чтобы мы были во дворце, и мне достаточно вытянуть ногу под столом, чтобы он всех выгнал, и мы остались здесь одни.
– Александра, – он машет рукой перед моим остекленевшим взглядом.
– Что? – я вздрагиваю.
– Что-то случилось еще до того, как мы поехали к твоим родителям. Или это больше не актуально?
– Не актуально… – медленно вторю ему я, думая о том, что идея о персидском шахе была всё-таки не самой удачной – у них всегда была куча любимых наложниц. Алексея я бы ни за что не хочу ни с кем делить. – Актуально конечно, просто немного забылось, поутихло за эти дни.
– Расскажи, что осталось, – Алексей достает блокнот с ручкой и подается вперёд.
Жаль всё-таки, что он не художник. Ситуация для создания шедевра сейчас идеальная. Вместо того чтобы обнажать тело, я обнажаю душу. Рассказываю ему всё, как на духу. И про расклейщика объявлений в вагоне метро, и про продавца фенов, и про голос, которому я решила сопротивляться, но тут же села в лужу.
– Села в лужу на Красной площади? – Алексей смеется. – Дождей же не было!
– А я умудрилась найти. Мама мне всегда говорила – беги от этих продажников. Они как цыгане – хорошо знают психологию, любого вокруг пальца обведут и обманут. Ты и не заметишь, как деньги выложишь. А их и след простынет. На этот раз я решила не верить маме на слово и всё проверить сама. Молодой человек казался вполне заслуживающим доверие. Он позвонил шефу и добился скидки для меня. Сказал, что я в течение четырнадцати дней могу вернуть товар. Показал фен – мощный и удобный. Я и подумать не могла, что здесь может быть какой-нибудь подвох – всё-таки у них отдел в ГУМе, пусть и в подвальном помещении с дворовой стороны. В итоге дома я обнаружила в коробке не фен, а какую-то ржавую железку.
