Курица в полете - Вильмонт Екатерина Николаевна (чтение книг TXT) 📗
Как хочется вот сейчас остановить машину и накинуться на нее… А может, просто объясниться с ней по-честному, сказать — так и так, я не могу жениться, не хочу обманывать, согласна принимать меня таким — отлично, нет — очень жаль и давай расстанемся без лишних драм. Ах боже мой, зачем ты, Митяй, опять наступаешь на те же грабли? Она, конечно, согласится принимать тебя таким, но в душе все равно будет надеяться и верить, что сумеет тебя приручить и никуда ты от нее рано или поздно не денешься… А потом она будет умирать от горя, притворяться, что хочет покончить с собой, а то заявит, что беременна, или вовсе родит, сказав, что это будет только ее ребенок, что от меня ей ничего не нужно… Все они такие, все жаждут захомутать мужика. Нет, Митяй, надо бежать, пока не поздно… Мне моя свобода и независимость дороже всего. Но как сладко она сопит… Как хочется ее трахнуть…
— Ой, я заснула! Простите!
А какой голос, с ума сойти.
— Да за что прощать? Ты так сладко спала, видно, действительно утомилась.
— А где это мы едем? В темноте не разберешь, это уже Ленинский?
— Совершенно верно. Элла, говори мне «ты», меня твое «вы» как-то деморализует, я чувствую себя почти старцем…
Она улыбнулась, как ему почудилось, загадочно.
То есть она и впрямь считает меня стариком? С какой стати?
— Что ты делаешь завтра вечером? — неожиданно для себя самого спросил он.
— Пока не знаю. А что?
— Давай завтра куда-нибудь сходим, а? В театр, например, а потом где-нибудь поужинаем, а?
— Можно, — просто и радостно ответила она.
— Хочешь, сходим на концерт Хворостовского, а?
— Туда, наверное, не попасть.
— Но ты хочешь?
— Да нет, пожалуй.
— Ты не любишь пение?
— Очень, очень люблю. Но Хворостовский…
Я умом понимаю, что у него божественный голос, что он изумительно поет, все понимаю и ценю, но.., наверное, я скажу глупость… У меня от его пения мурашки по спине не бегут… Организм не реагирует, понимаете? Это, конечно, мое субъективное ощущение…
Он изумленно взглянул на нее и затормозил.
Они приехали. Он не выдержал и спросил охрипшим голосом:
— А от меня… От меня у тебя бегут мурашки?
— Еще какие! — просто ответила она.
Но тут у него зазвонил мобильный.
— Мама? Что? Да, сейчас еду! Да, мама, понял!
Прости, Элла, отца увезли в больницу… Сердце… Я должен мчаться. Я позвоню. До свидания.
Время шло. Жизнь Эллы вошла в прежнюю колею, словно никогда в ней не было ни телевидения, ни Воронцова. Но вот по дороге с работы она купила очередной номер «ТВ-Парка» и в субботу обнаружила в программе свою передачу — «Рецепты моей бабушки»! Сердце забилось как сумасшедшее. Элла заметалась, ей стало так страшно, как еще никогда в жизни. Что, если я провалюсь? Вдруг мое шоу никуда не годится? Она бегом бросилась домой и позвонила Маше.
Но там никто не отвечал. А Машкин мобильник был заблокирован. Наверное, забыла заплатить.
Она опять открыла журнал, словно надеясь, что на сей раз ее шоу там не окажется. Но напрасно.
Черным по белому было написано: «Рецепты моей бабушки». И более того, справа, где анонсировались старые фильмы и новые программы, была крохотная заметочка: «Канал открывает новую рубрику: „Рецепты моей бабушки“. Ведущая — юрист Елена Якушева». Елена! Какой идиот это писал? А впрочем, так даже лучше — раньше времени никто из знакомых и коллег не узнает. Она еще не видела смонтированный вариант программы. Надо позвонить Пузайцеру, пусть покажет ей, — в конце концов, она имеет право… А то сняли и забыли о ней. Ее кухню, которую она так любовно обживала, разобрали, слишком дорого стоит в Останкине аренда. А новую, скорее всего, и не построят, шоу провалится… Как пить дать провалится!. Увидят зрители на экране такую корову и скажут: куда ты, дура, суешься на экран?
Кто-то на днях говорил, что телекамера очень полнит, мол, в телевизоре каждой женщине, считай, прибавляется восемь кило… Ужас!
Словом, она была в панике. Металась по квартире и в результате затеяла разборку шкафов на кухне. За последнее время там черт знает что образовалось. Вот, если мне заплатят на телевидении, как обещали, надо будет сделать ремонт, хотя бы косметический. И купить новый холодильник, а то этот уже никуда не годится. В наше время просто смешно размораживать холодильник. А какой шикарный холодильник на кухне у Воронцова — огромный, серебристый… Нет, об этом вспоминать нельзя! Это табу! Машка поняла, молчит, ни о чем не спрашивает. Но тут она сама позвонила, и голос у нее звенел от радости:
— Элка, ты сидишь или стоишь?
— Сижу, а что случилось?
— Элка, тогда ляг, а то со стула свалишься!
— Машка, не тяни!
Маша понизила голос:
— Элка, я беременна!
— Нет, правда?
— Правда, правда, истинная правда! Тест подтвердил! Я буду рожать! Мама в восторге! Можешь себе представить!
— Машка, от кого?
— Ты легла? От Пузайцера!
— Машка, кончай шутить!
— Какие шутки! У меня, кроме него, в последнее время никого и не было.
— Но я ничего не заметила.
— А что ты вообще в последнее время замечала?
— Когда ж вы успели?
— Долго ли умеючи?
— Но у него же и так двое детей!
— А при чем тут он? Он свое дело сделал! Между прочим, имей в виду, если ты ему хоть словечко ляпнешь, хоть намекнешь, я с тобой рассорюсь навсегда! Я хочу ребенка, а этот тип мне совершенно не нужен!
— Так ты что.., сознательно.., хотела ребенка именно от Пузайцера?
— Да нет, просто был такой момент, когда я захотела Пузайцера. И легко этого добилась.
И вдруг такой подарок! А что, у него ведь хорошая морда, он трехжильный, детки симпатичные такие, я фотки видела, так что наследственность вполне приличная… А главное — получилось! И мама счастлива. Можешь себе представить, она пошла в поликлинику, обследовалась и сказала: «Я теперь могу с чистой совестью советовать тебе рожать без мужа! Я успею его вырастить!»
— Скажи маме, что я ее обожаю! И буду помогать тебе тоже чем смогу. Это будет мой двоюродный ребенок, ты согласна?
— Помощь принимаю от всех, у кого добрые намерения! Но от Пузайцера ничего не хочу, и меньше всего хочу, чтобы ребенок носил фамилию Пузайцер! Элка, ну скажи, разве не здорово?
Элла рассмеялась:
— Еще как здорово. А как ты себя чувствуешь?
— Великолепно!
— Маш, а у меня тоже новость: в программе объявлена моя передача. Только там написано: ведущая Елена Якушева.
— Вот сволочи! Но в конце концов… Элка, ты, надеюсь. Новый год с нами встречаешь?
— Что за вопрос? Машка, а можно я у тебя одну вещь спрошу?
— Валяй!
— Маш, ты Пузайцера без бейсболки видела?
— Нет! Но я, честно говоря, и не стремилась.
Может, лучше не видеть?
И они расхохотались.
— Элка, на Новый год с тебя фаршированная рыба!
— Договорились!
— Слушай, а тебе не страшно одной смотреть свою передачу?
— Не то слово!
— Хочешь, я к тебе приеду?
— А ты сможешь в субботу?
— Во всяком случае, постараюсь!
И вот настал этот день. Ночь она почти не спала, у нее тряслись руки и пересыхало в горле.
Программа начиналась в десять тридцать утра.
В четверть одиннадцатого в квартиру ворвалась Маша с букетом белых хризантем.
— С ума сошла? — всплеснула руками Элла.
— Да ладно, ставь в воду и включай телик! Между прочим, ты в курсе, что у Воронцова умер отец?
— Откуда ты знаешь?
— Догадайся с трех раз! Вчера мадам Звонарева ходила на похороны! Но перед этим «публичным мероприятием» заехала к нам в салон. И так щебетала-щебетала, какой чудный человек был ее свекор! И безумно жаль бедного Димку, который буквально не в себе от горя! Надо его утешить… Элка, начинается! — закричала она не своим голосом, а Элла обреченно опустилась на диван рядом с ней. — Ой, Элка, какая ты хорошенькая, прелесть!
А на другое утро Элла проснулась знаменитой!
