Курица в полете - Вильмонт Екатерина Николаевна (чтение книг TXT) 📗
— Люблю, — улыбнулась Элла. Интересно, подумала она, с кем мама съест привезенную мною икру? И вспомнит ли обо мне? А впрочем, это неважно. Надо, наверное, было послать ей к Рождеству открытку. Но я так замоталась…
В уютной кухне они ужинали и говорили о предстоящей совместной работе.
— Я чувствую, что на такой марафон моих рецептов не хватит, придется засесть за поваренные книги.
— Только помните, рецепты должны быть попроще и подешевле, — смеялась Елизавета Петровна, пододвигая гостье большую стеклянную банку икры. — Ешьте, ешьте, не стесняйтесь, мне привезли литровую банку, вон сколько еще осталось!
Их разговору то и дело мешал телефон. Хозяйка отвечала, не скрывая своего раздражения, впрочем, не скрывала только от Эллы, ее собеседники не могли это заметить. Но вот, ответив на очередной звонок, она вдруг порозовела и с трубкой ушла в другую комнату. Наверное, он звонит, сообразила Элла. Она почему-то ощутила неприязнь к этому человеку. Но тут же сказала себе: что ты о нем знаешь? Елизавета Петровна быстро вернулась и решительно отключила телефон:
— Ну вот, можно и расслабиться, все необходимые звонки уже были. А остальные подождут.
Имею я право в выходной день хоть немного отдохнуть? Знаете, пока он не позвонит, мне трудно жить.
— Он каждый день звонит?
— Нет. Каждый день у него не получается.
Но по выходным — обязательно. Он уходит надолго гулять с собакой и звонит мне по сотовому. Мне важно знать, что он жив-здоров. И ему тоже.
— Вы часто видитесь?
— Нет, не очень. Он занятой человек. Но два раза в год вырываемся на недельку или пять дней… и тогда уж наговориться не можем… Знаете, мы две половинки, которые разминулись в жизни. Хотя, вероятно, были предназначены друг для друга.
Жизнь столько раз сталкивала нас, пока мы наконец не поняли, что это неспроста… Но поняли, когда что-то кардинально менять было уже невозможно. Простите, Элла, что я так вдруг с вами разоткровенничалась, но вы были невольным свидетелем, и это словно дает мне право нести всю эту чушь…
— Но почему же чушь?
— Вам это интересно?
— Господи, конечно! — искренне заверила ее Элла.
— Тогда я расскажу вам с самого начала, можно?
Элла кивнула в ответ.
— Мне было шестнадцать, а ему под тридцать, он ухаживал за моей старшей сестрой. Впервые он пришел на день ее рождения, а она родилась тридцать первого декабря… Это был день рождения и Новый год. У нас дома собралось много гостей, как обычно. В этот день у нас всегда было страшно весело, и Рита пригласила своего кавалера. Когда он позвонил, я побежала открывать.
И стоило мне его увидеть… И он тоже… Это была любовь с первого взгляда, хотя он был уже совсем-совсем взрослый. Мы ничего друг другу не сказали, но я все время ловила на себе его взгляд.
Он был некрасивый, но… В нем, как сказала моя бабушка, было двести процентов мужика. Моя сестра не принимала его всерьез, он был, как ей казалось, неперспективный… И все равно, я не смела , даже думать о нем. Меня так воспитали — чужое не тронь. К тому же выяснилось, что он женат, хоть и собирается разводиться… Словом, трудно придумать более неподходящий объект для первой любви. Но ведь сердцу не прикажешь… Вероятно, сестра что-то почуяла, больше он в нашем доме не появлялся. А спросить у нее я не смела.
И как выяснилось потом, он тоже не смел… Жизнь берет свое, и через год я забыла о нем. Окончание школы, поступление в институт, студенческая жизнь, какие-то легкие романы. Начало шестидесятых, поэтические вечера в Лужниках, в Политехническом… Но однажды я встретила его в метро. Я сразу его узнала, он был с какой-то женщиной… Я не решилась его окликнуть, но глаз отвести не могла. Он почувствовал мой взгляд, посмотрел на меня, узнал и побледнел. Так побледнел, что я поняла — он меня не забыл. Сестра , моя к тому времени уж давно вышла замуж. И в тот же день он позвонил мне и пригласил в кино. В те годы кафе были наперечет, рестораны тоже. Мы встретились, ни в какое кино не пошли, а гуляли по улицам, благо была поздняя весна. И он говорил мне странные вещи — что влюбился с первого взгляда, что не мог забыть, но тогда я была еще ребенком.., а теперь вот… Он женат, его жена беременна… Увидев меня, он потерял самообладание, понял, что просто обязан сказать мне о том, что чувствует ко мне, но… Он не может сейчас бросить жену и не хочет вести двойную жизнь. Это было бы нечестно по отношению ко мне, и он не имеет права портить мне молодость. Я слушала все это, мне хотелось крикнуть, что он испортит мне жизнь, если уйдет… Что я готова ради него на все, но не сказала.., гордость не позволила. Да он меня почти и не слушал, ему важно было выговориться самому. Мы опять расстались на много лет.
И опять встретились случайно в Прибалтике, на курорте, где я была с мужем и сыном, а он с женой и дочками-двойняшками. И казалось уже, что все прошло, мы стали общаться семьями, он даже как-то сдружился с моим мужем — на автомобильной почве. Но я в какой-то момент поняла, что люблю его без памяти и не могу вынести этого общения. Я придумала какую-то историю, — оставила сына с мужем и улетела в Москву. Мне было страшно. Он прилетел на другой день, пришел ко мне, и нас уже ничто не могло удержать. Он твердил, что разведется с женой, что готов на все, что и так полжизни потеряно, я тоже обещала ему уйти от мужа. Мы решили, что уедем, к черту, из Москвы куда-нибудь в Сибирь или на Дальний Восток. Но… Дальше все было как в плохих фильмах: заболел мой сын, и я, разумеется, решила, что это мне кара за намерение разрушить разом две семьи. И категорически отказалась от него. Мне на мгновение тогда почудилось, что он вздохнул с облегчением… Больше мы не виделись. И встретились четыре года назад. Я к тому времени овдовела, сын вырос и жил отдельно, и его дочки уехали за границу… Но ему уже за шестьдесят, нет сил что-то рушить, и у нас начался самый банальный роман. И знаете, нам так хорошо вместе… Наша совесть чиста. Он, конечно, изменяет со мной жене, но не чувствует больше своей вины. Он создал ей в высшей степени комфортную, благополучную жизнь, но на решительные шаги ему не хватает сил. Я это понимаю, мне и так хорошо с ним…
Я даже могу сказать, что я счастлива. Вот рассказала все и вижу — рассказывать-то нечего, собственно.., просто иногда кажется, что мы оба прожили какую-то не свою жизнь… Хотя он, вероятно, так не думает. Простите, что заморочила вам голову такой ерундой. Иногда кажется, что твоя история бог весть какая запутанная и драматическая, а расскажешь другому человеку — пшик! Или просто я не умею рассказывать… Знаете, я иногда думаю: вот дай мы себе волю в молодости, все давным-давно перегорело бы… А так мы сохранили что-то… Знаете, как у Тютчева: «О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней…» Я просыпаюсь и засыпаю с мыслью о нем, я вспоминаю наши поездки, наши свидания. Я мысленно с ним разговариваю, рассказываю о своих делах… А когда мы встречаемся, он так спешит выговориться, посвятить меня в свои дела… И я твердо знаю: у него нет никого ближе меня — и даже хорошо, что мы живем врозь. Мы ведь уже старые… если б стали жить вместе, кто знает, как бы все повернулось… Ох, простите, я вас заболтала, но вы сами виноваты, в вас есть что-то такое, что хочется все вам рассказать. Ну а вы? Вы замужем?
— Нет.
— А любовь.., у вас есть любовь?
— Даже не знаю, что ответить…
— Без любви нельзя, совсем нельзя!
— Я понимаю… У меня была любовь…
И Элла вдруг все ей рассказала.
— Боже, какая романтическая история! — всплеснула руками Елизавета Петровна.
Они проболтали допоздна и расстались почти подругами.
На улице было хорошо — сухо, чисто и тепло, плюс три градуса, и Элла решила пройтись пешком. Разговор с Елизаветой Петровной разбередил все чувства, и надо было успокоиться. Сейчас не до любви. Впереди уйма работы! Агентство, радио и, скорее всего, телевидение. Елизавета Петровна уверена, что мое шоу будет иметь успех. Надо завтра же начать поиск старинных поваренных книг, порыться в Интернете, поспрашивать знакомых.
