Яблоневый дворик - Даути Луиза (читать книги регистрация .txt, .fb2) 📗

12

Всю оставшуюся часть недели я пребывала в угнетенном состоянии, хотя по идее должна была почувствовать некоторое облегчение. Все кончено, никто не собирается никуда обращаться, так что надо найти в себе силы и жить дальше. Собственно говоря, Кевин не сообщил мне почти ничего нового. И тем не менее я часто просыпалась по ночам и по несколько часов лежала без сна, уставившись в потолок. По утрам просыпалась с чугунной головой, с трудом заставляла себя оторваться от подушки и, прежде чем встать, подолгу сидела на краю кровати. Приходилось соблюдать осторожность, чтобы Гай ничего не заметил.

Он пропадал на работе. Ты тоже. Время от времени ты звонил, стараясь меня поддержать, но по твоему голосу мне иногда казалось, что ты просто выполняешь взятое на себя обязательство. Я тоже изменилась, стала другой. Если чувствовала, что у меня нет сил притворяться, не снимала трубку. А когда снимала, старалась первой закончить разговор и, отключившись, плакала. На работе отменила все встречи, какие могла. Взяла на несколько дней отпуск, пообещав оставаться на связи по телефону и электронной почте. Но даже телефонные звонки требовали огромных усилий. Мне ни с кем не хотелось говорить.

* * *

В выходной нас с Гаем пригласили в гости. Мы в общем-то не очень компанейские люди: он ненавидит светскую болтовню и сидит обычно со скучающим видом, пока не услышит что-то интересное, — тогда он встряхивается, как лабрадор, которого позвали на прогулку. Ужин в гостях — последнее, чего бы мне хотелось, но я старалась жить в обычном режиме.

Мы собирались, когда Гай вдруг спросил:

— Ты не идешь в душ?

Я в это время натягивала узкое синее платье, которое энергично на мне потрескивало.

— Ты на что-то намекаешь? — пробормотала я, закончив борьбу с платьем и направляясь к туалетному столику. Я выбрала дорогие духи, подарок Гая. Пшик-пшик, нажала я на золотую головку и очертила вокруг запястий туманные облачка.

— Нет, просто в последнее время ты то и дело принимаешь душ.

* * *

Мы приехали в Харроу-он-зе-Хилл. У Гарри и Марсии огромный дом: один из них из очень богатой семьи. На ужин были приглашены гости, которых мы не знали, и я очень надеялась, что среди них не окажется представителей юридической профессии. После встречи с Кевином я иногда смотрела в метро на хорошо одетых мужчин, видом соответствующих моему представлению о юристах, и гадала: если кому-то из них пришлось бы защищать Джорджа Крэддока, испытал бы он удовлетворение, добившись для негодяя оправдательного приговора?

* * *

Это был настоящий званый ужин: двенадцать человек за овальным столом в желтой кухне-столовой, расположенной на веранде под стеклянной крышей. Мы мирно добрались до пудинга. Позже Гай сказал, что до этого я весь вечер просидела молча. Вот тут-то все и началось. В те дни самой большой новостью был сексуальный скандал: крупного политика обвинили в нападении на горничную отеля в Нью-Йорке.

— Кого мне жалко, так это его жену, — сказал наш друг Гарри, хозяин дома.

Его дети-подростки то и дело появлялись на кухне, чтобы достать из невероятных размеров холодильника очередную бутылку газировки. Они принимали своих друзей наверху. Где-то спала младшая дочь — поздний ребенок. Рядом с Гарри сидел мужчина с седой козлиной бородкой, похожей на направленную вверх стрелку.

— Знаете, видел я эту горничную по телевизору… — презрительно хмыкнул он, как будто этим все было сказано. Заметив, что все смотрят на него, он добавил: — Она лгала перед Большим жюри.

Я тебя не знаю, подумала я, глядя на него.

Жена человека с козлиной бородкой — ее я тоже не знала — вдруг ощетинилась. Она сидела прямо напротив мужа.

— Она лгала о своем иммиграционном статусе. Тебе не кажется, что так поступил бы каждый, если бы отчаянно нуждался в работе?

«Козлиная бородка» был уже сильно навеселе. Дотянувшись до середины стола, он взял бутылку вина и наполнил свой бокал.

— Моя жена знает, что говорит, — произнес он, обращаясь к бокалу. — Она — иммиграционный адвокат. Если мы поедем домой на такси, к концу поездки у нее будет новый клиент.

— В то время как мой муж… — начала жена, с улыбкой оглядывая нас.

Но тут вмешалась хозяйка дома, Марсия. Она боялась, что вечер будет испорчен, и я ее понимала. Нет ничего хуже супружеской пары, которая весь вечер обменивается через стол колкостями, сводя на нет усилия хозяев. Гарри и Марсия были мне симпатичны. Они собирали гостей, даже когда их дети были совсем маленькими, то есть на этапе, когда у большинства родителей нет времени сварить для себя яйцо. У них всегда подавали хорошую еду и хорошее вино, они любили приглашать незнакомых между собой людей; словом, по-настоящему гостеприимный, щедрый дом.

— Мне пришла в голову дурацкая мысль, — сказала Марсия, пытаясь разрядить атмосферу. — Разве можно принудить кого-то к оральному сексу? Вы же можете его просто укусить!

Она легонько шлепнула ладонью по столу и обвела нас взглядом, приглашая посмеяться вместе с ней. Концы ее светлых волос загибались вверх, бросая вызов гравитации. На ней было простое черное платье с ниткой серебряных бус. Гарри обожал свою жену.

Мне вдруг стало трудно дышать. Почему здесь такая жара? Дальше началось что-то странное. Глядя на Марсию, я мысленно произносила речь о том, как глупо судить о том, в чем ничего не понимаешь; о том, как парализует страх; о том, как невыносимо слушать, когда женщины вслед за мужчинами несут всякую высокомерную чепуху. Прокрутив в голове эту красноречивую тираду, я сама не заметила, как выпалила вслух ее завершающую часть, причем мои слова звучали не гневно и яростно, а жестко и холодно:

— Не сомневаюсь, Марсия, что ты именно так и сделала бы. Тебе это нетрудно — с твоим идеальным домом, идеальным мужем и идеальными, черт бы вас всех побрал, детьми. Да еще получила бы кайф!

Воцарилась неловкая тишина. Все смотрели на меня.

Я вертела в руках десертную ложку. Марсия подала мой любимый лимонный пудинг. Вечер в желтых тонах, мелькнуло у меня: стены цвета подсолнуха, светлые волосы хозяйки, лимонный пудинг.

— Ну… — проговорила Марсия, все еще улыбаясь, и беспомощно огляделась. — Ну, я же не…

Я, пытаясь сделать вид, что ничего особенного не произошло, откинулась на спинку стула и уронила ложку на стол. Она упала с металлическим лязгом.

— Знаешь, что, на мой взгляд, действительно страшно? То, что ты — очень умная женщина, с которой никогда не случалось ничего по-настоящему ужасного. По этой причине ты просто не в состоянии понять, что переживают люди, с которыми это происходит. Но страшнее всего… — Я повернулась к ней и, уже не скрывая яда, закончила: Страшнее всего, что из таких, как ты, набирают присяжных.

Марсия опустила глаза. Ее идеальное лицо порозовело. В желтой комнате стояла плотная густая тишина. Все смотрели на Марсию, пока ее не выручил кто-то из детей, закричавший с лестничной площадки: «Мам! Эй, ма-а-ам!»

* * *

В машине по дороге домой мы долго молчали. Потом Гай сказал:

— Обязательно было на нее набрасываться?

— О-о, ради всего святого, — пробурчала я, думая о том, не напомнить ли ему, сколько раз он сам обижал других, будучи в гостях.

— Она хорошая женщина, — мягко проговорил Гай. — Она же нам нравится, ты не забыла? Она не дура, просто один раз сказала глупость. Марсия — милая, славная женщина.

— От этого все еще хуже.

У него хватило ума замолчать.

* * *

Мы добрались до дома. Ворота были открыты. Гай аккуратно развернулся и въехал на дорожку; раздался знакомый хруст гравия. Некоторое время двигатель продолжал тарахтеть на холостом ходу, потом Гай его выключил. Мы сидели в темноте и молчали. Ни один из нас не шевелился.