Яблоневый дворик - Даути Луиза (читать книги регистрация .txt, .fb2) 📗

Гай смотрел прямо перед собой. Пожалуйста, пожалуйста, не спрашивай меня ни о чем, мысленно взмолилась я.

— Ивонн… — произнес он.

Я поспешно выскочила из машины и захлопнула за собой дверцу. Добежав до двери, вспомнила, что ключи от дома у Гая. Мне пришлось стоять и ждать, пока он медленно вылезал из машины, тщательно ее запирал и проверял замки.

* * *

Следующие две недели ушли на то, чтобы принять решение, что мне делать. На этом пути меня поджидали некоторые неприятные моменты. Я не могла с тобой связаться и начала подозревать, что ты сознательно не отвечаешь на мои звонки. Я тебя не винила. Раз ты не отвечаешь, значит, у тебя нет возможности вести со мной долгие беседы, а короткие уже потеряли всякий смысл. Я пряталась от людей. Избегала всех, кроме тебя. Ты — это все, что у меня было. Извини.

Однажды утром на канале «Радио-4» в дискуссии о сексуальном насилии выступал представитель Министерства внутренних дел. Он сказал, что, по его мнению, наказание за серьезные преступления должно быть ужесточено. Я слушала его, и перед глазами у меня все плыло. По собственной кухне я передвигалась, натыкаясь на углы.

* * *

Потом случилось неизбежное. Мы с тобой не виделись целую неделю и всего один раз разговаривали по телефону, и то недолго. Я поняла, что ты испуган, и не удивилась. Я тоже была испугана. Однажды днем, когда Гая не было дома, я поднялась к себе в кабинет, для храбрости прихватив бокал вина.

С тяжелым сердцем открыла знакомый документ. Посылать тебе письма я по-прежнему не могла, тем более сейчас, разве что коротенькую эсэмэску. Но, чтобы объяснить тебе все в двух словах, мне надо самой во всем разобраться.

Дорогой Икс!

Прежде чем начать это письмо, я попробовала перечитать предыдущие, написанные в более стабильном душевном состоянии, но не смогла. Их строки причиняли невыносимую боль. Как я заблуждалась, думая, что справлюсь со всем, что пошлет мне судьба. Теперь я понимаю: нет, не справлюсь.

Стоит ли перечислять все мои неприятности? Самая большая заключалась в том, что я не могла рассказать о тебе никому из друзей. Ты непредсказуем, властен и питаешь склонность к рискованному сексу — этих характеристик более чем достаточно, чтобы те, кто меня любит, забили тревогу. На их месте я бы тоже заволновалась. Но пока я гадала, способен ли ты причинить мне боль, и пыталась понять, что влечет меня к тебе — желание пощекотать нервы или безрассудство, — совсем другой человек, на первый взгляд безобидный, подкарауливал меня и ждал своего часа. Будь я помоложе, наверняка отшатнулась бы от тебя. Но ты встретился мне, когда я решила, что бояться мне больше нечего. Любая женщина знает, каких мужчин следует опасаться. С того дня, когда ей разрешают одной выходить из дома, она кожей чует возможную угрозу, исходит ли та от хорошо одетого мужчины, слишком близко притиснувшегося к ней в автобусе, от пускающего при виде нее слюни старика или от компании орущих непристойности пьяных парней на пороге паба.

Теперь-то я знаю, как слепа интуиция. Она не подает сигналов тревоги, когда ты, предварительно изрядно набравшись, с легким сердцем соглашаешься остаться наедине с человеком, от которого не ждешь никаких неприятных сюрпризов. Даже если он вдруг начнет к тебе приставать, ты ведь с ним справишься, правда? Ты взрослая женщина. Ты занимаешь высокое положение в обществе. В конце концов, влепи ему пощечину, и он быстро все поймет.

Теперь я больше не боюсь опасных мужчин. Я боюсь других — милых и дружелюбных. Незнакомые грабители в темноте меня не пугают. Пугают знакомые, даже если они не грабители.

Поставив точку, я долго смотрела на экран. Перечитала написанное, закрыла документ, с удовлетворением подумала, что кроме меня его никто никогда не прочтет, и отправила тебе эсэмэску.

Дорогой! То, чем мы занимались, было игрой, но потом игра вдруг превратилась во что-то очень серьезное. И страшное. Я знаю, как тебе трудно.

Я заплакала.

Наверное, нам лучше пока не общаться.

Мои пальцы замерли. К чему это недомолвки?

Не звони мне и не пиши. Я сама с тобой свяжусь, когда все наладится. Прости.

По щекам текли слезы жалости к себе. Очень хотелось добавить в конце: «С любовью», но вместо этого я написала:

Отправляю, пока не передумала. Муж дома, так что пока. Yx.

Я нажала «Отправить». Положила телефон на стол, закрыла лицо руками и заревела уже по-настоящему. Гай вернется не раньше чем через два часа. Успею выплакаться.

Я вытерла глаза рукавом; на светло-зеленой ткани остался след туши для ресниц. Жалко кофточку, я ее любила. Ну да ладно. Глупая корова. Так тебе и надо. А чего ты ждала? Я представила, как рассказываю свою историю офицеру полиции или присяжным. Многие решат, что я получила по заслугам. Возможно, они будут правы. Я подумала о молодых женщинах, прошедших через то же, через что прошла я. Им кажется, что жизнь их сломана. Мне пятьдесят два года. Я давно живу и многого добилась. Если повезет, еще долго проживу и сделаю еще больше. Меня охватило странное ощущение усталого покоя, которое всегда наступает после долгих рыданий.

Я взяла мобильник и повертела его в руках. От тебя ничего не приходило — телефон молчал и не включался на режим вибрации, но я все равно заглянула в папку «Сообщения». Глубоко вздохнула и отключила аппарат.

* * *

Первый день без тебя был днем сплошной боли, но в этой боли пока что ощущался некий изыск. Нечто похожее испытывает тот, кто бросает курить или садится на жесткую диету; он полон решимости терпеть лишения, ведь поначалу его подогревает адреналин и сознание добровольного отказа от дурной привычки. Да и в том, чтобы бередить рану, есть свое удовольствие. Много лет назад я работала с женщиной по имени Шивон, которая страдала хроническим заболеванием ушей. Во время обострений она, сходя с ума от боли, принималась прочищать уши ватными жгутиками. Наши столы стояли по соседству, и я зачарованно наблюдала, как она скручивает ватку и слегка смачивает ее слюной, пока та не превратится в длинный узкий конус. Маленькая, белокожая, с повадками сорванца, Шивон трудилась над своим жгутиком, приоткрыв рот и высунув от усердия кончик языка. Добившись нужного результата, она с тем же сосредоточенным видом вставляла жгутик в ухо, проталкивая его поглубже, к источнику зуда и боли. Как она говорила, у нее в голове раздается в этот миг тоненькое «динь-динь-динь». Она заранее знала, что ее усилия не принесут ощутимого результата, но за эти несколько мгновений, когда зуд утихал, успевала пережить состояние, близкое к экстазу.

Так и я в первый день каждый час проверяла телефон, настойчиво бередя свою рану и лишний раз получая подтверждение, что ты молчишь. Убеждаясь в очевидном, я испытывала пронзительную горечь своей правоты и страха. Я напряженно ковырялась в своем горе. Динь-динь-динь.

В общем, первый день кое-как прошел. Даже на следующий страдание все еще доставляло мне извращенное удовольствие. Твое молчание, уговаривала я себя, оправдывает мое решение. Значит, ты и сам хотел разрыва, но в сложившихся обстоятельствах не мог в этом признаться. Зато теперь ты свободен.

В четверг утром, выйдя из туалета, я обнаружила на своем обычном телефоне три заблокированных пропущенных вызова. Или от тебя, или опять спам, как месяц-полтора назад. Я проверила предоплаченный мобильник. На нем ничего не было. Я выключила оба аппарата.

* * *

На протяжении следующих дней я утешалась сознанием того, что поступила правильно, следовательно, прихожу в норму. Я старательно ухаживала за собой. Часто принимала ванну. Ходила гулять в парк. Была ласкова с Гаем. Повторяла себе, что худшее позади. Пора перешагнуть через эту историю и идти дальше.