Мерцание золота - Кожедуб Александр Константинович (книга регистрации .TXT) 📗

— Выкупили, — просто сказал Магомед. — Теперь кровников ищу.

— Кого? — не понял я.

— Тех, кто меня в плену бил, — улыбнулся Магомед. — Шесть человек. Уже осталось четыре.

Я посмотрел по сторонам. Город нежился под сентябрьским солнцем. Над шутками джигитов громко смеялись девушки. Из многочисленных ресторанчиков и кафе пахло шашлыком. Кричали чайки.

— Зайдем покушаем? — предложил Магомед.

В принципе я уже проголодался. Мы зашли в кафе под открытым небом. Магомед принес порцию шашлыка и маленькую плоскую бутылку коньяка.

— А вы? — спросил я.

— Говори «ты», — махнул рукой Магомед. — Пока с кровниками не рассчитаюсь, аппетита нет.

Я обратил внимание, что все вокруг говорили по-русски, но с сильным акцентом. Что за девочка приехала из Махачкалы в Ганцевичи, у которой был, как мне казалось, образцовый русский язык? Или он мне тогда только казался образцовым?

— В Махачкале много русских? — спросил я.

— Много, — ответил Магомед. — Всех национальностей много. Даже азербайджанцы есть.

— А чеченцы?

— Чеченцы там, — показал в сторону гор Магомед. — У нас море.

Да, море, пляж, девушки в прозрачных рубашках, магнолии, платаны и олеандры.

— А со мной почему ходишь?

— Попросили, — улыбнулся Магомед. — К Ахмеду пойдем?

— Конечно, — поднялся я.

Магомед взял со стола бутылку, завинтил пробку и положил в задний карман брюк. Мы выпили по рюмке, не больше.

— Куда идти? — бодро осведомился я.

— Туда, — показал на набережную Магомед.

Как и во многих приморских городах нашей страны, набережная в Махачкале была длинная и просторная. Идти по ней было одно удовольствие. Я обратил внимание, что на набережной почти не было самостроя, характерной приметы девяностых. Либо в Махачкале чтили советские традиции, либо здесь был хороший хозяин. А может, и то и другое.

Вдалеке я заметил одинокий столик, за которым сидел человек. Чем ближе мы к нему подходили, тем мне становилось тревожнее. В нашей стране на всех приморских набережных происходит одно и то же — люди по ним гуляют. Здесь тоже гуляли, но почти каждый из прохожих останавливался у столика и приветствовал человека, сидевшего за ним. Кто-то обнимал, кто-то хлопал по плечу. Женщины и девушки здоровались без фамильярности. Как я понял, фамильярность здесь вообще была не в чести.

«Ахмед! — наконец дошло до меня. — За столиком сидит Ахмед Цадатов и кого-то ждет».

Да, так оно и было: за столиком у моря Цадатов ждал своего редактора. Я подошел, мы обнялись, неизвестно откуда появился второй стул, и теперь за столиком сидели два человека.

— Как долетел? — спросил Ахмед.

— Хорошо.

— В гостиницу поселили?

— Да.

— Здесь немножко выпьем и поедем ко мне. Ты уже был у меня?

— Нет.

— Сейчас будешь. У меня Кугультинов, Капутикян, Марцинкявичус, Чиладзе, Драч — все были. Егор Исаев тоже был.

Я обратил внимание, что имена белорусских поэтов в этом перечне не прозвучали. Но белорусы никогда не любили куда-либо ездить, только в эмиграцию и эвакуацию.

Когда-то я работал на телевидении и знал, что такое мизансцена. Эта мизансцена была великолепна. Приморская набережная, на которую опускается нежная южная ночь. Одинокий столик у моря. Усталый патриарх, сидящий за ним. И бесчисленная череда поклонников, приветствующих патриарха.

«В Беларуси такое и присниться не могло», — подумал я.

«В Беларуси нет моря», — одернуло меня второе я, которое изредка заявляло о себе. С годами, правда, это происходило все реже.

— Книгу смотрел? — спросил Цадатов.

— Конечно, — сказал я. — Получается восемь полноценных томов. Очень хорошее собрание сочинений.

— Как у Михалкова?

— Лучше, — твердо сказал я. — И значительно больше.

Классик удовлетворенно кивнул. Столик у моря, восемь прижизненных томов сочинений, всенародная любовь — что еще надо, чтобы встретить бессмертие?

— Как здоровье? — спросил я.

Вопрос, конечно, был бестактный, но я из Москвы, мне можно.

— Из больницы вышел, чтобы с тобой встретиться, — вздохнул Ахмед. — Бумаги подпишем — и опять в больницу. Не пью уже! Только с тобой.

Из-за спины показалась рука с бутылочкой коньяка и капнула в две рюмки. «Магомед», — догадался я.

Мы чокнулись. Я глотнул, Цадатов лишь сделал вид, что пьет.

«И тебя это ждет, — снова вылезло мое второе я. — Сколько твоих собратьев по перу отправилось к праотцам из-за этих вот рюмочек!»

«Пошел вон! — разозлился я. — За столик патриарха позвали меня, а не тебя».

«Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав, — не преминул показать свою образованность мой оппонент. — Пить любой дурак может, а ты вот не пей!»

С этими словами он удалился.

— Магомед! — позвал Ахмед.

К столику подскочил помощник Цадатова и помог ему подняться.

«У них тут все Магомеды или есть и другие имена?» — подумал я.

— Есть, — сказал Ахмед. — Это Ибрагим, тоже помощник.

Человек, как две капли воды похожий на Магомеда, помахал мне рукой.

— У тебя помощник есть? — встревожился Ахмед.

— Есть, — сказал я.

— Хорошо, — успокоился классик. — Завтра он тебя ко мне привезет, и мы все решим. Устал сегодня.

Что ж, завтра так завтра. Шумит море, над головой сияют крупные звезды, пахнет акация — куда торопиться?

— Поживи еще, — кивнул Цадатов. — Махачкала хороший город. Не хуже, чем Гуниб или Москва.

«Гуниб, кажется, был последним оплотом Шамиля? — вспомнил я. — А в Москве у каждого из нас по квартире. Проживем как-нибудь».

В гостиницу я снова поехал на машине Магомеда-министра. По дороге он поведал, что недавно едва не стал жертвой террористического акта.

— Выхожу из подъезда, меня вот эта машина ждет, — похлопал он рукой по сиденью, — у двери меня опережает девочка, в школу торопится. Я ее пропустил — и вдруг взрыв. Меня чуть-чуть ранило, девочку нет. Жизнь мне спасла!

В Махачкале я уже почти ничему не удивлялся, но эта история все же выходила за рамки обычной.

— Кто на вас охотится? — после паузы спросил я.

— Враги, — вздохнул Магомед. — Здесь у нас много врагов.

— Ваххабиты?

— И эти тоже, — отвернулся от меня и стал смотреть в окно министр.

Чувствовалось, разговор ему был неприятен. Но ведь не я его начинал.

Магомед-охранник, сидевший рядом со мной, пощупал кобуру под мышкой.

Когда-нибудь на Кавказе воцарится спокойствие? Или он останется пороховой бочкой на все времена?

С этой мыслью я вошел в гостиницу. За мной по пятам следовал Магомед. У нас были соседние номера, и я теперь понимал почему.

5

Я сел в машину и по привычке включил радио.

«В Махачкале в результате террористического акта погиб министр информации и национальных отношений…» — услышал я голос диктора.

— Ничего себе! — нажал я на тормоз. — Неужели Магомед?

Информацию о теракте передавали по всем новостным каналам, и мои сомнения отпали. Враги все-таки достали Магомеда.

В издательстве уже была практически закончена работа над собранием сочинений Цадатова. Я принес оригинал-макет первого тома на подпись Вепсову.

— Все в порядке? — взял он в руки титульный лист.

— Надеюсь, — посмотрел я на Тима.

Кот даже не открыл глаз. Если Тим дает добро, значит, действительно все в порядке.

— Выйдет восьмой том, — сказал директор, — придется снова ехать в Махачкалу.

— Зачем? — спросил я.

Кажется, я уже задавал этот вопрос перед первой поездкой.

— Вручать руководству республики! — поднял вверх короткий указательный палец Вепсов. — Может быть, я и сам поеду.

Я с сомнением посмотрел на него. Из своего кабинета он выбирался лишь в исключительных случаях. Бывало, и ночевал в комнатке за сценой. Впрочем, восьмитомник Цадатова вполне тянул на исключительный случай.

В Махачкалу мы все-таки полетели вдвоем, причем из вип-персоны я мгновенно превратился в носильщика.