Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens (сборник) - Минаев Сергей Сергеевич (читаем книги онлайн бесплатно TXT, FB2) 📗
– А «Альфа»-то тут при чём? Как она с «Зевсом» связана?
– А ты скандал с ценными бумагами помнишь? Когда в аппарате Минфина сняли пять человек.
– Чего-то… ик… не припоминаю, – Костя был уже изрядно пьян.
– Значит, у тебя пока доступа нет к таким вещам. Это же только близкий круг знает. В общем, я тебе скажу. Хотя, конечно, не должен, но, учитывая свою личную заинтересованность в банкротстве «Зевса», скажу. «Зевс» с «Альфой» участвовали в нескольких госпроектах. И на государственные деньги мутили свои операции с ценными бумагами. Где-то поднаебали чиновников, и у них эту кормушку Минфин отобрал. А в отместку решил ещё и проверку учинить. Типа, в связи с обналичкой. Оба банка ринулись активы выводить за границу. «Зевс» почти прекратил выдачу денег вкладчикам. У «Альфы» эти проблемы только начались. Завтра у главных офисов этих банков народ собираться начнёт. В «Альфе» сегодня вечером закрыли главный офис. Раньше обычного. Хотя «Альфа», скорее всего, выкрутится. А «Зевс» давно уже по уши в говне. Если первым напишешь, что падение этих двух банков вызовет летом новый банковский кризис, похуже 1998 года, войдёшь в историю. Считай, инсайд тебе даю.
– А если не вызовет? – Костя глупо смотрит на меня.
– Вызовет, брат. Обязательно вызовет. Это уже решено… там, – я делаю серьёзное лицо и замолкаю.
– Слушай, ну про «Зевс» я вроде слышал. Но с «Альфой» мне стремновато связываться. Может, ну его на хуй? Как проверить-то?
– А ты завтра с утра, часов в десять, пришли своих фотографов к офисам «Зевса» и «Альфы». Если толпу народа не заметишь, считай, я ошибся. А если заметишь – садись и пиши статью. А я тебя поддержу своей медийкой по полной. Мне нужен «Зевс», а тебе исторический материал по поводу кризиса, согласен?
– Ну… типа того… а у нас виски ещё осталось?
– Говно вопрос. – Я прикидываюсь совершенно пьяным и кричу официанту: – Человек! Человек, виски кончился. Ещё пятьсот.
– Антох, а Антох. А если на газету «Альфа» наедет? Или «Зевс»?
– Братишка… «Зевса» через два дня после выхода твоего материала и работы моих ресурсов не будет как структуры. Понимаешь? Он обанкротится. И «Альфа», скорее всего. Даже если с «Альфой» ничего не случится, проблем не будет. Мы же не сами работаем, а по правительственному заказу, врубаешься? Тебе ещё грамоту пришлют правительственную. И, кстати, твой гонорар за статью – пятёрка евро.
– Евро? – Костя, как мне показалось, даже протрезвел. – А почему евро?
– Мы же Европа почти, правда?
– Информация проверенная?
– Вот завтра пришлёшь фотографов к офисам этих банков и проверишь. Наливай.
После того как мы выпили ещё по сто, я решил, что дальнейшие возлияния могут привести к тому, что Костя с утра попросту не сможет воспроизвести в памяти наш диалог. Я попросил счёт, Костя стал упорствовать, и мне пришлось включить программу «заботливый старый товарищ, тоже бухой в говно». После всех моих «брат, нам хватит», «завтра ещё работать», «я тебя прошу как друга», «надо беречь себя – ты звезда журналистики», «не последний раз» и «я уже рассчитался, пошли» мне удалось вывести Угольникова на улицу. Там мы ещё продолжительное время обнимались и целовались, в итоге я загрузил пьяного Угольникова в машину и довёз до дома. Судя по тому, что последние двадцать минут дороги он не блевал, а наоборот, сокрушался, «как же они, суки банковские, так лихо рынок скрутили» и рассказывал мне теорию взаимосвязи мировых финансовых кризисов, операция прошла успешно.
Приехав домой в весьма нетрезвом виде, я долго бродил по квартире, натыкаясь на дверные косяки, углы и бытовую технику. В какой-то момент я зашёл в гостиную и зачем-то лёг на пол. Минут десять я таращился в потолок, пока мне не показалось, что прямо на меня падает люстра. Тогда я вынул из кармана мобильный и набрал Генку Орлова:
– Алё, Ген, ты не спишь?
– Спишь? Какой, на хер, спишь, время половина седьмого вечера.
– Да? Ахуительно… а я думал… Слушай, Гена… тут такая ситуация нарисовалась. В стране начался финансовый кризис… это просто пиздец что будет. Хуже, чем в 1998 году.
– Антон, ты бухой, что ли?
– Я? Да. Но к делу это не относится. Ты про кризис понял?
– Не очень, если честно. Может, мы завтра об этом поговорим?
– Гена, слушай сюда. То, что я пьяный, кризису развиваться не мешает. Завтра мы уже об этом не поговорим. Завтра мы про него в газетах прочитаем, сечёшь?
– Ну, да… то есть, честно говоря, нет. Поясни, что нужно-то?
– А нужно мне, Гендос, чтобы сегодня вечером маниакально-депрессивная молодёжь и студенты города Москвы договорились между собой в интернете о флеш-мобе. И завтра дружными рядами и с транспарантами в руках собрались у центральных офисов банков «Зевс» и «Альфа» на митинг обманутых вкладчиков, которым ни банкоматы, ни работники банков не выдают их законное лаве, понятно?
– Так… и что дальше? – Мне кажется, что Гена понижает голос.
– А дальше, – я тоже понижаю тон, – дальше приедут газетчики из «Коммерсанта» и телевизионщики для съёмок, понятно?
– Понятно. А во сколько собраться людям? – ещё тише говорит Гена.
– Часов в десять. Главное, я тебя умоляю, как можно больше людей, – шепчу я, – всё ясно?
– Абсолютно, – шепчет в ответ Генка, – у меня только один вопрос…
– Какой? – снова шепчу я.
– Нахуя ты шёпотом говоришь, боишься прослушки?
– Я? – говорю я уже нормальным голосом. – Да ты первый начал тональность понижать. Я думал, тебе так лучше слышно.
– Нет, Антон, тебе показалось. Или с телефоном у тебя что-то, – отвечает Гена, но слышно его действительно фигово.
– Ладно, забей. Про завтрашний митинг вопросы есть?
– Вопросов нет. Антон, ты все это мне серьёзно говорил сейчас?
– Абсолютно.
Я отключился, бросил телефон на кресло и отправился в ванную. Целый час я стоял, подставив голову струям контрастного душа. К концу сеанса ко мне даже вернулась способность чётко мыслить. Я думал о Зайцеве, финансовом кризисе, реакции Вербицкого, холодном шампанском и почему-то о зелёном горохе в стручках. Не знаю, почему вдруг захотелось гороха? Вытершись полотенцем, я пришёл на кухню, открыл холодильник и нашёл там банку кукурузы «Бондюэль». Открыл её, порезавшись консервным ножом. Непонятно кому сказал «суки, блядь», то ли производителям кукурузы, то ли поставщикам ножей. Выложив кукурузу на тарелку, я минут пять сидел, глядя на неё, и высасывал из пальца кровь. Через пять минут я бросил заниматься этой хуйней и достал пластырь. Заклеив рану, прополоскал рот водой и вернулся на кухню, чтобы наконец поесть кукурузы.
Позвонил Гена:
– Как дела, Антон?
– Нормально, из душа вышел.
– Я хотел узнать, что с завтрашним митингом?
– А у тебя что-то меняется?
– Нет… у меня всё нормально. Просто… я подумал, у тебя могло что-то измениться.
– Ген, ты меня проверяешь, что ли? Типа, я был бухой и наговорил тебе какой-то херни?
– Ну… если честно… если честно, то да…
– Гена. Я все помню. Все в силе. Главное – больше людей.
Вернувшись к столу, я всё ещё ощущал стальной привкус во рту. Есть кукурузу мне расхотелось. Я снова выругался и включил телевизор.
По РТР я застал окончание документального фильма про быт современной молодёжи – «Код 14/88». Не особо поняв, в чём суть, переключил на «Спорт», минут пять пялился на синхронное плавание, потом переключил на Восьмой канал, где шли «Новости». Главной темой дня стало интервью прапорщика Зайцева, в котором он рассказал об ужасах, творящихся в его воинской части, о том, как старший офицерский состав избиениями и угрозами жизни его семьи заставлял его торговать оружием и боеприпасами. О том, как он после продажи автомата пришёл в часть, узнал о поимке покупателей, снова был избит офицерами, но убежал и шёл по снегу двое суток, чтобы сдаться милиции. О том, какая нынче жизнь у военнослужащих, без зарплаты, без квартир и без будущего. Он рассказывал, как мечтал выполнять лучшую из мужских работ – защищать Родину. Он мечтал о наградах, а получил вместо них отрезанную ногу. Речь была хороша. Единственное, что нужно было сделать, «опростонародить» её, потому что обороты копирайтера, выпускницы МГУ, никак не вязались с обликом прапора. После этого адвокат Шварц говорил о моральном облике армейского руководства, позволяющего офицерам творить беззаконие и проч.
