Заметки с выставки (ЛП) - Гейл Патрик (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Гарфилд был не лучше, но по другим причинам. Он был слишком уж старшим братом, всегда таким возвышенным, таким зацикленным на том, чтобы сделать приятное Рейчел и Энтони, и было просто чудом, что он сумел сосредоточиться на хоть на какой-то девушке достаточно долго для того, чтобы убедить ее выйти за него замуж. С тех пор, как он бросил юриспруденцию ради того, чтобы примерить на себя роль Иосифа Плотника, туман торможения, повисший между братьями, стал гуще, чем когда-либо. По теории Оливера, при всей благожелательности Гарфилда, мысль о том, что брат у него гомосексуалист, была ему глубоко неприятна, а посему он пытался ее обойти, обращаясь с Хедли так, будто тот так никогда и не повзрослел. При этом оскорбительным подтекстом, конечно же, оставалась мысль о том, что гомосексуальность была всего-навсего этапом, который, в конечном счете, Хедли перерастет.
Пока Хедли не было дома, решение пришло в виде телефонного звонка, на который ответил Энтони. Гарфилд приглашал их в воскресенье на ланч. Хедли поговорит со своей невесткой. Хедли отвез Энтони в Фалмут на собрание, а потом они отправились на остаток дня к Гарфилду и Лиззи. В воздухе уже веяло весной. Деревья зазеленели, а в полях, покрытых нарциссами, несорванные цветы почти все увяли и побурели. Как будто перекликаясь с голосистым пением птиц на улице, собрание оказалось чрезвычайно многословным.
Гарфилд казался более счастливым и менее задумчивым, чем его видели все последние недели, и за ланчем он объявил, что собирается вернуться в юриспруденцию. Человек, которого он представил после собрания, работал на одной из многочисленных фирм в Труро, обслуживающих суды графства. Он полагал, что сможет найти для Гарфилда вакансию с шестимесячным испытательным сроком. Гарфилд, в свою очередь, ликвидирует бизнес по ремонту инструментов и через месяц начнет работать. Была достигнута договоренность, что, в качестве уступки его совести касательно зарабатывания денег на бедах других, он будет оказывать только безвозмездные юридические услуги и предоставлять бесплатные юридические консультации.
Энтони был этому рад, но, как показалось Хедли, не настолько, как этого хотелось бы Гарфилду. Гарфилду всегда хотелось больше, чем мог дать любой из родителей, и в последнее время он мало виделся с Энтони и не знал, насколько вялыми стали все его реакции со дня смерти Рейчел. Хедли понимал, что ему бы надо возмущаться той скоростью, с которой Гарфилд устранился и оставил ему всю работу по разборке вещей Рейчел, но на самом деле он был этому рад. У Гарфилда был сентиментальный подход связывать все со своей собственной эмоциональной историей, что превратило бы даже разборку коробки с ее старыми туфлями в нескончаемый процесс.
Все происходящее означало резкую смену взглядов у Лиззи. Она всегда была нацелена на то, чтобы спасти Гарфилда от юриспруденции и Лондона, и, казалось, цеплялась за поддержание хилого бизнеса своего отца как за своего рода священный долг. Он посмотрел на нее, сидевшую напротив, и в ответ получил внимательный взгляд, говоривший — стоит немного подождать.
Ему нравилась Лиззи, несмотря ни на что. С того самого дня, когда Гарфилд привез ее погостить у них в Пензансе, он наслаждался молниеносным взаимопониманием. И теперь ему не нужно было смотреть на нее, чтобы понять, что она хочет, чтобы он остался с ней, пока другие обсуждают прогулку до замка Пенденнис после ланча, собираясь насладиться идеальной погодой.
Она была архетипически хорошей девочкой, из числа тех, кто держит в ванной махровую полоску, чтобы собирать волосы на время тщательного пилинга лба и шеи. Она напоминала ему Лауру и Мидж, с которыми он делил квартиру, порядочных девочек, изучавших реставрацию картин. Такие хорошие девочки, девочки, которые думают о людях только хорошее, и, таким образом, заставляют стремиться к тому, чтобы не разочаровать их, теперь редко встречались ему в жизни.
На втором этаже в доме располагалась симпатичная гостиная. Как только Гарфилд и Энтони отправились нагуливать аппетит вдоль по садовой дорожке, Лиззи повела его туда, с кофе и шоколадными конфетами. Хедли принес их, зная, что она не держит шоколад в доме, считая его неотразимым соблазном.
— Я думаю, то, что ты делаешь для отца, просто замечательно, — сказала она сразу. — Гарфилд действительно ценит это, я точно знаю. Ты гораздо сильнее, чем он. Эмоционально, я имею в виду. По твоему мнению, как он себя чувствует?
— Лучше. Определенно. Он начал понемножку заниматься родословной семьи, а это уже просто супер, потому что дает ему цель.
— Разве он все это уже не знает?
— Свою часть, безусловно, но ее жизнь полна тайн. За мной гонялись все эти составители некрологов, и думаю, что именно это, в конце концов, вытащило его из кресла. Сейчас он логинится на всех этих сайтах Новой Англии и Нью-Йорка и ищет там ее. Но поскольку Келли не такая уж необычная фамилия среди ирландских иммигрантов, работы у него будет по горло.
Он взял конфету, потом сообразил предложить и ей, но она отмахнулась.
— Так. Ты когда назад? — спросила она.
— Ну… знаешь. Думаю, скоро. Хотя это даже весело — валять с ним дурака. Я всегда смотрел на таких печальных типов, доживающих век со своими матерями и думал, ну как же такое возможно? И вдруг понял.
Они рассмеялись.
— Оливер, должно быть, скучает по тебе, — заметила она.
— Хмм.
Он собирался деликатно углубиться в тему, но лицо Лиззи был настолько чистым и отзывчивым, что он не мог устоять перед соблазном немного ее шокировать.
— На самом деле я думаю, у него роман, и он рад, что я ему не мешаю.
— Не может быть. Хедли, ты что, серьезно?
— Ну не знаю, может, там и нет ничего. Расскажи мне лучше о вас двоих. Что там насчет того, что Гарфи возвращается в юристы?
Он похлопал по маленькому диванчику рядом с собой. Вся мебель была несколько кукольных размеров, потому что это был один из тех домов, где комнаты выглядели идеально большими, до тех пор, пока вы не расставили там мебель или не открыли дверь. Хедли подумал виновато о двенадцатифутовом монстре шириной с кровать, который он недавно заказал для их гостиной в городе, а потом обнаружил, что представляет себе, как на нем, распластавшись, разлеглась Анки Витт. Лиззи села рядом и он, было, приготовился начать свой рассказ, когда заметил, как изменилось у нее выражение лица в лукавом намеке на улыбку.
— Что? — спросил он.
— Ты не поверишь, — ответила она. — Наконец-то, после такого долгого ожидания ты станешь дядей.
— Нет, не может быть! Ох, Лиззи, это фантастическая новость!
Он обнял ее.
— Когда вы узнали?
— Несколько дней назад, на самом деле — раньше. Но убедились только вчера. Как только мы узнали, Гарфилд позвонил пригласить вас.
Она рассмеялась. Счастье было безгранично и изменило Лиззи. Он изумился ее сдержанности, тому, как она ухитрилась скрывать это все утро и на протяжении всего ланча.
— Ты думаешь, он теперь сообщает Энтони?
— Конечно. Ты же знаешь Гарфилда. Вот, смотри, что я сделал, папа.
Ее мгновенная оценка самой сути Гарфилда не стала менее сокрушительной, только потому, что выдана была любящим голосом.
— Мы вообще-то собирались еще подольше никому не говорить. Я не хотела огорчать Энтони своими новостями так скоро после Рейчел.
— Он будет на седьмом небе. Даже не сомневаюсь.
— Ну и хорошо.
Она снова рассмеялась, передав ему мимолетное представление о том, какую полноту чувств и удовлетворение ей принесет материнство. Он съел еще конфетку, а она снова от них отмахнулась, уже сейчас контролируя то, что будет есть бедняжка ребенок.
— А как у тебя дела? — спросила она. — Я хочу услышать все обо всех. Ты же не всерьез это об Оливере?
— Нет, нет. И рассказывать нечего, — сказал он. — Все чудесно, и продолжение истории будет чудесным, и Оливер прекрасный, да и я неплох.
Она согласилась со сказанным и налила ему еще одну чашку кофе. Когда Гарфилд и Энтони вернулись, Энтони был почти так же счастлив, как и будущая мать, а Гарфилд был невероятно благостен в своих попытках не выглядеть ужасно довольным собой. Хедли улыбнулся им всем и изобразил на своем лице зеркало, в котором отразилась именно та версия его самого, которая меньше всего расстроила бы их. Этому трюку он научился в детстве. В семье из убежденных правдолюбцев, чтобы все не рассыпалось, кто-то же должен был быть способен изредка солгать во спасение.
