Куклу зовут Рейзл - Матлин Владимир (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
— Нет. А ты долго жила во Франции?
Она всплеснула руками:
— Я родилась в Париже. Мои родители эмигрировали из Джибути до моего рождения. Я училась в частной школе, жила на улице Виктора Гюго, это один из самых престижных районов Парижа, французский — мой родной язык, и ещё говорю на трёх языках… Но в аэропорту меня обыскивают вдоль и поперек, мою сумку изучают чуть ли не под микроскопом. Для них я — дикарь с Ближнего Востока, потенциальный террорист… Это я к нашему разговору о расовом профилировании, помнишь? Ты вроде бы согласился с нами, но вид у тебя был такой… Ты явно сомневался. Нет-нет, не возражай, я понимаю: с точки зрения статистики расовый подход, наверное, обоснован. Я понимаю. Но и ты пойми, каково быть всегда под подозрением исключительно из-за цвета своей кожи!
Джефф сочувственно кивнул: конечно, он понимал, как это ужасно — подвергаться дискриминации за свою внешность. Он помнил бабушкины рассказы о довоенной Польше, где евреев унижали в общественных местах, незнакомые мальчишки могли избить на улице только за то, что ты похож на еврея. Чуть ли не каждая еврейская семья хранила подобные воспоминания. Он, несомненно, сочувствовал Фаризе. И позже, когда они говорили — а говорили они много, — то всегда, несмотря на огромную разницу в происхождении и воспитании, каким-то образом приходили к «общему знаменателю», если не на политическом, то на эмоциональном уровне. Он всегда ей сочувствовал. Правда, они не говорили на такие темы как исламский террор и ситуация в Палестине, но насчёт внутреннего положения, насчет отвратительной политики американского правительства, коррупции государственного аппарата или глобального потепления — во всём этом у них наблюдалось полное согласие.
Встречались они в столовой (по договорённости), иногда на аллеях кампуса или в учебных аудиториях (случайно). Ну и конечно, на регулярных вечерних беседах в комнате Джеффа и Рамила. Роль Джеффа на этих вечерних встречах совершенно изменилась. Собственно говоря, раньше он просто присутствовал при разговорах, сидя спиной к собеседникам и не произнося ни слова. Теперь он был равноправным участником беседы, сидел вместе со всеми и высказывал своё мнение. Это было трудно. Он хотел оставаться честным перед собою, не идти на поводу у других, не поддакивать, когда не согласен. А не согласен он бывал довольно часто, в таких случаях он спорил, отстаивал свою точку зрения против всех. Это было очень трудно: такие эрудиты как Сэм, Пак, Рамил рвали его доводы в клочья, посмеиваясь над ним, а он мучительно краснел: ему было стыдно перед Фаризой. Однажды Эсмат сказал ему:
— Когда ты наконец вытрясешь из головы это говно, которым тебя накачали в еврейской школе?
Вот так. Значит, все знали, что он еврей.
— Ничего, ничего, — заступился Рамил. — Со временем он разберётся, у него мозги есть и есть сердце.
Но когда его мнение совпадало с общим (а случалось это не так уж редко), он вёл себя просто замечательно. Никто не мог так язвительно высмеивать президента, так пародировать его оговорки и ошибки, как это делал Джефф. Все просто катались от смеха, а Фариза бросала на него восхищённые взгляды. В сущности, вся политика правительства Буша-младшего, по мнению Джеффа, проводилась исключительно в интересах богачей и белого населения. Свою мысль он иллюстрировал бесчисленными примерами из газет. Эти доводы он усвоил ещё дома, из разговоров родителей, страстных либералов и непримиримых критиков нынешней администрации.
Чего по-настоящему опасался Джефф, так это звонка из хилеля. Да, они знают, что он еврей, но это ещё не всё — ведь и Сэм еврей. В конце концов, человек не выбирает, кем родиться. А вот работа в хилеле — это уже другое дело… Он представлял себе, как Лубан звонит и попадет на Рамила: «Передайте, что звонил раввин Лубан и просил срочно зайти в хилель». Имелся единственный способ предупредить такой звонок — самому зайти к раввину.
На этот раз Джефф застал полный порядок, первый этаж светился чистотой и новой краской. Лубан был искренне рад его приходу:
— Ты как раз вовремя. Экспонат (ты знаешь, о чём я говорю) прибывает на будущей неделе, и мы хотим установить здесь круглосуточные дежурства. От тех людей можно всего ожидать… По графику твоя очередь дежурить приходится на… — раввин открыл толстую тетрадь и стал листать страницы.
Дня через три в комнате Джеффа и Рамила была назначена очередная встреча. Джефф читал учебник и поглядывал на часы: все должны были собраться к восьми. Без пяти восемь появилась Фариза. Джефф отложил книгу, они сели рядом на кровать и заговорили о предстоящих экзаменах. В десять минут девятого позвонил Рамил, сказал, что планы изменились, он очень занят, вернётся поздно, а встреча отменяется, и он уже всем об этом сказал, кроме Фаризы.
Джефф был несколько смущён и растерян. Вообще-то, ему надо было готовиться к завтрашней контрольной, но сидеть наедине с Фаризой было куда приятней. И они продолжали сидеть на кровати, поджав ноги, и говорить, говорить. Как вдруг посреди фразы Фариза внимательно посмотрела на него, засмеялась, легким толчком повалила на спину, легла на него и поцеловала в губы долгим поцелуем…
…Когда Рамил вернулся домой, свет в комнате был погашен и Джефф лежал на кровати с закрытыми глазами. Рамил быстро разделся, лёг и вскоре захрапел. А Джефф не спал, хотя чувствовал себя измождённым. Но физическую усталость перекрывало острое чувство восторга. То, что он испытал сегодня вечером, потрясло его. Нет, он не был девственником, но в какое сравнение могли идти робкие, неуклюжие опыты с одноклассницами с тем захватывающим дух взрывом страсти и наслаждения, который подарила ему Фариза… Ни в каких самых смелых фантазиях он не мог придумать такое… Она владела им как виртуоз своим инструментом, она делала с ним, что хотела… нет, что он хотел — почему-то она знала это лучше. В своих затеях она была неистощима, и каким-то образом у него на всё хватало сил… Длилось это три с половиной часа, в половине двенадцатого позвонил Рамил и сказал, что идет домой. Она наскоро оделась, поцеловала его на прощание и выскользнула за дверь. А Джефф погасил свет, лёг в кровать, закрыл глаза и притворился спящим.
Дежурство в хилеле пришлось на ночное время. Устроители выставки под кодовым названием «Маршрут 202» (или просто «202») опасались разгрома выставочного зала, поэтому и было установлено круглосуточное дежурство. В прошлом выходки против хилеля уже случались: год назад камнем с улицы разбили окно, а два года назад кто-то написал на стене здания: «Смерть евреям!». Кем были эти таинственные «кто-то», догадаться не составляло труда хотя бы по хорошо знакомому стилю лозунга. «Смерть евреям!» напоминало «Смерть Израилю!», «Смерть Америке!», «Смерть Бушу!»… Среди кого нужно искать в кампусе автора этих лишённых изобретательности призывов, было всем понятно, но администрация университета явно не желала доводить дело до большого скандала. В обоих случаях злоумышленниками были объявлены «какие-то экстремисты» и всё было «заметено под ковер», как говорят американцы.
Обязанности дежурного оказались предельно просты: «Если что заметишь, тут же вызывай охрану». Так что вполне можно было почитать учебник — приближался очередной экзамен… Вот только время дежурства досталось Джеффу неприятное: с полуночи до восьми утра.
Он сидел в вестибюле рядом с главным входом, за столом с телефонами, сигнал тревоги был укреплён в красном ящичке на стене. Отсюда ему был виден вход в выставочный зал. Дверь в зал была заперта, и ключа от этой двери у Джеффа не было. Он знал, что «202» уже находится там. Выходящие в сад окна зала были тщательно зашторены, и в обязанности Джеффу вменялось время от времени обходить здание вокруг и удостоверяться, что в окна никто не влез.
Первые два часа прошли сравнительно легко: Джефф погулял по коридору, тщетно попытался заглянуть в дверную щель (очень хотелось хоть издали поглядеть на остатки автобуса), потом обошёл здание хилеля и снова сел на своё место в коридоре первого этажа. Раскрыв принесённый с собой учебник, Джефф погрузился в чтение. Видимо, он не был так уж увлечён статистическими расчётами, потому что через некоторое время ему стало казаться, что со второго этажа слышны какие-то звуки или, точнее, шорохи. Джефф замер с книжкой в руке, прислушался. Что за чёрт, какие-то звуки, не похожие на шум отопления или водопровода. Скорее, похоже на шаги… У Джеффа бешено заколотилось сердце, вспотел лоб. Что делать? Вызвать охранников? Ну а если это просто ночные шорохи, как бывает в любом здании: скрипят половицы, сохнут обои после ремонта, оседают двери?.. Ведь засмеют! Нет, надо проверить самому.
