Куклу зовут Рейзл - Матлин Владимир (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Он вспомнил, что совсем рядом, на первом этаже, есть комнатка, где переодеваются бейсболисты хилеля. (Его приглашали играть за их команду, но он отказался.) Если помещение открыто и если повезёт… Он потихоньку прокрался по коридору. Комната не была заперта, и там он увидел то, что искал: тяжёлую бейсбольную биту. Джефф привычно обхватил пальцами рукоятку (вообще-то он любил выступать в роли питчера, то есть подающего мяч, но и бэттером был неплохим) и так же беззвучно пошёл по лестнице на второй этаж. Там было темно, Джефф знал, где находится выключатель, но предпочёл не зажигать свет. В коридоре второго этажа он внимательно пригляделся и увидел светлую полоску под одной из дверей. Он подкрался к двери — это был кабинет раввина Лубана. Но Лубан давно ушёл, что всё это значит? Джефф положил биту на плечо, толкнул ногой дверь и решительно шагнул в кабинет. И был встречен громким женским смехом. В дальнем углу кабинета за конторкой сидела Лея.
— Прости, прости, — старалась она унять смех, — ты так грозно выглядишь!
— А что ты здесь делаешь среди ночи? — спросил он строго, пряча смущение.
— Видишь? — она кивнула на груду книг, книжонок, брошюр, газетных вырезок, разбросанных по столам, стульям, даже по полу. — Проспект выставки составляю. Через неделю открытие, а проспект не готов. Вот и сижу ночью.
В прошлый раз она показалась ему хмурой, неприветливой. А сейчас говорила охотно, и уж такого заливистого смеха он никак не ожидал. Джефф стоял в дверях, высокий, с тяжёлой битой на плече, и не знал, что делать.
— Ну я пойду, не буду тебе мешать, — сказал он неуверенно.
— Подожди, давай немного поговорим, а то я совсем тут обалдела.
Он поставил биту в угол и, осторожно ступая между книгами и вырезками, приблизился к её конторке. Некоторое время они молчали.
— Как ты думаешь, они уже знают про выставку? — она кивнула в сторону тёмного окна.
Джефф понимал, кого она имеет в виду.
— Насчет «них» конкретно не знаю. Во всяком случае, в кампусе никаких разговоров на этот счёт я не слышал.
— Зев Лубан считает, что объявить нужно в последнюю минуту, буквально накануне открытия. Чтобы у них не было времени сорвать выставку. А уж когда откроем и народ придёт, тогда пускай беснуются… Но тогда выставка будет официально охраняться. — И Лея добавила: — Садись на тот стул, книги можно на пол.
Джефф сел.
— А ты сама-то уже видела? Ну экспонат, «202»… видела?
Улыбка сошла с её лица, она отвернулась:
— Нет. Лубан мне предложил: давай, говорит, пущу тебя посмотреть, тебе ведь нужно знать, о чём идет речь. А я не могу… — Джефф видел, как тень опустилась на её лицо. — Ведь мне всё равно придется туда заходить, давать людям пояснения… А не могу…
Они опять помолчали. Она смотрела куда-то вдаль, в её глазах был ужас.
— Мне писать надо, — наконец проговорила она. — Пожалуйста, дай мне вон ту пачку книг, вон ту, на полу.
«Ей, наверное, трудно нагибаться», — сообразил Джефф, подавая девушке книги.
Вернувшись на свой пост на первом этаже, он попытался читать, но не мог сосредоточиться на статистике: мысли возвращались к Лее, к её глазам, видевшим то, чего ни один живой человек видеть не должен…
Второе свидание наедине произошло опять в комнате общежития. Рамил сказал, что вернётся поздно, и в половине девятого Фариза уже была у Джеффа. Собственно говоря, они виделись все эти дни, прошедшие после их первого свидания, но это были мимолётные встречи на людях. Правда, местный этикет снисходительно относился к публичным объятиям и поцелуям; но, хотя они использовали эту возможность, что называется, до последнего предела, всё же это было не то… Поэтому во время долгожданной встречи наедине их объятия и поцелуи оказались особенно жаркими и нетерпеливыми.
— Не спеши, не спеши, у нас впереди целый вечер, — шептала Фариза прерывающимся голосом.
Но вышло иначе. Примерно в девять часов раздался громкий стук в дверь и знакомый голос произнес:
— Это я, Рамил, откройте! Очень надо, срочно.
Момент был, как говорится, самый неподходящий, но что они могли сделать? Рамил наверняка знал, что они здесь, и это было ещё вежливо с его стороны, что он постучал, а не воспользовался своим ключом.
— Сейчас! — крикнул Джефф. Джинсы плохо натягивались на потное тело. Фариза просто завернулась в простыню.
Джефф открыл дверь, и в комнату вошли Рамил, Сэм, Эсмат, Жорж и Пак. Лица у них были такие, что Фариза вскрикнула:
— Что случилось?
Рамил плотно прикрыл дверь и, понизив голос почти до шёпота, сказал:
— Они открывают послезавтра. Понятно? Это значит, что завтра они сделают объявление и выставят охрану. Тогда уже нам ничего не сделать. Протестуй сколько влезет, ори до хрипоты — они своего добились…
— А это точно послезавтра? — спросила Фариза. Обеими руками она придерживала простыню.
— Мне из двух источников сообщили, — сказал Сэм.
— Значит, остаётся только сегодняшняя ночь. — В её голосе прозвучала жёсткая убеждённость.
— Слышите? — Рамил оглядел присутствующих: — Слышите, что она сказала? То же самое я вам говорю: действовать надо немедленно. Сегодня.
— Да никто не спорит, — сказал Эсмат. — Понятно, что сегодня. Но дело серьёзное, как же без подготовки?..
— Вот сейчас и будем готовиться. — Рамил повысил голос: — Всех прошу сесть, двигайтесь поближе. Так. Чрезвычайное собрание группы «Кампус» объявляю открытым. Вопрос один: наши действия в связи с провокационной выставкой в хилеле. — И вдруг к Фаризе с некоторым раздражением: — Может, ты оденешься? Или так и будешь в простыне?..
Джеффа била лихорадка. Вот кто оказался врагом, вот они… И Фариза — одна из них. Но почему всё это говорится при нём? Ведь они могли собраться в другом месте и вызвать туда Фаризу… Что это значит? Они настолько доверяют ему? Или… или не считаются с ним, потому что решили… решили его…
Он взглянул на дверь, пытаясь вспомнить, запер ли ее Рамил, когда вошёл. Дверь в трёх шагах, но на пути сидит Жорж. Если резко вскочить и сразу кинуться к двери…
Вдруг Джефф почувствовал, как на его холодную руку легла горячая рука Рамила:
— Не бойся, мы с тобой обойдёмся по справедливости. Верно, ребята? Вот давайте с этого и начнём. — Он переместил свою руку на плечо Джеффа: — Мы тебя знаем уже… сколько?.. уже четыре месяца и думаем, не ошибаемся: ты парень умный, с понятиями о социальной справедливости, способный сочувствовать другим. Конечно, мы знаем, что ты еврей и сотрудничаешь в хилеле. Знаем, что ты дежурил там в ночь на среду. Верно? Ну вот… Но ты нам нужен, понимаешь, нужен. Без тебя мы не справимся. Мы полагаем, что если всё объясним тебе спокойно, объективно, ты согласишься и поможешь нам. Ну и что с того, что ты еврей? Сэм тоже еврей, но понятие справедливости выше этнических инстинктов.
— Я атеист, а не еврей, — буркнул Сэм, но никто не обратил на это внимания.
— И ещё Фариза ручается за тебя, говорит, что ты не подведёшь. — Рамил выразительно взглянул на неё, она молча опустила голову. Он продолжил, обращаясь к Джеффу: — Эта выставка — односторонняя сионистская пропаганда. При этом мы признаём, что согласно Первой поправке к Конституции они имеют право высказать своё мнение. Но точно такое же право имеем мы, антисионисты. Смотри, что получается. Они подготовили выставку в тайне — специально, чтобы мы не знали и не могли подготовить свои возражения. При этом администрация университета всячески потворствовала им, то есть вступила в сговор с сионистами, тогда как ей полагается быть нейтральной и объективной. Пусть они разводят свою пропаганду, но дайте и нам равные возможности сказать правду — вот наша позиция. Ты это можешь понять?
На Джеффа смотрели шесть пар внимательных глаз, в том числе и продолговатые, влажные глаза Фаризы.
— А что вы собираетесь делать? — ответил Джефф вопросом на вопрос.
— Мы должны сорвать открытие выставки любыми способами, мы имеем на это право, — сказал Сэм.
