Приключения женственности - Новикова Ольга Ильинична (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
— А, ты уже здесь? Ну, давай к шефу. — Светлана появилась откуда-то сзади и, не останавливаясь, быстро пошла вперед.
В просторной комнате у окна сидела секретарша, явно выделявшаяся на общем простонародном фоне одеждой, осанкой, непроницаемым лицом. Слева и справа от входа были двери, обитые кожей, с белыми табличками наверху.
Ошибиться в том, какая принадлежит главному редактору, а какая — его заму, невозможно.
— Натуля! Новая кофточка! — умилилась Светлана.
Женя приготовилась к привычному в таких случаях разговору о том, из чего сшита, где достала, сколько стоит. Девушка за столом, однако, даже не улыбнулась.
— А шеф на месте? — Светлана не ударилась о строгость и продолжала источать восхищение.
— Уехал в ЦК и сегодня вряд ли будет, — выдала барышня давно заученный текст.
— Как?! Я же с ним договаривалась! — Светлана обиженно закусила губу, размазав остатки розовой помады. — Натуля, что делать? Вот и человек специально прибыл с ним поговорить.
Получалось, что неуважительно поступили именно с Женей.
— Не расстраивайся, все бывает. Я могу и в следующий раз приехать. — Женя заботилась только о том, как успокоить Светлану.
Внимательно посмотрев на них обеих и обращаясь только к Жене, секретарша сочувственно посоветовала:
— Вы подождите здесь, может, он еще и придет.
— Ну и отличненько. А я побегу — уйма работы. — Светлана сочла свою миссию выполненной.
Сколько времени пришлось отсидеть — Женя не знала: боялась взглянуть на часы, чтобы секретарша не восприняла ее взгляд как укор. На каждого входящего в предбанник поглядывала с надеждой и покорно опускала голову, когда становилось ясно, что это не тот.
Из коридора запахло борщом, в комнату заглянула средних лет женщина с половником в руках и в цветастом ситцевом, совершенно домашнем фартуке (патриархальность здесь понимают буквально):
— Натуля, пойдем, поешь с нами.
— Любовь Сергеевна, ваш отдел до сих пор не сдал материалы на проверку, — строго сказала Наташа, следуя за дамой.
Только-только Женя успокоилась и снова стала мечтать о сближении с литературным миром, как в предбанник стремительно вошел невысокого роста человек и, открывая своим ключом дверь зама, бросил через плечо, не оборачиваясь к Жене:
— Вы ко мне? Пройдите!
Женя оглянулась — никого рядом. Снова от страха похолодели руки. Может, еще успею позвать Светлану?
— Ну что же вы, заходите!
Лысоватый человек со странным, ничего не выражающим лицом деловито достал из пиджачного кармана расческу, поводил ею по редким волосам, рассмотрел зубчики на свет и даже подул на них. Его близко посаженные глаза, нос и рот были собраны в одну щепотку, которая надежно скрывает мысли, настроение и отношение к собеседнику.
— По какому вопросу? — буднично спросил он.
В обычной ситуации допроса, в которой все люди стригутся под одну гребенку, Женя все-таки постаралась приукрасить свою биографию с точки зрения профессиональной причастности к литературе. Упомянула даже дипломную работу, где так усердно был ею «обсчитан» Чехов.
— Какой журнал, по-вашему, работал в шестидесятые годы наиболее интересно? — прервал зам.
— «Новый мир», — не задумываясь, ответила на такой легкий вопрос Женя.
— А разве патриотические журналы не сыграли более значительную роль в литературном процессе тех лет?
Жене почудился подвох, она напряглась и с радостью вспомнила:
— Да! В «Нашем современнике» Шукшин, Искандер печатались!
— Да нет, я не этих имею в виду.
— Тогда я не знаю. — Женя вжалась в кресло и крепко сжала подлокотники руками — выдерживать допрос становилось все труднее. — Не помню, чтоб еще что-то интересное в этом журнале появилось.
— Как вы относитесь к Ахмадулиной, Евтушенко, Вознесенскому?
Безликий человек будто зачитывал заранее составленный и утвержденный список вопросов, порядок которых не зависел от ответов. Понять, то ли она говорит, было невозможно, и Женя продолжала отвечать то, что думает.
— У них много хороших стихов. «Идиоты — в прошлом, в настоящем — рост понимания», — процитировала она в наивном желании продемонстрировать свои знания, показать товар лицом. — Еще я люблю Кушнера, Тарковского.
— А из русских поэтов? — В голосе зама прозвучало что-то, похожее на угрозу.
От непонимания, от неумения вести официальную беседу у Жени нарушилась связь между речью и той частью мозга, которая заведует сообразительностью.
— Значит, не москвичка? Родители живы? — посыпались вопросы из второй части списка.
— Да, — совершенно не понимая, при чем тут ее мама и папа, ответила Женя. И вообще, всуе говорить о жизни и смерти у них в семье считалось кощунством.
— Кем работают?
— Папа — начальник строительства на заводе, мама — на пенсии.
— А в Москве или Подмосковье отец может что-нибудь построить?
— Не знаю…
Почти вслух ругая себя, Женя вышла на улицу и тут вспомнила о Светлане, надо же ее предупредить, что все уже кончено. Пришлось вернуться.
— Ну, ты невинная! — несколько раз воскликнула Светлана, пока Женя с магнитофонной точностью воспроизводила мучительный для нее диалог. — Тебе что, Сашка ничего не объяснил?
— Да нет, я сама готовилась.
— Она готовилась…
Светлана и вправду огорчилась. Важность и степенность улетучились, она даже не думала о последствиях для себя — начальство за такую протеже не похвалит.
— С твоими взглядами и с твоей искренностью из тюрьмы не вырваться никогда. Уж не знаю, что ты нашла во всяких кушнерах — не читала, но в следующий раз хотя бы будь похитрее.
С этим окрыляющим пожеланием Женя вернулась домой. Лишенная и того облегчения, которое приходит после успешного окончания неприятного дела. Страшно захотелось есть. Это был знакомый нервный голод, который не может подождать, пока застигнутый им человек переоденется, подогреет еду, накроет на стол. Женя доставала из своей «Бирюсы» колбасу, творог, сыр, кусок вчерашнего торта, яблоки, котлету и беспорядочно глотала остро-соленое после сладкого, тщетно уговаривая себя остановиться.
Телефонный звонок опустошил еще больше — Алина просила сказать мужу, что ночевать будет у Жени. Голос веселый, беззаботный. Через пять минут, когда Женя лихорадочно колола грецкие орехи — последнее съедобное, что осталось в доме, — позвонил зять.
— У Алины занятия рисунком, а ко мне ехать ближе, — как могла, успокаивала она. Хотя метро «Аэропорт», рядом с которым она теперь жила благодаря хлопотам Инниной мамы, на одной линии с «Речным вокзалом».
— Слушай, Жень, ну зачем ей этот рисунок, и вообще все эти дилетантские потуги? Продолжала бы лучше статейки писать о разных сортах авангарда… — Алинин муж жаловался не впервые. И сейчас ему лишь хотелось поговорить, отогнать подозрения. — Не знаешь, у нее никого нет?
— Да ты что! — показушно возмутилась Женя. — Ты что! — повторила она как заклинание.
Уговаривать надо было и себя. Ни в детстве, ни в юности сестры не делились друг с другом так называемыми девичьими секретами. Они были?
В пятом классе хулиган и второгодник Вовка Тюлькин, Тюля, целую неделю назойливо провожал их домой, на переменках дергал за косички, прятал портфели. Ухаживания закончились, когда после звонка на урок истории он усадил обеих сестер в коридоре на высокий подоконник и не выпускал до прихода учительницы, высмеявшей всех троих. Один кавалер на двоих — больше такого не случалось…
На вечере, посвященном, кажется, юношескому техническому творчеству, подошли два мальчика, один из десятого класса, как говорили, с большими литературными способностями, другой из параллельного девятого — элегантный ведущий всех школьных и областных концертов и кавээнов. Но тут объявили, что танцы окончены…
Это было единственное приглашение за всю школьную жизнь. Конечно, были мечтания, никому не рассказанные влюбленности. Но ни одного свидания и ни одной жалобы, даже друг другу — сестры стойко хранили обет молчания. Не заслужили они обиды, которую по наущению ханжи-тетушки нанес им отец, когда ее словами напутствовал их в день отъезда на учебу в Москву. Нелепо звучало сочетание в одной фразе высокого стиля — «прокляну!» и обывательского «ребенок в подоле». Сначала было смешно, боль появилась потом.
