Домой на Рождество - Тейлор Келли (книга регистрации txt, fb2) 📗
Я убрала телефон подальше от Карла. Последний раз, когда мой ужасный знакомый добрался до него, он не поленился переключить меню на польский, и у меня ушла целая вечность, чтобы разобраться, как переключиться обратно на английский.
– Не пора ли тебе повзрослеть уже, Карл? – сказала я, запихивая телефон в сумку и возвращаясь к работе. «Держи себя в руках, Бет, держи».
Карл – или Ползучий Карл, как называла его Лиззи, – был ошибкой Господа. Причем ошибкой не смешной. Мы познакомились в первый день учебы в школе и сидели за одной партой. Весь урок я чувствовала, как он смотрит на меня, но была слишком застенчива, чтобы попросить не таращиться, и концентрировалась на конспектировании того, что говорил преподаватель. В конце занятия Карл сказал:
– А ты пукнула! Пукнула-пукнула! – и подло захихикал.
В тот раз я проигнорировала его и поспешила присоединиться к Лиззи, выходившей из класса в компании подруг. Я искренне надеялась, что больше никогда не увижу Карла. Но не тут-то было! Через два часа после сакраментального замечания Карл догнал меня на площадке возле школы, в руках у него была палка, перемазанная собачьим дерьмом. И вся школа смотрела, как он тычет в меня этой палкой, приговаривая:
– Принс-какашка! Принс-какашка!
Как же они все смеялись!
Когда мне исполнилось одиннадцать лет и настало время переводиться в среднюю школу, я все чаще впадала в хандру, лежа на кровати и размышляя, как бы так сделать, чтобы Карл Кумбс попал в школу Хейвуорт, а не в Сент-Свитенс, куда собиралась я.
Догадайтесь, кого первым я увидела в Сент-Свитенс, когда начался учебный год?
И так я снова месяца на два превратилась в Принс-какашку. Пока Карла не заинтересовала другая «игра»: он полюбил дергать девушек за лямку лифчика. Подкрадется и – щелк! – девушка краснеет, смущается, а Карл и рад стараться. Я вздохнула с облегчением, решив, что этот придурок наконец от меня отстал. Ближе к летним каникулам у меня на лице, особенно на подбородке, высыпали прыщи (снова проклятое акне!), и мой тринадцатый день рождения был испорчен этим окончательно. Я перепробовала все: специальные скрабы, пластыри, даже зубную пасту – а прыщи не исчезали, и только длинные волосы помогали скрыть это безобразие.
В первый же день учебы Карл заметил мою воспаленную кожу лица.
– Бог ты мой! – вскрикнул он, указывая на меня пальцем. – Что у тебя с лицом?
На меня уставились тридцать пар любопытных глаз, и я покраснела так, что стало дурно.
– Это… – я мямлила едва слышно, – всего лишь маленькие гнойнички, они пройдут…
По крайней мере, мама меня уверяла в этом, и я старалась не поддаваться панике.
– Гнойнички? – Карл захохотал. – Похоже, ты нашла гнойничковый завод и полежала на гнойничковом конвейере!
Так, собственно, я и получила прозвище Прыщавка.
Иногда он звал меня укороченным словом Прыщ, и этот ужасный образ преследовал меня до окончания школы. Даже когда кожа выздоровела и уже не было никакого акне, я оставалась такой забитой и закомплексованной, что боялась лишний раз с кем-нибудь вступить в разговор, лишь бы не заслужить какое-то новое экзотическое прозвище.
Единственное, что спасало меня в те далекие уже дни, – перспектива каждый вечер ходить в кино. Я очень любила кино. Моя мечта работать в кино сбылась, когда после окончания школы я попала в «Пикчербокс» (школу я окончила с очень средними, мягко говоря, результатами).
Я думала, что работа в кинотеатре – не навсегда. Все, что приходилось делать, – это проверять билеты у входа в зал и в конце сеанса выметать крошки от пирожных и попкорна из-под сидений. Хозяева «Пикчербокса» были очень милыми людьми, и я могла бесплатно смотреть весь репертуар кинотеатра. Иногда я смотрела один и тот же фильм много раз. Я занимала место с самого края в заднем ряду и, пока жужжал кинопроектор, разглядывала публику – ловила их восторженные взгляды, устремленные на экран. Наяву грезила о том, как однажды открою собственный кинотеатр, и я бы уж постаралась, чтобы он стал местом поистине волшебным – как «Пикчербокс» в его лучшие дни.
Восемнадцать месяцев спустя после того, как я начала работать в «Пикчербоксе» (вместо одного из уволившихся сотрудников), миссис Блэксток поинтересовалась у меня, нравится ли мне работа. Она сказала, что мы – семья, мне придется продавать и проверять билеты, подметать пол, больше она предложить мне ничего не может, но в этой работе я могу быть уверена. Была ли я довольна? Еще как! Ну, скажем, до тех пор, пока Карл не вошел в нашу дверь, объявив, что бросил университет и собирается работать со мной, пока не разберется, чего он, собственно, хочет от жизни, чем ему заняться. Честно говоря, я бы уволилась прямо тогда, но нельзя было допустить, чтобы этот Карл лишил меня единственной вещи в мире, которая делала меня счастливой. Моей работы. Я надеялась, что если буду игнорировать Карла, то рано или поздно ему надоест доставать меня. Это все произошло три года назад, но Карл с тех пор так никуда и не делся. Так мы и шли по жизни вместе. Правда, если не врет этот Мэтт Джонс и кинотеатр продадут, все изменится для всех нас.
«Пожалуйста, пусть этого не случится, – тихо молилась я, собираясь домой, а Карл ухмылялся совсем рядом. – Пожалуйста, только не сейчас, когда все вроде бы наладилось…»
Визит Мэтта и саркастические комментарии Карла улетучились из моей головы, стоило мне только выйти на улицу. Айден собирался прийти примерно в восемь, и у меня оставалось менее получаса, чтобы принять душ, накраситься, сделать прическу и привести себя в порядок.
– Лиззи, ты здесь? – Я вошла в квартиру и позвала подругу: – Лиз?
Лиззи приютила меня, ее отцу принадлежит дом с двумя спальнями и террасой, в нем мы и жили, так что фактически я являлась квартиранткой Лиззи. Бизнес папы сдулся совсем, когда нам с Лиз было по десять лет, и вместо того, чтобы поехать учиться в скромный Сент-Свитенс, Лиззи направилась в роскошную школу в Дорсете. К моменту нашей очередной встречи она уже умела играть в лакросс (а я даже понятия не имела о том, что это такое) и произношение у нее было, как у английской королевы, не хуже. Но все это, слава богу, не имело никакого значения, и мы продолжали дружить, писали друг другу письма и встречались на каникулах. Остались мы лучшими друзьями, получив свои дипломы. Правда, Лиз была уверена в завтрашнем дне, а я – нет.
– Лиззи, где ты?
Я заглянула в гостиную, надеясь увидеть там подругу, но увидела совсем другое: на софе валялись вещи какого-то незнакомого парня. Я уже, надо сказать, потеряла счет случаям, когда, просыпаясь утром, обнаруживала в душе мужчину, которого ни разу не видела ни до того, ни после. Каждый раз мужчина выходил из душа обернутым в полотенце Лиззи. В этом отношении, кстати, мы с ней очень разные. Лиззи, например, кажется забавным пустить слезу по ходу просмотра романтического фильма – типа «Дневника памяти» (я знала его почти наизусть), – и она на полном серьезе считает, что родства душ между мужчиной и женщиной быть не может. Не выносит Айдена, даже при том, что именно она причастна к нашему знакомству.
Дело было десять месяцев назад – в субботу я работала в кинотеатре, как обычно. Наблюдался ажиотаж: приходили парами, поодиночке и просто компаниями (например, студенты), и я не обратила внимания на высокого худого парня в свободного покроя хлопковых брюках и свитере с V-образным вырезом. Вообще-то, я привираю: я всегда внимательна к посетителям, и, когда кто-то входит в кинотеатр, я его вижу. Можно считать меня идиоткой, но я всегда втайне надеялась, что любовь всей моей жизни войдет в кинотеатр, сметая все на своем пути, несмотря на то что во мне шестьдесят девять килограммов и, чтобы меня сдвинуть с места, понадобится небольшой подъемник. Но все это не мешало мне мечтать. Когда мне было девять лет и мои родители постоянно друг на друга орали, я забиралась под одеяло с фонариком и томиком «Золушки» или «Спящей красавицы», желая сбежать от этого жуткого и жесткого мира. Никогда не переставала верить в то, что бывают хеппи-энды, и даже развод родителей не поколебал мою веру.