Портрет дамы с жемчугами - Кикути Кан (е книги TXT) 📗
Глядя ему вслед, Минако чувствовала, что совершила непоправимую ошибку, упустила случай, который никогда больше не представится. Она вообще ничего не ответила юноше на его приглашение, и он вправе был обидеться на нее.
Поколебавшись минуту-другую, Минако спустилась в вестибюль, торопливо надела дзори и выбежала на улицу, погруженную в мягкий вечерний полумрак.
Дойдя до фонтана на площади перед зданием отеля, Минако огляделась, но юноши нигде не было. Тогда она выбежала на улицу. Она хорошо знала, по какой дороге он должен пойти. И с сильно бьющимся сердцем быстро направилась в сторону Сококуры.
В этот час на улицах Хаконэ было людно и оживленно. Заметив какого-нибудь человека, с виду похожего на Аоку, Минако старалась его догнать, но вскоре становилось ясным, что она обозналась. Пройдя Мияноситу, Минако стала приближаться к пустынному месту у среза горы и на противоположной стороне улицы увидела знакомый профиль. Юноша стоял под навесом парикмахерской, следя за тем, как играют в японские шахматы какие-то молодые люди. Не в силах унять душевного волнения, Минако все же набралась духу и подошла к юноше.
– Вы здесь!… Я тоже вышла прогуляться. Мама, должно быть, еще не скоро вернется, – сказала она тихим, прерывистым голосом.
Услыхав голос Минако, юноша очень удивился, как удивляются звуку далеко брошенного камешка, в то время как о самом камешке уже успели забыть. То что его приглашение оказалось принятым, было для юноши полной неожиданностью, не лишенной приятности.
– В таком случае позвольте составить вам компанию, – произнес юноша и зашагал вперед. Минако следовала за ним на некотором расстоянии, чувствуя себя необыкновенно счастливой, словно во сне.
Вначале они не разговаривали. Минако впервые шла с юношей, в которого тайно была влюблена, и не испытывала той легкости и беспечности, как это бывало с ней, когда они все вместе отправлялись на прогулку. Сердце Минако учащенно билось, ей трудно было дышать. Они шли чересчур быстро, словно спешили по делу.
Внизу у обрыва, вдоль которого проходила дорога, в вечеряем сумраке смутно виднелись разбивавшиеся о прибрежные камни волны реки Хаи. Оттуда тянуло прохладой. Минако, одетая в легкое летнее кимоно, стала зябнуть. Вдобавок ее тревожило молчание юноши. «Быть может, он осуждает меня за нескромность? – мучилась девушка. – Пожалуй, он прав. Я с такой легкостью приняла его приглашение!» Но когда они дошли до моста, перекинутого через речку Дзякоцу, юноша остановился, поглядел на небо и наконец заговорил:
– Посмотрите, вон луна восходит!
Минако подняла голову. Высоко вздымавшиеся за рекой Хаей горы теперь отчетливо выделялись на посветлевшем небе. Еще немного, и лунный свет, игравший на далеком море Сагами, озарит своим сиянием горы.
– Какая прелесть! – проговорила Минако.
– По старому лунному календарю сегодня шестнадцатое, день полнолуния. В Токио вы никогда не увидите такого изумрудного неба. Там оно какое-то мутное!
– Да, – с чувством ответила Минако. – Небо здесь удивительное.
Они вдруг заговорили, словно с них сняли обет молчания.
– А воздух здесь какой чистый, ни пыли, ни дыма, не то что в Токио.
– Кажется, будто в небе отражается зелень гор.
– Да, в самом деле! В небе отражается зелень гор! – повторил юноша, как бы стараясь прочувствовать красоту слов Минако.
Снова воцарилось молчание. Но чувство неловкости у обоих исчезло. Природа как бы сблизила их, сломав вставшую между ними ледяную преграду.
Минако поняла, что может быть с ним еще более откровенной. Ей казалось, что юноша проникся к ней симпатией. Они сами не заметили, что шли теперь рядом. Минако так много нужно было сказать юноше, но она не находила слов. Волновалась, как немая, которая силится что-то сказать.
– Я давно хотел поговорить с вами, но до сих пор как-то не получалось.
Аоки был очень серьезен, словно собирался сообщить Минако что-то важное. Сердце у Минако взволнованно забилось, и она вся обратилась в слух. С минуту юноша мялся, потом наконец проговорил:
– Я хотел выразить вам благодарность за поддержку, но все не представлялось случая. Большое вам спасибо!
Даже в сумерках видно было, как вспыхнул юноша. Минако тоже почувствовала, что краснеет, но не могла вспомнить ничего такого, за что юноше следовало ее благодарить.
– Ах, за что же вы… я… – Минако взглянула на юношу и осеклась.
– Вы забыли? Ну тогда я должен вдвойне благодарить вас. Вспомните, как мне не хотелось ехать на машине от Кодзу, – юноша рассмеялся. – Теперь мне и самому кажется, что я выглядел тогда трусом и ваша мама вправе была посмеяться надо мной. А мне и в самом деле было страшно. Я находился в каком-то странном состоянии. Ваша мама говорила после, что я чуть не заплакал. В то время мне действительно было не до смеха. Но госпожа Сёда так раскапризничалась, что не желала войти в мое положение и, видя мой страх, мучила меня. И вот, когда вы сказали о горной железной дороге, мне показалось, что я слышу слова самого бога, обращенные к грешнику, попавшему в ад. – Юноша опять рассмеялся. – И все же я проявил тогда непростительную трусость!
Тон у юноши был шутливый, но в голосе отчетливо звучали нотки благодарности.
– Стоит ли говорить о таких пустяках! Мне действительно захотелось поехать по горной железной дороге! – Минако еще больше покраснела, ощущая, как неудержимо поднимается в сердце радость.
– Нет, вы тогда вызвали во мне искреннее восхищение! Вступись вы за меня открыто, я устыдился бы, а госпожа Сёда стала бы еще больше упорствовать. Но ваши слова прозвучали с такой непосредственностью, что госпожа Сёда сразу же сдалась. До сих пор я считал самой умной из всех женщин, которых когда-либо знал, госпожу Сёду, а встретившись с вами, понял, что есть женщины, которые так же умны, но при этом сохранили женственность и душевную чистоту.
– Не надо так говорить, – сказала Минако, – вы заставляете меня краснеть. – И она закрыла лицо рукавом кимоно.
В своей милой наивной стыдливости Минако была поистине прелестна. От похвал юноши, которого она успела полюбить, Минако чувствовала себя наверху блаженства.
Выплывшая из-за гор луна залила все вокруг ярким светом. И теперь Минако видела лицо юноши, казавшееся в лунном свете прозрачным. Иногда он украдкой поглядывал на девушку. Прошел всего час, но их сердца с неудержимой силой стремились друг к другу. От прежней неловкости не осталось и следа.
Луна уже поднялась высоко в небе, озаряя горы, реку и лес. Наслаждаясь этой прекрасной летней ночью, молодые люди долго стояли на мосту. В сердце Минако все росли и росли любовь к юноше, нежность, доверие, которых она до сих пор не испытывала ни к одному мужчине.
Как-то сам собой разговор коснулся Минако, и девушка откровенно рассказала ему о своей жизни, даже о своем несчастном больном брате.
– Вот как… Кое-что я слышал об этом. Значит, у вас не осталось никого из родных, брат тут не в счет, раз он в таком состоянии.
От его участия и ласкового голоса девушка еще острее почувствовала свое одиночество, и слезы навернулись ей на глаза. Молодые люди умолкли, но теперь они хорошо понимали друг друга.
– Если вы позволите, мы продолжим прогулку, – сказал юноша, когда они прошли Кигу и приблизились к Миягино.
– Хорошо, – скромно ответила Минако, подумав про себя: «Я готова идти сколько угодно».
Всю дорогу от Киги до Миягино они оживленно разговаривали и успели подружиться. Девичья наивность и скромность Минако, благородство, чистота ее сердца, внимание и ласка к нему глубоко тронули юношу.
У моста Миягино, где берег становился все более пологим, стояла водяная мельница, с шумом вращая свои колеса, которые разбивали серебристые от лунного света струи реки.
– Мачеха заботится обо мне, как мать или старшая сестра. И все же мне очень хотелось бы иметь брата или сестру!
Впервые в жизни Минако говорила с такой откровенностью.
– Я вас хорошо понимаю, – тихо ответил юноша. – Лишь после смерти брата я ощутил, какая это огромная для меня потеря, как важно иметь родных. Но вы…
