Дети из камеры хранения - Мураками Рю (версия книг .TXT) 📗
— Пришел! — крикнула женщина. Люди забегали еще быстрее.
— Хаси! — закричала женщина.
Все эти голоса доносились на фоне рева генератора. Кику ахнул. Возле здания стоял Хаси. Он, в окружении нескольких камер, прошел мимо. Казалось, что он улыбается. Кику попытался протолкнуться сквозь заслон. Один из мужчин схватил его за руку. Кику ударил его в подбородок. Охранник упал на дорогу, покрытую тонким слоем снега. Остальные охранники подскочили к Кику, чтобы схватить его за руки. Кику вынул из-за пояса пистолет и выстрелил им в ноги. Закружился вихрь снега, один из охранников упал и, схватившись за ногу, стал кататься по земле.
— Прочь! — крикнул Кику, наставив пистолет на последнего охранника, и тот побежал.
Кику побежал вслед за ним. На углу он повернул направо. Дорога была забита людьми, которые щелкали затворами фотоаппаратов. За людской преградой был широкий луч света, оттуда раздавался голос ведущей. Кику, расталкивая людей, вытащил из-за пояса еще один пистолет и выстрелил вверх. Все как один обернулись на него. Голоса смолкли. Кику, сжимая пистолет, пробирался сквозь толпу.
— Хаси! — закричал Кику. Лишь его голос и был слышен. — Пойдем, Хаси, нас ждет машина. Поехали со мной.
Хаси вышел из толпы. Прожектора светили ему в спину, лица было не разглядеть. Хаси подзывал Кику рукой.
— Кику, иди сюда. Тебе надо познакомиться с этим человеком.
Все смотрели на Кику. Кику продвигался вперед в ярком луче прожектора. Было светло, как днем. Свет струился из черных ящиков, висящих на железных кронштейнах. Если посмотреть в самый центр прожектора, то закружится голова и на какое-то время все вокруг станет желтым. Там были господин Д. и высокая женщина, которую вместе с Хаси показывали когда-то по телевизору. Ведущая зажгла сигарету. И еще одна женщина, которая сидела на корточках, закрыв лицо свитером. Ее юбка и сапоги были в грязи. Она дрожала и ни за что не хотела поднимать лица. Свет из черного ящика был направлен на нее. Там стояли четыре телевизионных камеры. На конструкции из железных труб были закреплены еще две камеры, одна — сбоку от ведущей, другую нес оператор. Господин Д. в упор посмотрел на Кику.
— И правда похож, — прошептал он. Подошел Хаси. У него были влажные глаза.
Кику ждал, что он заговорит. Он должен был сказать: «Спасибо, Кику». Хаси открыл рот. Показал на женщину, прятавшую лицо под свитером, и сказал:
— Кику, это твоя мать.
Кику никак не мог понять, о чем говорит Хаси.
— Кику, сегодня я встретился с той пожилой писательницей. Она сказала, что женщина, которая меня бросила, умерла. В позапрошлом году, от болезни. Выходит, это — твоя мать.
Ведущая подбежала к женщине, сидевшей на корточках, и заговорила:
— Пришел ваш сын, Нумада-сан. На этот раз ваш настоящий сын. Встаньте, скажите ему что-нибудь. Он здесь. Похож на вас как две капли воды. Такой же крупный. Замечательный молодой человек. Поднимите голову. Он спортсмен, прыгун с шестом. Взгляните на него. Ребенок, которого вы оставили в камере хранения, стоит здесь. Наверняка он вас простит.
Оператор с камерой на плече подошел к Кику вплотную. Кику одним ударом отбросил камеру и попытался выбраться из окружавшего его светлого, как день, кольца. Затворы нескольких десятков фотоаппаратов щелкали перед ним, загоняя обратно в кольцо.
— Выпустите меня, я ухожу, выпустите!
Кику хотелось вернуться к Анэмонэ. То, что он давно забыл, вновь шевельнулось в его голове. Похороненное в глубинах мозга тяжелое и блестящее железное колесо с шумом начало крутиться. Кику стало тошнить, он закрыл глаза. Перед глазами стояла резиновая кукла, которая выплевывала изо рта красную жидкость. Он видел затвердевшие ноги Кадзуё. Не смотрите на меня, дайте мне уйти, выключите свет. Он открыл глаза. В глаз попал снег, все вокруг виделось мутным. Он смотрел на женщину, которая дрожала в ослепительном снегу и грязи. Так это и есть та женщина, что меня бросила? Она выглядела как сгусток дурных предчувствий. Женщина, которая натянула на голову свитер и неподвижно сидит на корточках, — это и есть гнусный сгусток всех тех дурных предчувствий и ощущений, которые я переживал с самого рождения. Она не человек, она словно бы кусок железа. Глаза болят. Свет из черных ящиков раздражает их. Поверхность глазных яблок пересохла. Зрение утратило фокус. На стыке между двумя картинками появился цвет. Яркий цвет, который расползался в обе стороны. Этот цвет окрасил глаза людей, окружавших Кику, их щеки, губы, шеи. «Хаси, я понял. Ты построил свой город из мусора и бросил в него меня. Ты притворялся, что плачешь, ты обманул меня». Перед глазами у Кику появилось белое, сверкающее железное колесо. Колесо стало крутиться, и искры света полетели в разные стороны. Искры белого света, которые впивались в кожу. Колесо вращалось все быстрее, раздались взрывы. Оператор с ручной камерой вплотную подошел к Кику. Кику закричал, поднял пистолет и положил палец на спусковой крючок. Господин Д. завопил:
— Остановите его!
Оператор пригнулся. Раздался выстрел, линзы разлетелись на такие мелкие осколки, что их было не отличить от снега. Кику глубоко вздохнул, отшвырнул пистолет и достал последний.
— Остановись!
Кику обернулся. Женщина, сидевшая на корточках, еще раз повторила:
— Остановись. Стреляй в меня. Женщина встала и медленно пошла к Кику. От ее лица поднимался пар. Меня заперли. Вспоминай. Меня заперли в этом месте, наполненном ярким светом. Уничтожь. Уничтожь место, в которое тебя заперли. Кику направил пистолет на падающие вниз искры света. Их загородила крупная женщина. Она вплотную подошла к дулу пистолета. Пуля разнесла ей лицо. Раскинув руки, женщина отлетела на землю и вновь приняла ту самую позу, в которой была недавно. Казалось, она натянула на голову красный свитер. Лицо без глаз, носа, губ, ушей и волос смотрело на Кику. На этом красном лице таял снег, и от него поднимался пар.
ГЛАВА 20
Анэмонэ закончила паковать багаж и приготовила очередной омлет. Последний оставшийся кусочек она разделила вилкой и проглотила. Сколько уже омлетов она приготовила с той ночи, когда Кику просил ее не открывать подарок, пока он не вернется! Она не сдержала обещания и вскрыла упаковку рождественского подарка, полученного накануне, и с той поры ежедневно питалась одними омлетами. Полиция уже семь раз вызывала Анэмонэ на допрос. Ее спрашивали: «Он не говорил вам, где приобрел пистолеты? Он был вооружен, когда в рождественскую ночь пришел к вам домой? Когда он уходил, не намекал ли он, что собирается сделать? Не говорил ли, что хочет кого-то убить? Что он делал у вас перед тем, как уйти? Когда вы познакомились? Какие у вас были отношения? Вы с ним спали? Сколько вам лет? Как вас на самом деле зовут? Анэмонэ — ваше настоящее имя?» Она на все вопросы и рта не открывала, но допрос не был слишком назойливым. Она в ответ только печально улыбалась, и полицейские сразу же задавали следующий вопрос. В конечном счете Анэмонэ была не такой уж важной свидетельницей.
К тому же был адвокат, которого господин Д. нанял для защиты Кику. Он появлялся несколько раз и просил ее дать показания в суде.
— Госпожа Анэмонэ, — сказал он, — Хасиро утверждает, что он твердо убежден: Кику просто пытался спасти его, не допустить его встречи с матерью перед телекамерами. Что вы думаете по этому поводу? Кику вам ничего такого не говорил? Я готов ему помочь, но хотел бы знать, не слышали ли вы что-то подобное? Это было бы веским свидетельством в его пользу.
Но Анэмонэ упорно отказывалась отвечать. Когда адвокат спросил ее о причине молчания, она ответила, что ненавидит судебные процессы. Она вспомнила, что до того, как увидела Кику в зале суда, он провел несколько дней в лечебнице для душевнобольных. Теперь она подумала, что дело не ограничилось простым обследованием, ему сделали еще и лоботомию. Кику был совершенно подавленный, располневший, сгорбленный… Его опустошенные глаза отчаянно шныряли по комнате. Анэмонэ выглядела скромно, без косметики, чтобы не привлекать к себе внимания, и робко сидела в зале. Прокурор зачитывал обвинение: незаконное владение огнестрельным оружием, угрозы, преднамеренное повреждение личной собственности, нанесение увечий, преднамеренное убийство. Кику пытался что-то сказать судебному чиновнику, но судья велел ему молчать и слушать обвинение, и Кику снова сжался.
