Дети из камеры хранения - Мураками Рю (версия книг .TXT) 📗
На следующий день она продала квартиру и все остальное, от драгоценностей до теннисных ракеток, а вырученные деньги — более двухсот миллионов йен — разместила в семи разных банках. Солгав родителям, что улетает в Лондон, она позвонила в рекламное агентство, сообщила, что разрывает контракт, до истечения которого оставалось четыре месяца, и предложила в качестве компенсации зачесть их полугодовую задолженность за прошлый год. В агентстве с ее предложением согласились. Упаковав багаж, она доела последние омлеты. Освободила багажник машины, чтобы поместить туда крокодила, которого после некоторых колебаний решила взять с собой. В обыкновенной ванне, где крокодил лежал изогнувшись, он чувствовал себя неуютно. «Придется потерпеть, Гариба! Проведешь так десять часов, но все это ради того, чтобы увидеть Кику. Ты ведь тоже этого хочешь, правда?» Анэмонэ запихнула в чемодан самую необходимую одежду и два акваланга и в три часа утра выехала на своем «форде бронко».
Она направилась по автостраде Тохоку на север. Ей предстояло переправиться через узкий пролив к желанной цели — портовому городу Хакодатэ.
На ногах у нее были китайские тапочки, отороченные красным атласом, по которому золотыми нитями были вышиты цветы капусты. Анэмонэ изо всех сил жала на педаль, «бронко» несся со скоростью триста километров в час. Она насвистывала какую-то песенку, и у нее совершенно не было ощущения, что она удаляется от Токио. Свет из окон поблескивал на ее рубашке.
Анэмонэ терпеть не могла путешествий. До сих пор она выезжала только однажды на четырехдневную экскурсию с классом в Киото. В первый же вечер в гостинице она съела втрое больше обычного и всю ночь провела в разговорах с приятельницами. Потом три дня продремала в автобусе. Они посетили множество древних храмов и дзэнских садов, но она ровным счетом ничего не запомнила. Помнила только, как ее укачивало и как шум мотора иногда заставлял проснуться. Когда она открывала глаза, за окном мелькали все новые и новые пейзажи. Смеркалось, вдали стали загораться фонари. Анэмонэ страшно не понравилось путешествие, состоявшее в перемещении из одного места в другое.
Она продолжала жать на педаль газа, наблюдая, как фары ненадолго вырывают из темноты отдельные участки, после чего те с ужасающей скоростью исчезают. Серые изгибы дороги постепенно начали светлеть: близился рассвет. Анэмонэ решила, что пора заправиться и перекусить, и остановилась на автостоянке. Из холодильника на соседнем сиденье она достала кусок конины, завтрак Гарибы, и, убедившись, что в багажнике все в порядке, бросила крокодилу мясо и направилась в ресторан. Ее короткие волосы с обесцвеченными концами, серебристая меховая куртка, черные кожаные бриджи и китайские тапочки привлекли к себе внимание посетителей, в основном водителей-дальнобойщиков. Она заказала рис с карри и суп-мисо с улитками, после чего направилась в туалет, чтобы немного освежиться. Когда она встала из-за столика, все присутствующие подняли глаза от мисок с рисом и проводили ее покачивающиеся худенькие бедра.
Туалет находился в глубине помещения, за кухней. Судя по всему, пол здесь только что вымыли, он был еще влажным. Отопления не было, дыхание Анэмонэ белыми облачками отражалось на поверхности разбитого зеркала. Прикосновение ледяной воды из-под крана показалось ей приятным. Из кухни через щели в двери проникал пар с запахом вареной капусты.
Вдруг дверь туалета резко распахнулась, и вошли двое мужчин. Один, по пояс голый, дрожал от холода и бормотал: «Умоляю тебя, перестань!» У второго в правой руке был шприц, и он громко хохотал. Вдруг оба заметили Анэмонэ. «Женщина!» — воскликнул полуголый, усевшись на влажный пол и обеими руками ухватившись за пах. Он загораживал собой дверь. На мужчине со шприцем была куртка из змеиной кожи, берет, бриджи для верховой езды и кожаные чулки, как у строительных рабочих. Он был невысок, но с могучей шеей и сильными руками. Увидев Анэмонэ, он на какое-то мгновение перестал хохотать, но возобновил свой смех, увидев, как его приятель пытается прикрыть торчащий член рубашкой. «Эй, хватит ржать перед бабой!» — прокричал сидевший на полу. Он торопливо поднялся и оделся: натянул желтые штаны, черные кожаные сапоги со шнуровкой по бокам. Носки у него были в дырках. Заметив, что Анэмонэ смотрит на него, он понурил голову. Он был ниже ростом, чем мужчина со шприцем, его макушка едва доставала до губ Анэмонэ. На вид ему не было тридцати, однако на голове виднелась заметная лысина. Он провел расческой по жидким волосам и зачесал их в одну сторону. — Видите ли, сударыня, у меня от рождения слабый кишечник, — объяснил он. — С малых лет мне то и дело приходилось сидеть на мокром полу в загаженных штанах. Бабушка вставляла мне в задницу продолговатый магнит, а в нагрудном кармане у меня была батарейка, подсоединенная к электроду с эбонитовым наконечником, и велела никогда его не вынимать. Так она меня наставляла, и я не мог ей возражать. Сейчас все поймете. Дело в том, что анус находится рядом с половыми органами, и в первый раз семяизвержение случилось у меня во втором классе начальной школы, после чего семя постоянно вытекало из моего члена. Электрод был потолще моего большого пальца, в результате чего мой анус расширился. И если я стал педиком, то в этом вина моей бабушки. Она растила меня одна, торговала сушеной рыбой и жареными в сухарях крабами. Понятно? Даже в холодные дни бабушка, не надевая перчаток, брала корзинку с сушеной макрелью и шла ее продавать. В холод я носил шерстяные перчатки и был уверен, что бабушка не носит перчаток только потому, что ей это не нравится, а на самом деле у нее просто не было на них денег. Я считал ее необычным человеком и поэтому, когда она велела мне вставить в задницу электроприбор, послушался ее без разговоров. И вдруг у меня из члена потекло семя, и при этом я испытал несказанное наслаждение. Вы-то понимаете, что со мной произошло, сударыня, но откуда про это было знать школьнику?
Изрыгая кислотные пары, лысый продолжал говорить. На губах его выступила пена, он прижался ртом к руке Анэмонэ, которую начало уже поташнивать. Второй положил шприц в сумку и смотрел через окно туалета на приближающийся рассвет.
— Надеюсь, сударыня, вы не считаете меня извращенцем? Вы должны меня пожалеть.
Синие вены набухли у него на лбу и шее и, несмотря на холод, пот струился под рубашкой. Анэмонэ попыталась вырвать руку, чтобы выйти из туалета.
— Подожди, сестренка! Знаешь, моя мать сейчас очень больна, и, чтобы привести себя в чувство, я должен вколоть себе корейские витамины. Тебе не кажется, что я славный парень? Ведь я славный парень, правда? — завопил лысый и крепко схватил Анэмонэ за руку. — Как по-твоему?
Анэмонэ никак не могла вырваться из его клещей, и тогда она крикнула стоящему у окна:
— Сделайте же что-нибудь!
Мужчина в помятом берете брезгливо посмотрел на лысого и прищелкнул языком.
— Веди себя прилично перед дамой! Ну и мерзавец! — Потом обернулся к Анэмонэ: — Хочешь, чтобы он замолчал?
Анэмонэ кивнула. Мужчина в берете бросился на лысого. Перед глазами Анэмонэ мелькнул огромный кулак и с глухим стуком обрушился лысому в лицо. Тот рухнул на пол, закрыв нос рукой, а потом, вытаращив глаза, пополз на карачках. Все было забрызгано кровью.
Анэмонэ выбежала из туалета, раздираемая противоречивыми чувствами. Мужчина в берете поспешил следом за ней и проговорил:
— Могли бы и спасибо сказать!
Анэмонэ ничего не ответила и села на прежнее место. Рис с карри окончательно остыл, у нее пропал аппетит. Она проглотила ложку супа. Здоровяк в берете уселся на соседний стул.
— Вы не хотели бы меня отблагодарить, сударыня?
Он поблескивал золотым зубом. При виде кулона, покачивающегося у него на шее, в памяти у Анэмонэ всплыл образ иностранки, делающей минет японцу.
— Я ударил его, чтобы помочь вам, и вам следует меня отблагодарить.
Мужчины по соседству тихо засмеялись. Анэмонэ достала из сумочки две купюры по тысяче йен и протянула ему. Некоторое время он внимательно разглядывал их при свете проникавшего в ресторан солнца, потом щелкнул языком и с криком:
