Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология) - Фрай Макс
- Привет.
- Привет, Яртов. Ты как там?
- Да ничего, только Ленка ругается, что межгород.
- А я придумал. Я сегодня видел попа на перекрестке, где библиотека. Вооот с таким крестом. А ты что-нибудь видел?
- Ну не знаю… Беременная тетка подойдет?
- Ты че, смеешься? Ты так выиграешь сразу, это жульничество. Лысых видел?
- Лысых не видел
- Ну вот, первый ход мой. Если еще двух найду – ты проиграл.
- Ха, да я двух попов подряд в жизни не видал, все, ты сдулся.
- Ну-ну, посмотришь. Все равно в итоге я выиграю, у меня преимущество сразу было.
-Да гонишь ты, вот и все твое преимущество.
- Привет.
- Привет, Яртов, ты как там?
- Жека, засранец, ты куда пропал? Ты сейчас у нас?
- Да, в городе. Пошли посидим куда-нибудь, что ли.
- Давай приезжай ко мне лучше, а там решим. Познакомлю кое с кем.
Уже после распитой на троих бутылки джина, когда Настя уходит спать, теперь не рыжий, а просто светловолосый мужчина невзначай интересуется:
- Ну как у тебя, что-нибудь было… интересное?
- Только не надо ржать. Мы с Настей расписаться думаем, и я недавно ее фамилию узнал. Анастасия Петровна Нолина.
- Слушай, ну ты засранец, ну ведь как был жуликом, так и остался.
- Все по-честному, выпало так выпало. Думаешь, я сразу поверил? Не умеешь ты красиво проигрывать, Евгений.
- Я никогда не проиграю, товарищ шулер, увидишь. Я даже сейчас не проиграю. Помнишь, я тебе говорил, как моя фирма называется. Вбей завтра в поисковике, посмотри.
Утром Жека неспешно собирается, лениво пьет кофе, но то и дело косится на Яртова. Наконец они выходят покурить на балкон, и оба начинают сдавленно хихикать.
- Значит, жениться, это пиздец какое жульничество, а торговать фильмами ХХХ – это у нас благородный рыцарский метод? Слушай, как мне тебя теперь на свадьбу звать, Евгений Викторович, там же приличные женщины будут.
- Да я сам случайно влез, вот ей богу. Даже не понял, поначалу, что того… одним ударом тебя.
- Надо еще по датам сверить, рыжий. Когда у тебя сайт запущен был?
- Дай соображу. В феврале, ну.
- Тебе бумаги принести, или так поверишь, что я в конце января зарегистрировал свое ООО?
- Ладно, ладно, не злорадствуй. Партия твоя, но в итоге главный ход за мной. Запомни, я честно предупреждаю.
Потом они видятся на свадьбе, потом только на другой свадьбе, все же визу оформлять, с другого континента так просто не налетаешься. Но на каждый день рождения Алены Евгеньевны Яртов прилетает обязательно, иногда с Настей. Фамилию Нолина она себе после развода вернула, а неудачный брак вдвоем перерос в очень качественное приятельство на троих.
Поэтому на похоронах они были вместе. И невысокая, сухонькая Анастасия крепко держала за руку седого грузного старика. В конце концов все ушли, и дочь, и обе жены, а они сидели на лавочке, и Женька, неотрывно глядя на памятник, рассказывал про долгие уроки во втором классе и пыльную штору, возле которой стояла последняя парта в кабинете биологии.
- Я об одном жалею, Стась. Что не могу сейчас спросить, когда он выбрал крестики тогда, то сразу думал про финальную партию? Он поставил свой последний крестик, рыжий стервец, и какой ход я не сделаю – игра уже закончена, всегда-навсегда.
9 часов до рассвета
Когда-то одноклассник Полянский украл у меня столовскую булку, унылый завиток теста с коркой сахара сверху. Нагло говорил, что не брал, вытирая сдобные руки. Я не разговаривал с ним недели три, а потом на перемене, когда в классе никого не было, мрачно истыкал циркулем новый пенал Полянского. Мы общались потом даже, но булку я запомнил, потому что никто никогда меня больше не грабил. Вот и с почином.
Первый кадр – я наудачу ныряю в незнакомые сумерки. Не угадываю, конечно, вокруг издевательски пусто, спросить про серую дорожную сумку не у кого. Возраст два года, страна происхождения под вопросом, но уверяли, что Германия, особые приметы – нет. С ноутбуком внутри. С подарками. С бутылкой текилы. С книжкой, которую хорошо, если на треть прочитал.
А на предыдущем кадре номер ноль я выхожу из такси. Злюсь на водителя из-за грязной, замусоренной машины, из-за того, что встал как мудак – перед лужей. Но за 40 минут дороги из аэропорта он так осточертел бесконечными попытками разговора, что машину переставить не прошу, расплачиваюсь и боком выбираюсь в теплый, еще влажный после дождя город. Вытягиваю за наплечную ручку свою сумку, серую, два года, без особых примет, и ремешок издает странный звук типа «крак», обрываясь где-то в креплении. Сумка уже снаружи, я совсем теряю равновесие, славно задуманная поездка-сюрприз с каждой минутой летит к неведомым, но злым чертям. Через час я буду вспоминать и прокручивать в голове именно этот момент. Когда вместо того, чтобы оставить сумку в машине, я оглядываюсь в поисках места почище, и взваливаю ее на каменный бортик – то ли клумба, то ли урна. Прошу водителя о минуточке, а раздражение поднимается все выше, уже колет злой волной грудную клетку. Минута, две, хрен его знает, но отлетевшая защелка отыскивается под сиденьем, и, поднимаясь, я даже успеваю уловить краем глаза движение там, где стояла сумка.
Кадр два. На кадре два нет почти ничего. Когда я, придурок, придурок, придурок, возвращаюсь после короткой и бессмысленной погони в пустоту, такси уехало. Возможно, таксист не заметил, что на заднем сиденье была моя вторая сумка. (Краткое содержимое – паспорт, права, адрес Веры в блокноте, деньги. Обратный билет, да. Телефон). А может, он как раз очень хорошо заметил.
На этом наш комикс прерывается на реальную жизнь, в ней у меня есть город, в котором я впервые, где-то неподалеку дом давней подруги, но она ждет меня только завтра и, кстати, страсть к дешевым эффектам, раз уж мы об этом. Я тупо сажусь на скамейку рядом с той самой урной-клумбой и думаю про Полянского и свою несъеденную 24 года назад сахарную булку. Потом я осматриваю карманы. Несколько сотен, полупустая пачка жвачки, ключи от дома. Еще часы на руке. Сейчас почти девять, темнеет. Я продумываю комбинации, которые могут меня спасти из этой нелепицы обратно в прекрасную, тщательно спланированную поездку. Но все комбинации дают зеро, ноль, пусто.
«Телефона нет в нем верин номер можно было бы позвонить попросить в каком-нибудь заведении один звонок последний адвокату хаха кстати в милицию надо бы черт с ним сейчас надо что-то делать да и где эта милиция адрес адрес мне только ее адрес нужен как же я сказал этому таксисту улица шелеста одиннадцать или шелеста четырнадцать тут три дома три долбанных крейсера надо вспомнить хоть квартиру тогда просто проверю все три». И тут мне становится страшно. Господи, хорошо хоть на ноуте пароль, и эта тварь не будет рыться в моих записях, фотографиях, музыке, не станет копаться своими ручонками прямо в моей голове.
Я пока не думаю о восстановлении паспорта и билетов, надо решить, что делать в ближайшие минуты. Встань и иди. ОК,встаю и иду. В сторону оживленного проспекта, к людям, где можно влезть в вечернюю болтанку города и притворяться, что тоже спешишь куда-то.
На память я знаю только номер офиса и домашний родителей. Оба бесполезны. Вспоминаю последний разговор с Верой, когда я, такой хитрый и неожиданный, разузнавал обиняками, будет ли она дома накануне моего приезда. Тут же меня осеняет, и я смеюсь очевидности разгадки. Любой интернет-салон – и я свяжусь с Верой, да с кем угодно свяжусь, я брошу свою бутылку с письмом и ко мне приплывет сапфировый лайнер, да хоть рыбацкая лодка, согласен и на плот. Вначале я спрашиваю только подростков, кому еще знать, где здесь водится Интернет. Мне дружелюбно рассказывают про точки бесплатного вайфая. Про кафе с платным вайфаем. «Мм, постойте, я, кажется, один видела интернет-салон. Лет пять назад он был двумя кварталами выше». Снова зеро. Интернет достоверно есть на почте, но она, как сочувственно мне объясняют, закрылась в семь часов. Я почти готов проситься домой к этим мальчикам и девочкам, где есть связь, где мне дадут, наверное, кружку чая как гостю, пусть и непрошенному. Источники ценной информации про почту смотрят на меня вопросительно – а что дальше буду делать? – я понимаю, что они не откажут, ну вот этот парнишка точно пустит к себе. Но я так и не прыгнул когда-то с большой вышки в лагере, вот и сейчас не могу заставить себя. Одна фраза – и я вскоре буду у Веры, зализывать раны и считать урон. Но пустая трусость побеждает, говорю «спасибо» и ухожу, как будто ведомо мне, куда.
