Купальская ночь - Вернер Елена (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Она хотела, чтобы я пришел, она продумала все это
Не хочу больше об этом.
Хочу думать, что скоро все это закончится. Через три с половиной месяца я выйду.
Страшно подумать, сколько я здесь провел. Когда я понял свою ошибку, оправдываться было уже поздно.
Два раза в год приезжает Маркел, матушка намного чаще. Я перед нею очень виноват.
Я часто вспоминаю о тебе. Не о расставании, а о встрече. Ты вынырнула перед лодкой, прямо посреди моей жизни, рассерженная, с такими темно-сливовыми глазами, что у меня не было ни единого шанса.
Вероятнее всего, я тебя больше никогда не увижу, и это даже хорошо. Не хочу портить. Прошлое нам не принадлежит, оно просто есть. Когда мы виделись в последний раз, у тебя дрожала верхняя губа, и пальцы были такие цепкие, как мышиные лапки…
Помнишь, как мы купались за мостом, направо… Захотелось перекусить, и вместо того, чтобы одеться, дойти до моста и через мост, мы напялили одежду и переплыли в ней Юлу. Наш выход на главном пляже произвел фурор, еще бы! Ты произвела фурор. На тебе была белая футболка и юбка в полоску, и все это облепило тебя, как вторая кожа. Мы вышли из воды, как ни в чем ни бывало, и пошли за едой. Мамаши с детьми и мужьями просто обалдели. А на выходе из парка вдруг оказалось, что по асфальту босиком идти невозможно, он ведь раскаленный. И мы бежали и хохотали как безумные. И пятки жгло, я до сих пор чувствую, как сильно они горели. Шершавый асфальт, бежать и больно, и горячо. Зато потом сразу бетонный пол в темном коридоре, такой перепад. «Мне кажется, они шипят», – смеялась ты. Ты всегда так заразительно смеялась, постоянно, я не помню ни минуты, чтобы ты не улыбалась. Надеюсь, это и сейчас так. Прощай.
Костя»
Катерина поняла, что сидит на земле, и весь подол ее платья в вастюках и щепках почтового ящика. Она тяжело встала, и Костя, во время ее чтения вернувшийся и сидевший теперь на завалинке, поднял голову, пытаясь рассмотреть что-то в ее лице. Она вернулась в дом, взяла от порога принесенную им ковку, и вышла к нему:
– Ложь. Ни слова правды, все вранье. Ты убил ее, а теперь даже прах ее топчешь. Ее имя. Грязью обмазываешь. Зачем? Я знаю, зачем. Ты не человек. Убирайся отсюда, чтобы я никогда тебя не видела. Все неправда! И забери это.
Катерина швырнула на землю фурнитуру, как кидают кости дворовому псу.
– Конечно, неправда, Катя…
Он кивнул и ушел, теперь уже окончательно.
Митя тихо всхлипнул и бросился подбирать с земли витые ручки для сундука.
– Зачем ты его прогнала? – плакал он. – Мы же с ним вместе делали! Так старались, для тебя. Мы же для тебя старались, мама…
Теперь Катерине всюду мерещились враги. Она запретила Мите идти к кузнецу (назвать его вслух по имени не поворачивался язык), но и к Вене Маркелову тоже не пустила. Еще бы, наверное, все это – дружба Вени и Мити, их визиты в мастерскую ковки – подстроено заранее злокозненным умом Кости, при помощи верного Маркела. Мало того, что он следил за ней исподтишка: а, так вот чей взгляд она почувствовала на кладбище. И где именно, на могиле Алены. Подлец… И еще подбираться к ней через сына! Катерина задыхалась от гнева. Строго-настрого наказав мальчику даже носа не высовывать за порог, она бросилась к Оле Дубко.
По дороге она сообразила, что и Оля знала о Косте заранее. Но Олю она не винила: та умолчала, чтобы не поминать всуе убийцу лучшей подруги. Катерина на ее месте сделала бы так же.
Она начала прямо с порога:
– Вчера ты говорила о том, что у мамы тоже была своя преисподняя. Что ты знаешь об этом?
– Что ты хочешь услышать? – после секундной, такой заметной заминки откликнулась Ольга, и Катерина прижала ко рту ладонь. Но справилась с собой:
– На, прочти, – она протянула Ольге Костино письмо.
Ольга погрузилась в чтение, а Катерина места себе не находила и слонялась из стороны в сторону, как запертый в клетке тигр. Она ловила себя на том, что все это напоминает какое-то представление, только в очень реалистичной обстановке: по стеклу ползет муха, широко зевает дворняжка, на блюдечке лежит нарезанный огурец, и на подсоленных его срезах выступили капельки. Варенье из арбузных корок булькает на плите.
Ольга закончила читать письмо и излишне аккуратно сложила его, вернула в конверт.
– Ну, говорите, тетя Оля! – взмолилась Катерина.
– Будешь кофе?
Катерина обхватила себя руками от несуществующего озноба и присела у стола. Оля тоже присела.
– Теперь уже самое время. Я все ждала, наступит ли этот день, или все это так и уйдет со мной. Конечно, умирать я пока не собираюсь, но ведь и никто не собирается. И Алена не собиралась…
– Так это неправда?
– Не перебивай. Если уж ты пришла ко мне, то имей совесть, выслушай.
В ее голосе появились ворчливые, какие-то старческие нотки. Наверное, от неловкости и желания ее скрыть.
– Она была смелая, наша Алена. И упрямая, как сто чертей! Уж если что ей взбредет в голову, ни за что не отступится. И с другими не посчитается, если уж на то пойдет. Я знала ее мужа, Алешу…
– Моего отца.
– Перестанешь ты сегодня меня перебивать или нет? Ее мужа. Хотя отца твоего я тоже знала, ну как «знала» – видела. Так что если уж говорить по правде, никакая ты не Алексеевна. А Олеговна.
На Катерину напал смех. Не хохот, а такая легкая смешинка. Как если бы ей сказали, что в ванной под раковиной живет маленький дракон, но – тсссс – это тайна. Ольга помолчала, дожидаясь, пока та успокоится, и продолжала как ни в чем ни бывало:
– Ты даже не представляешь, какой она была… С детства держала мужиков под каблуком, вертела ими. Сначала дворовая беготня, и непременно Алена – предводительница, с палкой, а одно время и с луком, который ей сделал отец. Единственный ребенок, свет в окошке. Родители зарабатывали немного, но на жизнь хватало, и ей ни в чем не было отказа. А когда она еще поняла, что победит любого мальчишку… С каждым из своей шайки она дралась отчаянно. Потом наступил тот возраст, когда мальчики становятся наконец сильнее девочек, но она и тут всех обставила, и просто стала красивой. Что позволило ей вить веревки из них из всех. И она привыкла.
– Ты тоже красивая… – пробормотала Катерина.
– И ты красивая, и я красивая. Все мы красивые, если уж не откровенные уродицы. Я тебе про другое, я тебе про Алену! – и Ольга так выразительно сделала глазами, что Катерина поняла, о чем она.
– В общем, на четвертом курсе один вдруг не захотел плясать под ее дудку и не сдался сразу. Она, конечно, удивилась, заинтересовалась – и попалась. Олег работал доцентом на кафедре иностранных языков. Я не знаю подробностей, я ведь только поступала в тот год. Они расстались, и она была уже беременна. Хорохорилась изо всех сил. Но тут надо сказать об Алеше. Он был ей ближе, чем любовник, потому что был настоящим ее другом. Конечно, любил он ее беззаветно, но ему хватало ума этого не показывать. И когда комендантша общаги узнала про ее положение и собралась выставить на улицу за «моральное падение и дурной пример остальным», Алеша сделал ей предложение. Она, конечно, упиралась ногами, рогами и копытами. Я лично ее уговаривала, неделю или около того, и Алеша тоже. В итоге уломали. Они поженились, и родилась ты. А Аленка взяла академ на год.
– Так значит правда, я Екатерина Олеговна…
– Тебе есть особая разница? В любом случае ты ни знала ни Олега, ни Алешу.
– Почему так вышло?
– Потому что мы говорим об Алене. Она как вода, текучая. Не удержать. С Алешей она прожила два года, а потом подала на развод. Когда их развели, она собрала тебя и уехала. Не оглядываясь, только вперед.
– А Алеша?
– А что Алеша… Очень тяжело переживал. Но все-таки потом даже женился. Мы с ним переписываемся. Все еще по старинке, без этих интернетов.
– Ты переписываешься с тем, чье имя стоит у меня в свидетельстве о рождении? А я даже про него ничего не знаю. Я всегда была уверена, что он псих, потому что ушел от нас.
