Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле - Бэнк Мелисса (книги .TXT) 📗

— Мальчик, зажигавший по вечерам уличные фонари, носил с собой табуретку.

Тут я поняла: это подобно моей тоске по Нантакету, — и я мягко коснулась ладонью ее руки. Мне пришло в голову, что все куда сложней, чем я думала.

Мы заканчивали с десертом, когда появились Генри и Джулия. Мама немедленно разыграла такое же удивление, какое мы все испытали при внезапном приезде бабушки.

— Глядите-ка, а вот и Генри!

Он, казалось, этого и не заметил и своим молчанием как бы возложил на маму обязанность представить бабушке Джулию, которая пыталась изобразить улыбку, но не совсем справлялась с этой задачей. Или Джулия показалась бабушке старше, чем она была, или ей не пришлась бы по душе любая девушка Генри; во всяком случае, его она заключила в объятия, словно он все еще был мальчиком, а Джулии бросила тоном снежной королевы:

— Здравствуйте!

Генри сел на самый дальний от Джулии стул и не глядел на нее, а через несколько минут вообще ушел в свою комнату.

Я немного подождала, надеясь, что он вернется, но, так и не дождавшись, пошла вслед за ним.

— Ты чего это вытворяешь? — спросила я.

Он не ответил. В руках у него была гитара, но он лишь водил пальцами по струнам, не извлекая из них звуков.

— Джулия там одна, — сказала я. — С бабусей.

— Пусть сама о себе заботится, — буркнул он.

— Ей нет нужды заботиться о себе самой, — сказала я и вышла из комнаты.

Бабушка начала убирать со стола. Я сказала, что сама этим займусь, и она молча отошла в сторону. Я ополоснула тарелки и подала ей, чтобы она положила их в посудомоечную машину.

Но она возвратила мне тарелки со словами:

— Ты их плохо помыла.

— Только ополоснула, — сказал я, — а мыть должна машина. Она потому и называется посудомоечной.

Отец метнул строгий взгляд в мою сторону. Я готова была бросить свой пост возле раковины, но осталась ради Джулии. Я была ее щитом.

Я представила себе, будто мы находимся в оккупированном Париже и мне предстояло отвлечь внимание домохозяйки, члена нацистской партии, от Джулии, еврейки, которую мы скрывали, пока ей не удастся сбежать. Я была ее единственным шансом на спасение. Но первыми сбежали мои родители — они скрылись в своей комнате, хотя не было еще и десяти часов.

А Джулия все томилась в ожидании, когда можно будет пойти к Генри и поговорить с ним. Но я знала, что бабушка не уйдет, пока мы здесь. И тогда я предложила Джулии прогуляться.

Выйдя на крыльцо, Джулия вздохнула:

— Выпить бы сейчас!

Я ответила, что знаю место, где это можно сделать.

— О'кей, — кивнула она, — но вряд ли твои родители будут в восторге, если я приглашу тебя в кабак.

— Конечно, — сказала я, — хотя это не кабак.

Я побежала назад, в дом, и попросила у Генри ключи от его машины, объяснив, что мы с Джулией едем пьянствовать и развлекаться с мужчинами.

Он молча показал на ключи, лежавшие на письменном столе.

Дождь кончился, и Джулия опустила брезентовый верх. Когда машина тронулась с места, у меня появилось чувство, будто мы приобщились к Великому Приключению Джулии и Джейн. Но тут я в взглянула на нее и увидела жесткие складки возле ее рта. Она достала из бардачка шифоновый шарф и накинула его на голову, дважды обернув затем вокруг шеи, как обычно делают кинозвезды. Я тщетно пыталась понять, как это у нее получилось, и решила, что непременно спрошу, когда у нее будет хорошее настроение.

В ресторане мы сели за свободный столик. Я вынула пачку сигарет, и Джулия попросила у меня закурить. При этом вид у нее был такой сконфуженный, словно она была виновата в том, что я начала курить раньше нее.

Когда она заказала бокал вина и уже потягивала его, я спросила, что же все-таки случилось.

— Я и сама хотела бы знать, — ответила она. — Вечеринка была просто классная.

По словам Джулии, там была вся ее семья и давние приятели. Однако Генри, похоже, никто не понравился. Возможно, ему была неприятна встреча с ее семьей.

— Моя семья не похожа на твою, — сказала она и добавила, что каждый член ее семьи хотя бы один раз разводился и на вечеринке присутствовали всевозможные сводные братья и сестры, мачехи и отчимы. Родители Джулии тоже разводились и снова вступили в брак, что напомнило мне, как Генри работал у Брауна, потом ушел от него, а потом вернулся снова.

— Они вечно на грани развода, после которого жаждут опять сойтись.

— У них что, всегда так было?

— Когда мама ушла от нас в первый раз, я была младше тебя, — сказала Джулия. — Мы только-только въехали в прекрасный дом в Коннектикуте. Там был бассейн, окрашенный в черный цвет, и фонари висели так, что деревья отражались в воде. Когда родители устраивали приемы, я наблюдала за происходящим из окна своей спальни. Казалось, будто гости плавают в подводном лесу.

— Звучит красиво, — заметила я.

— Магия.

Она бросила взгляд на мои сигареты и спросила, можно ли еще одну. Я кивнула:

— Бери!

— Мама ушла в сентябре. Отец по ночам забирался в бассейн и плескался в нем, даже когда уже наступили холода. Вода была усеяна листьями, но он прокладывал себе путь сквозь листву. Я стояла на краю, уговаривая его выйти. Когда он выходил, посреди бассейна оставалась чистая вода, и я видела в ней отражения голых веток.

Джулия немного успокоилась. Глаза ее были сухими, хотя она по-прежнему прикрывала их ладонью.

Казалось, ей не давала покоя мысль о родителях, а тут еще и Генри со своими выходками. Я пересказала ей все приятное, что говорил о ней мой брат, все комплименты, которые запомнила, и все замечания, которые можно было истолковать как комплименты. Затем перечислила все ее достоинства и умения.

— На самом деле все обстоит гораздо сложнее, — сказала она, и я подумала, что она расскажет, как все обстоит на самом деле.

Возможно, она это почувствовала, потому что продолжила:

— Иногда тебя любят и за твои слабости. То, что ты не можешь сделать, порой привлекательнее того, что можешь.

На секунду у меня возникла надежда на свой счет. Но любовь за слабости сама по себе казалась слабостью.

— По-моему, Генри тебя любит, — сказала я, но тут же поняла, что наверняка этого не знаю.

Она выглядела усталой.

Я поведала ей то, что видела своими глазами: с ней он вел себя иначе, чем с другими подругами, которых приводил домой. С ними он держался так, будто они оказались здесь случайно. Уже произнеся эти слова, я вспомнила, что он не сидел рядом с ней за десертом. Именно так он поступал со своими прежними подругами.

Джулия посмотрела мне в глаза.

— Он никогда не говорил, что любит меня.

Казалось, она хотела узнать, не слышала ли я от него этих слов, что обеспокоило меня еще больше.

— А ты когда-нибудь сама его об этом спрашивала? — осведомилась я и подивилась своему назидательному тону. Я вела себя так, будто что-то знала, хотя ровно ничего не знала, или же так, словно досконально изучила Генри и могу посоветовать ей, как с ним поступить.

Но ее лицо прояснилось, и она закивала, словно я угодила в самую точку.

Тогда я пошла на попятный и заговорила о том, что знала на самом деле. Рассказала о девушке, которую он привез как-то из Корнуэлла. На мой вопрос, является ли она его любовницей, он ответил: «Если даешь определение, значит, заранее все ограничиваешь рамками».

Джулия улыбнулась так, словно ей стало жаль эту девушку.

Казалось, сказанное мною убедило ее, что проблемы с Генри не являются слишком серьезными, но меня беспокоила мысль, что в действительности они вполне серьезны. Под конец я проронила:

— Если не повезет с Генри, у тебя есть еще Пепел.

Она усмехнулась и сказала, что Пепел уже несколько лет как умер.

— Ничего, — утешила я ее, — на свете есть много других лошадок.

Когда мы вернулись домой, свет горел только в гостиной, и Джулия шепнула:

— Я хочу поговорить с Генри.