Мика и Альфред - Кунин Владимир Владимирович (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
По совету того же Сойфертиса, которого Мика просто боготворил и почитал за Мастера, теперь все свои картинки Михаил Сергеевич Поляков стал подписывать давним, почти забытым детским домашним именем — МИКА.
Несмотря на чертову уйму работы, Мика умудрился переспать чуть ли не со всеми манекенщицами ленинградского Дома моделей, перетрахал половину стюардесс Гражданского воздушного флота и бесчисленное количество начинающих актрисуль «Ленконцерта»…
За это же время он сумел стать очень известным иллюстратором детских книжек со звонкими выставками в Москве, Киеве и Варшаве, куда его все-таки выцарапали те же польские профессора Академии искусств, с которыми Мика тогда так симпатично напился в «Европейской» гостинице, а под утро даже пытался подпевать печальному польскому военному реквиему «Червоны маки на Монте-Касино»…
Маленький Серега повсюду разъезжал вместе с Микой. Все приглашавшие Мику на выставку или переговоры, связанные с выездом из Ленинграда, знали, что Поляков обязательно приедет вместе со своим маленьким сыном.
… А потом вдруг, совершенно неожиданно для самого себя и для всего своего дамско-приятельского окружения, Мика на всю оставшуюся долгую жизнь полюбил одну молодую и очень красивую женщину.
Она была моложе Мики на двенадцать лет. Ей было всего двадцать один…
Ни на секунду не сомневаясь в правильности принятого решения, она взвалила на свои плечи путаную, не бог весть какую праведную и уж совсем не всегда обеспеченную (то густо, то пусто…) жизнь талантливого, но более чем неустроенного вдовца-художника с пятилетним ребенком.
Восемнадцать лет Она шла рядом с Микой сквозь все и порой вела себя гораздо более мужественно, чем сам Мика…
Она растила «их» сына Серегу, вместе с Серегой «заканчивала» его школу, моталась к нему в армию на Кольский полуостров, потом готовила его в институт, а когда Серега повзрослел, забрала у Мики весь его гонорар за большой сборник карикатур, выпущенный одним очень уважаемым нью-йоркским издательством, и купила неподалеку однокомнатную квартиру для Сереги…
И наверное, продолжая любить Мику, уже изрядно разменявшего шестой десяток, ушла от него, так и не дождавшись «своего» ребенка, о котором Она мечтала все эти восемнадцать лет.
— Знаешь, что меня больше всего поражает в этой истории? — спросил Альфред и, не дождавшись Микиного ответа, продолжил: — То, что ты, обладающий сверхъестественной биоэнергетикой, мозгами, поразительной интуицией — этим подарком природы, этой основной функцией человеческой психики, как писал Карл Густав Юнг…
— Стоп!!! — в панике закричал Мика. — Стоп!.. Откуда тебе все это известно?!
— Ты это знаешь? — спросил Альфред. — Тебе это известно?
— Я-то знаю, но ты-то тут при чем?!
— Раз знаешь ты — знаю и я. Не все, но многое… Я могу не знать о твоем прошлом, ибо я часть тебя сегодняшнего. Однако с момента собственного возникновения я постоянно пользуюсь частью комплекса твоих знаний. Ты это можешь наконец уразуметь?
— Нет, не могу, — честно признался Мика. — Принеси мне немножко водки, пожалуйста.
— А закусить?
— Нет. Только водки.
— Тогда я разбавлю ее томатным соком. Иначе у тебя опять будет дикая изжога, — твердо сказал Альфред.
— Разбавь, но не сильно.
— О-кей!
… Через минуту Мика уже прихлебывал водку с томатным соком.
— Как пропорция? Соблюдена? — спросил Альфред.
— Блеск! — благодарно ответил Мика.
— Так прежде чем я задам тебе главный вопрос, я должен повторить всю комплиментарную часть, с которой я начал?
— Нет. Не нужно. Я догадываюсь, о чем ты хочешь меня спросить.
— Тем лучше.
— Ты хочешь сказать: «Мика! Так какого же черта ты лишил любимую Женщину возможности родить ребенка?!» Так?…
— Да. Но это не образец твоей уникальности. Этот вопрос буквально висел в воздухе. Просто никто не решался тебе его задать.
— Нет, почему же… Первые три года нашей жизни, особенно когда мы купили вот эту большую квартиру, Она меня пару раз спрашивала.
— И что ты Ей отвечал?
— Что отвечают в таких случаях?… Крутился как уж на сковородке. Лепетал что-то… Дескать, при нашей нищете заводить второго ребенка неумно, что у меня нет постоянных заработков. Кстати, тогда так оно и было. Поступления были периодическими. Хотя бедственное положение я бессовестно преувеличивал. Трусил. Самым-самым пошлым образом…
— А на самом деле?
— А на самом деле я панически боялся того, что родится малыш, который потребует полного переключения внимания с Сережки на него. Маленький, ни в чем не повинный Серега будет обделен лаской, заботой… При одной такой мысли мне становилось его безумно жалко! Меня вообще постоянно преследовало какое-то неясное, разъедающее чувство вины перед ним… Перед Серегой…
— За что, Мика?! За то, что теперь он у тебя не появляется и не звонит месяцами?! За то, что он не был ни на одной твоей выставке? За то, что он ни разу не проявил элементарно вежливого интереса к тому, что ты делаешь?…
— Это сейчас. А тогда, когда он был маленьким, я себя чувствовал виноватым за то, что не любил его покойную мать… За то, что она утонула. Может быть, если бы я не ушел от нее, она была бы жива… За тех неопрятных и вороватых старух нянек, которых я в спешке нанимал для Сереги, чтобы высвободить себя для работы, для девок, для приятелей!.. Да за все вместе. Принеси, пожалуйста, еще водки с соком…
— Хорошо. Но теперь уже с бутербродом!
— Я не хочу есть.
— Надо, Микочка, надо! У тебя повышенная кислотность. Ночью ты опять будешь лопать соду.
— Ну ладно, ладно. А ты не мог бы немножко выпить со мной?
— Мика! Ты в своем уме?! Я же все-таки как-никак Домовой! Ты когда-нибудь видел, чтобы Домовые пили водку?
— Я даже читал в одной сказке про пьяного Домового.
— Ты читал о сказочном Домовом. А я — реальный! Непьющий.
Альфред снова мгновенно смотался на кухню, приготовил пару бутербродов, разбавил водку томатным соком и вернулся в кабинет со словами:
— Кушать подано!
— О Господи… — простонал Мика. — А это откуда у тебя?
— Из каких-то театральных мемуаров, — ответил Альфред и спросил: — Можно мне задать тебе последний вопрос?
— Конечно, — сказал Мика и приподнял стакан с водкой и соком. — Будь здоров. Я очень рад, что в свое время мне удалось тебя нарисовать…
— Я тоже этому рад, — стеснительно проговорил Альфред и осторожно спросил: — И ты теперь совсем не знаешь, где Она?…
Мика залпом выпил всю водку, помолчал и тихо ответил:
— Кто-то пару лет назад видел Ее в Калифорнии, потом встречал в Греции, на Крите… Ушел поезд, ушел, Альфредик.
— Зато теперь ты избавлен от чувства вины перед Сережей.
— Да… Для этого Серега сделал все собственными руками, — грустно согласился Мика. — Но зато мне уже, наверное, никогда не избавиться от состояния отчаянности, от ощущения совершенного предательства — я не дал Ей родить. Я лишил Ее материнства… И чудовищно обокрал самого себя… Если бы Она тогда родила — «Он» был бы сейчас уже взрослым и родным человеком. И несомненно талантливым! В чем угодно. Потому что этот ребенок появился бы на свет с потрясающе сильной генетической закваской его удивительно талантливой матери. А талант, Альфредик, — это редкость!.. Как и любая аномалия. Талант — это всегда немножко «ненормально»… Но, за редкими исключениями, почти всегда прекрасно!
— Она тоже была художником? — негромко спросил Альфред.
— Нет, — легко ответил Мика и улыбнулся.
Но улыбнулся он не Альфреду, а фотографии своей любимой Женщины, стоявшей у него на столе в скромной старинной рамочке из красного дерева.
На этой фотографии Ей было уже двадцать семь. В коротких шортах и спортивной рубашечке с закатанными рукавами, обутая в баскетбольные кеды с толстыми вигоневыми носками, в черных очках, с сигаретой в руке, она сидела на высоте в три километра над Алма-Атой, на высокогорном плато Заилийского Алатау, совсем неподалеку от бывшего расположения Микиной совершенно секретной Школы горноальпийских диверсантов.
