Дети победителей (Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
До Неволино я уже лечился в двух санаториях. Врачи в белых халатах окружали меня после ужина, не выпускали из-за стола, когда другие уже покидали столовую. Врачи уговаривали меня съесть хотя бы ложечку рисовой каши, стоявшей передо мной с аккуратной воронкой посередине, заполненной желтым растительным маслом. Я мужественно сопротивлялся насилию — и не ел… На час-два нас выводили на улицу парами, чтобы мы нагуляли аппетит. Но я все равно не ел. «Если он не будет есть, то не сможет выздороветь», — мягко говорили медики матери, сдавая меня с рук на руки после отбывания срока. Но и дома я не ел столько, сколько было необходимо для того, чтобы избавиться от туберкулеза.
И только много позже я понял, что произошло. В Неволино нас не водили парами по кругу во дворе санатория. Нас уводили в лес, будто стаю волков. Мы играли в футбол, волейбол и «картошку». Мы во всю глотку орали: «Гуси-гуси! Га-га-га! Есть хотите? Да-да-да!»
Зимой нас не просто уводили в лес, а проводили через всю деревню толпой в сотню пацанов — и дальше по снегу через поля, до самого елового леса, в котором стояло уже замерзшее озеро. Мы играли в прятки, катались по льду на валенках и валялись в сугробах. Воспитатели гоняли нас по лесу, будто стаю веселых зверей. Нас никто не загонял в тепло, как это делали, наверное, все мамы туберкулезных детей. Нам и так было жарко. Мы возвращались в санаторий в темноте — так поздно, что наши деревенские сверстники уже спали.
Я по-прежнему выбрасывал витамины и таблетки в унитаз, но уже начал есть.
Скоро я начал есть много.
В тот вечер я лег на пол, как бывший моряк Виктор Болотов, не дойдя до кровати четырех шагов. Правда, на пол в своей комнате, но скорость развития личности обещала громкий успех. Я добился признания, теперь мне был нужен успех. А вот Бурашникову и Болотову уже ничего не нужно.
— Папа, — подошел ко мне сынок, — а когда Дед Мороз придет, ты уже деньги получишь?
Я сжал зубы.
— Получу, Сашенька, — пообещал я.
Так живешь — вроде все нормально. А как начнешь заполнять налоговую декларацию… Денег нет, машины — тоже, квартиры не было никогда. Сплошные прочерки. О какой там недвижимости речь? Где галочку поставить, говорите? Какая недвижимость, если у меня все движется — перекати поле, золотая рота, свободный человек. Свободный, понял? Как там сказал Александр Еременко? «Мы свободны, свободны, свободны — и свободными будем всегда!»
Ну, я опять зашел в бар. Женя Матвеев допел «Не грусти на холодном причале…» и подсел ко мне. Глядя на друга, я понял, что он чертовски похож на чеченца — черный и горбоносый.
— Ты похож на чеченца, — сказал я.
Женя молча разглядывал меня — наверно, соображая, что сказать. Я ошибался — он соображал, стоит ли говорить.
— Ты ведь знаешь, что моя бабка родом из Оралово, — медленно произнес он.
— Да, помню…
— Но скорее всего, не в курсе, что там в тридцатых тоже был лагерь…
— Конечно, тогда они были везде.
— В охране лагеря служил один кавказец… В семье считается, что именно он мой дед. Я даже имени его не знаю. Зачем вы подрались тогда с Лешей?
— Наверно, отравились дешевой казанской водкой.
Охрана лагеря? А почему нет? — размышлял я, глотая пиво из кружки. Вспомнил из истории, что восстание мотовилихинских рабочих в Перми во время первой Русской революции разгонял отряд ингушей, которые, как и чеченцы, относятся к вайнахам. Ингуши работали нагайками вместе с казаками — и те и другие верно и с удовольствием служили русскому царю. И так же служат сейчас, разгоняя мотовилихинских рабочих по кладбищам — свинцом и паленой водкой.
Потом я вспомнил, как Паша в закамской школе вылавливал своих обидчиков по одному — и возвращал долги. Он вылавливал — и возвращал, вылавливал — и возвращал…
Вылавливает — и возвращает до сих пор, не в силах остановиться. Честолюбие стало тщеславием, самостоятельность — латентной агрессивностью, а чувство справедливости впало в патологическую мстительность. Со временем ущербность характера начала принимать катастрофические формы самоутверждения: праздник для полумиллионной публики, воздушный шар с аббревиатурой «ДАНАИ», коллекционирование иномарок, нагретое место в Государственной Думе. И почему раньше мне не приходили в голову подобные мысли? Я ответил на вопрос — и снова посмеялся над собой.
Как говорил один мой знакомый, татарин из Ханты-Мансийского округа, я шесть бифштексов не съем и на двух машинах сразу не уеду. Татарин, бывший капитан Советской Армии, был реалистом, а Паша Алохин решил создать сверхреальность. Чтобы компенсировать детские комплексы. Съесть ведро апельсинов, стоя на четвереньках в углу комнаты.
Тут в одной публикации я прочитал, что Сталин, Киров, Ворошилов, Ягода и целая бригада высокопоставленных чекистов принимали Беломоро-Балтийский канал на пароходе «Анохин». Представляете, главные бандиты страны — на одной палубе? Что-то такое в этом звукосочетании, в разнице всего на одну букву… Меня, похоже, преследовала мысль, что Алохин — трансцендентальное воплощение Берии.
Эти занятия боксом в спортзале офиса, эта постоянная, будто хронический насморк, охрана и гипертрофированный интерес к чужим секретам — все следствие детских переживаний, когда он, надо думать, пообещал себе всех сделать, кто встанет на пути: за бедность, за болезни, за обиды. Он двигался к своей цели постепенно, шаг за шагом, никому не уступая и не оступаясь, поднимаясь по трапу на борт белоснежного лайнера «Анохин».
Большинство российских избирателей — женщины, которые по брачно-барачной привычке ориентируются на хорошо одетого трезвенника, спортсмена, прошедшего краткий курс лечения у логопеда. Я подозреваю, что тараканы и клопы давно этот образ вычислили — и уже готовят народу кандидатуру белобрысого самбиста. Конечно, операция внедрения нелегала пройдет удачно. В благодарность российским бабам пошлют прокладки с крылышками — по телевизору. А расплатой станут тысячи молодых жизней — русских и чеченцев.
Подполковник Алексей Сиротенко высказал мне интересную мысль: нападение на меня было организовано людьми Павла Анохина, которые знали, что я таскаю деньги дипломатами.
— Я похороню Пашу, — сказал я Леше.
— Зачем хоронить? — отозвался друг. — Продай…
Я подумал над советом и решил посоветоваться с Жанной Рожковой, известной своей энергией и мстительностью, чего мне сейчас особенно не хватало. Однажды Жанна то ли влюбилась, то ли запила на неделю, поэтому не появлялась в профтехучилище, где преподавала литературу. Скорее, то и другое — влюбилась, поэтому запила. Ну, консервативный педагогический коллектив осудил коллегу на собрании. Жанна ответила женщинам по полной программе: в течение следующей недели Рожкова выходила на работу каждый день в новой кофте, на что спустила всю свою наличность.
— Зачем продавать? — изумилась Жанка. — Это базарный стиль. Ты напиши о нем книгу, чтобы человек остался в истории!
В очередной раз я был восхищен блеском ее ума.
«Правильно прожил жизнь…» — так он сказал о Григории Мелехове. Паша поднимался на корабль по трапу — и в процессе подъема вырабатывал правила и цели: иметь высшее образование, самые дорогие машины, и денег — больше, чем в Сбербанке России. «Обладать лучшим» — некоторые путали это с классическим понятием самосовершенствования.
Неужели этот бандит всех победит, обует и натянет? О, как ты заговорил, когда тебя кинули…
Понятно, Паша идеализировал себя, отвечая на мои вопросы — существует такая бизнес-шизофрения, раздвоение личности, когда человек говорит о том, какой он порядочный, смелый, и сам себе начинает верить, будто в состоянии измененного сознания. Реальные факты вытесняются из мозга, перегревшегося от работы фантазии. А если говорить по делу, делу нашей жизни, то он такой же спекулянт и кидала, новый и совершенно отмороженный, только что не курит посреди дороги, а лежит. И в этой позе его — ленивая претензия на незаурядность, не позволяющая стоять рядом с навороченными бандитами. Поэтому он лежит.
