Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич (книга жизни TXT) 📗
Партизанские командиры долго еще бодрствуют в землянке нашего штаба.
А рядом, в шалаше радистов, цокает ключ:
Лес: «Молния. Булатову. Противник возрастающими силами пехоты (танков), артиллерии, самолетов продолжает круговое наступление по всему фронту. Бой ведем третьи сутки. Бригада Федоренко понесла сильные потери. Большой процент потерь нашей артиллерии и „катюш“. Из-за отсутствия мин и снарядов остальное тяжелое оружие забазировали…».
Большая земля: «Вас поняли. Сообщите ваши планы на дальнейшее».
Лес: «Положение наше очень тяжелое. Наши планы сообщим следующим радиосеансом. Предупредите Котельникова, Македонского, Кузнецова: не исключена возможность такой же операции против них».
Большая земля: «Котельников, Македонский, Кузнецов в курсе дела. Что знаете о дальнейших намерениях противника?».
Лес: «Противник несет потери. Расходует огромное количество боеприпасов. Четверо суток живет на снегу в сильные морозы. Но признаков свертывания операции не наблюдается. Наоборот, из сел предгорья вводятся новые силы».
Мы — солдаты партии
1 января 1944 года. День немецкого наступления шестой…
…Чуть брезжит рассвет. Утро уже близко, а дел у партизан еще уйма: надо восстановить окопы, разрушенные за день огнем, перегруппировать силы и огневые средства, хоть кое-как пополнить боезапас.
Ключевая. Лес насторожен — не шумит ветром, не гремит взрывами. Сейчас в нем звучат людские голоса, звон кирок, ломов и лопат.
— Проспал, наверное, — ворчит кто-то. — Потому и не управляешься с окопом!
А рядом другое:
— Ты, Ванюха, подкрепись, поешь горяченького. Сил добавится, и наверстаешь.
— Сейчас, Катерина. Подожди с едой. Вот этого черта выворочу…
А Катерина свое:
— Держи чашку, ложку. Ешь. И слушай. Буду делать тебе политинформацию. К тебе, Ваня, обращается Калинин Михаил Иванович. С новым годом поздравляет…
— Ну и скажешь же, ей-богу! Так-таки прямо ко мне?
— Да и к тебе, Ваня. Ты ведь партизан, а он обращается и к партизанам. Поздравляет их. Шлет пожелания. Говорит, что сделано народом много, успехи наши военные огромны. О великой победе под Сталинградом, о победах под Курском и Белгородом, о форсировании Днепра, об освобождении Киева.
Ложка в руке парня стынет, от нее струится парок на морозе.
— Ты ешь, дорогой. Ешь, а то промерзнет суп. Да и бой скоро…
Иван отдает Кате посуду.
— Спасибо тебе, помощница. За еду благодарю, за хорошие слова новогодние. Но было бы еще лучше, если б ты прочитала. Я буду вычищать окоп потихоньку, а ты, агитаторша, читай.
— Ладно, слушай. Девушка достает листок.
— «Удары, нанесенные Красной Армией фашистским захватчикам, понемногу отрезвляют головы не только немецкого командования, но и всей руководящей шайки гитлеровцев. Забыты Урал, бакинская нефть, потерян вкус к окружению Москвы и, что особенно знаменательно, своей лучшей стратегией немцы стали считать „эластичное отступление“, „укорочение линии фронта“. Такое объяснение провала военных планов немцев смехотворное; но, видимо, у германского командования лучшего объяснения нет. А на нет, как говорится, и суда нет. Что же касается так называемого немецкого „эластичного отступления“, то Красная Армия хорошо знает, что ни одного метра советской земли немец добровольно не оставляет, его приходится в упорных боях вышибать с советской территории, что изо дня в день и делает наша армия» [91].
— Да вот хотя бы взять наш Крым. Как они цепляются за него!
Лопата со скрежетом врезается в щебенистую землю, а лесной солдат свое:
— Читай, Катя. Очень правильные слова.
Та продолжает:
— «Верными помощниками Красной Армии являются наши славные партизаны и партизанки. Они делают великое дело, беспощадно уничтожая врага» [92].
В небе ревут самолеты. Где-то невдалеке рвутся бомбы, сотрясается земля, свистят осколки.
Девушка выбирается из окопа, но боец задерживает ее.
— Катя! А патронов не принесла?
Та разводит руками, а он свирепеет.
Тогда тонкие девичьи пальцы выдавливают патроны из одной обоймы, из другой… Потом пустую обойму дивчина деловито загоняет в рукоятку пистолета, другую — в карманчик кобуры. Себе ни одного патрона не оставила.
Минут десять спустя агитаторша Катя — в гражданском лагере.
— Девчата! Женщины! Кто хочет на передний край? Новогоднее поздравление Михаила Ивановича прочитаете. Берите карандаш, бумагу.
И ходят слова Партии, слова Родины из окопа в окоп, от сердца к сердцу, под бомбовыми ударами, через огневые сполохи.
И снова начинается бой. И снова земля гремит, горит, грохочет.
Особенно шумна ключевая. Там налет за налетом, атака за атакой. В ответ огневой отпор, яростные контратаки.
В этот день появилось еще несколько строк в дневнике боевых действий 5-й бригады:
«Противник огнем артиллерии и минометов в упор расстреливает оборону отрядов бригады. Отрядам пришлось отбивать тринадцать атак за день. Одна из атак противника длилась час тридцать минут. Имея большое количество раненых и гражданского населения, отряды бригады не могут маневрировать и уклоняться от невыгодных для партизан боев».
…С самого раннего утра мы с майором Шестаковывм на КП 5-й. Атаки пришлись на Яман-Ташскую ключевую позицию. За ее судьбу больше всего и беспокоимся, ее все время подкрепляем скупыми нашими резервами. Но не забываем и о «спокойных» секторах обороны. Рано или поздно немцы сунутся и на другие, наши позиции. Но когда? Какими силами? Этого никто не знает. Поэтому нет-нет, да и оглядываемся на эти «тихие» участки.
Вот опять огневая вспышка на Бурме. Полчаса спустя она утихла. Это немцы пытались спуститься к Бурульче и атаковать штаб центра. Но отряд Якова Саковича помешал им. В пятнадцать часов сорок пять минут снова доносится шум с Бурульчи. Полчаса спустя вестовой от Харченко докладывает, что отряд немцев численностью до трехсот человек проник в долину речки Бурульчи. Враги поднялись к Яман-Ташскому хребту, пытались перевалить его и ворваться в расположение партизанской обороны. Но чекисты заметили их вовремя и открыли огонь. На шум прибежали связные центра, подтянулась часть комендантского взвода. Рядом оказались женщины, подносившие патроны. Винтовок у них нет, так они бросали камни сверху. Так и отбили атаку. А главное, показали прочность партизанской обороны и на этом участке.
Но этот урок на фашистов не действует.
Мы не успеваем обменяться мнениями о случившемся, как с бурульчинского склона доносятся звуки новой перестрелки. На этот раз бой вскипает возле центрального штаба.
Бежим с майором Шестаковым туда и попадаем в жестокую схватку. Немцы атакуют снизу. Они пытаются растянуть нашу оборону, прорваться и окружить штаб.
— Держи! Бей гадов! — сквозь шум боя прорываются команды Григория Гузия.
Где-то рядом командует подполковник Савченко. В обороне и Петр Романович.
Вступаем в дело и мы с Шестаковым.
Немцы ползут тучей. Сраженные, скатываются вниз, но из-за деревьев выползают другие. Вот-вот дойдет до рукопашной.
— Гранатами! — кричит Гузий. — Гранатами!
Гремят взрывы. Трещат автоматные очереди. Но вражеский напор не слабеет. Прорыв кажется неизбежным. Ямпольский кричит кому-то о подмоге, которую надо подтянуть…
— А вообще, товарищи, — это сигнал, — говорит майор Шестаков, когда мы возвращаемся на КП-5 после отбитого штурма. — Немцы прощупывают: везде ли прочна наша оборона? Это…
