Безымянные боги (СИ) - Жеребилов Иван (книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
— Как горыни?
— А кто тебе о горынях говорил? — нахмурился Твёрд.
— Явор говорил, когда учил, — на этот раз и не подумал смущаться Ждан. — Говорил, что все мы должны стоять за землю родную грудью, как богатыри в древности, что они жизней своих не пожалели за простых людей и тем всю тьму в бегство обратили.
Волхв только руками развёл удивлённо. Ну, Явор, и не рассказал лишнего отрокам, чтобы головы юные не забивать, и правильный урок смог преподать.
— Твоя правда, отрок, — помедлив, произнёс старик. — Горыни себя не жалели, да только они не первыми были и не последними, в горьком нашем сказе. А сюда я тебя привёл не для того, чтобы басни, да были друг другу пересказывать, а чтобы почуял ты. Что чувствуешь?
Ждан прислушался к себе и неожиданно понял, что камни-души из сундука будто тихонько поют что-то вроде колыбельной, от которой у него самого по телу разливались тепло и спокойствие. Когда он поделился с волхвом наблюдением, тот расплылся в довольной улыбке.
— Значит, вышло дело, — проговорил он, не переставая улыбаться.
— Что за дело, отче? — холодея спросил Ждан, начиная догадываться, что произошло.
— Яда в тебе много было, — пояснил волхв. — Сначала упыри тебя рвали, затем волкодлаки с мертвяками постарались. Когда тебя сюда привезли, уже целые куски мяса от костей отваливались. В чём только душа держалась? Вот я и решился… Это старый обряд — все умы в человеке пробудить, чтобы тело с Тьмой справилось.
— Умы? — не понял Ждан. — Сжалься, отче. От мыслей и так уже голова разрывается.
— Опять языком метёшь, как девка, — рассердился волхв. — Сгинуть захотел? Так ещё не поздно! А не хочешь, так помалкивай и слушай! Ну?! Чего замер?
— Помалкиваю, — пробормотал Ждан.
— Вот и ладно, — немного остыл волхв. — А теперь слушай. Досталось тебе больше других. В них тоже яда было достаточно, но ты, как на свет попал, заживо гнить начал. Обычно этими, вот камешками просто лечат — приложил к хворому месту, да жди, пока исцелится, всегда выходит, а с тобой не вышло. Тьма глубоко проникла, а убить не смогла. Вот и пришлось тело взрезать, да камни прямо в живую плоть вкладывать, чтобы жива по тебе побежала. Трудно было, я думал, что ты и не сдюжишь, а ты вот, стоишь, да глупыми словами разбрасываешься. Правда, пролежал ты без памяти без малого четыре седмицы, да ещё две встать не мог.
— То есть то, что мне плоть разрывают мне не снилось?
— Не снилось. Дюжину камней в тебя вложили, только тогда перестала тьма из тебя сочиться. Жива сильнее гнилых меток, только за всё платить надо…
— Чем платить?
— Жизнью своей. У людей простых почитай только два ума и работают всю жизнь — в голове, да в сердце… Живут они и горя не ведают, если что у них случится. Всё могут на недоли да божью немилость свалить, а у тебя теперь так не выйдет. У тебя теперь каждая косточка, каждый волосок Живой пронизан, и не два, а целая дюжина умов пробудилась…
— И что теперь будет? — холодея спросил Ждан. — Стану безумцем перехожим или в мудреца превращусь?
— Будешь глупости болтать, в корм для ворон превратишься, — нахмурился Твёрд. — Никто точно не знает, что теперь с тобой будет. Давным-давно со всяким воином могли такое содеять, да давно уже ни у кого не получалось. Мы с тобой первые, кто Живы коснулся, за много-много сотен годов. Я, пока ты ел да спал, все грамоты да книги перерыл, но ничего не нашёл.
— То есть, может, всё что угодно со мной содеяться?
— Всё что угодно могло с тобой содеяться и так, без моей помощи, а теперь боюсь, что биение силы в тебе, слишком уж лакомым для тьмы окажется. Раньше, когда ты за стены в горы уходил, надобно было осторожным быть, а теперь вдесятеро осторожности нужно.
— Да, к чему мне эти умы ваши? Что же в них такого?
— Умов в человеке много. Одни позволяют жизнь другим спасти, раны да болезни без трав и снадобий лечить, другие грядущее видеть, третьи зверей да птиц понимать…только об этом мало известно. Кто такими умениями владеет, не болтает, а кто болтает, долго не живёт. Вот и выходит, что туман, муть, как в весенней речке. Мы теперь с тобой связаны, отрок, крепко связаны общей тайной. Знаю, что не просил ты себе такой доли, да теперь ничего не поделаешь.
— А чего бояться, отче?
— А того, отрок, что там, где другие падут, ты на ногах останешься, отсюда от одних тебе зависть чёрная, а от других ненависть дикая. Чуть раскроешься перед народом, и не станет у тебя друзей вовсе, не станет соратников и товарищей, каждый во врага превратится. Смекаешь?
— Выходит, я теперь как настоящий богатырь буду: махнул рукой — пала улица, повёл бровью — переулочек упал. Так получается.
— Не выходит. Чтобы богатырём стать, мало силу иметь, надо уметь с ней управляться. А ты, пока, не то что с силой, со словами да мыслями управиться не можешь, всё жалуешься. А придёт нужда, так и вовсе потеряешься в думах да сомнениях. Так?
Ждан, наверное, уже в сотый раз за день только молча кивнул. Вот уж удружили, ничего не скажешь, спасли от смерти лютой! Земной поклон вам, мудрецы-кудесники! Хоть вой, да на стену лезь от радости.
— Значит, поэтому ты мне поручаешь предателя словить? Потому что эти… умы во мне Жива пробуждает?
— И потому тоже, но везение твоё и тут тебя нашло. Никого доселе так спасти не удавалось, ты первый, а может, и единственный.
— А сюда зачем пришли?
— Чтобы лучше понял, что с тобой содеялось, а то подумаешь, что старик с тобой шутки шутит.
Ждан только вздохнул горестно. Мысли путались, как будто у него не то что дюжины, а не было ума вовсе. К тому же он чувствовал, что здорово притомился от всех этих разговоров и открытий.
— Ты, пожалуй, устал уже, — словно прочитав его мысли, произнёс волхв. — Всё, что сказать хотел, я тебе сказал, остальное только лишним будет. Пойдём.
Они покинули сокровищницу и пока шли по тёмным коридорам, Ждан поймал себя на том, что пытается почувствовать волшебные камни, что теперь живут в его теле. В какой-то момент даже показалось, что почувствовал, как бьётся натянутая вдоль тела тонкая жилка с нанизанными на неё бусинами душ, но потом он стукнулся головой об очередную низкую арку и думать забыл о волшбе и чудесах.
Они снова вышли в обитаемые высокие коридоры, где сновали послушники и волхвы-целители, и дошли до кельи Ждана.
— Запомни, не болтай никому, гляди, думай и жди человека от меня, — предупредил волхв, перед расставанием.
— Понял, отче, — только и ответил Ждан.
[1] Заложными покойниками – они же «нечистые», «мертвяки» - на Руси называли несчастных, умерших неестественной или преждевременной смертью. К ним причисляли погибших насильственной смертью, самоубийц, опойцев (умерших от пьянства), утопленников, некрещёных детей, колдунов и ведьм.
Глава 4
До Хорони он добрался к исходу первой седмицы. Конечно же, коня ему никто не дал, не того полёта птица, чтобы верхом разъезжать, да ещё не на обычной лошади, а на коне батырской породы. А как же иначе? Никакая другая лошадка не выдержит чудь, уж больно тяжелы такие всадники. А батырскую породу волхвы специально для отроков растят и глядя на могучих коней даже и не подумаешь, что получены они от низкорослых, косматых лошадёнок степняков. Тут поневоле призадумаешься, что без чародейства не обошлось. Но Ждану, пока нечего о таком коне и мечтать, так что большую часть пути он прошагал, то в одиночку, то с обозами. Тяжеловато пришлось, конечно, после болезни, ночами и рубцы ныли, и ноги гудели, отвыкнув от тяжкой работы, но выдержал.
Все дни путешествия он, как и советовал Твёрд пытался прислушиваться к себе, ощутить, как бьётся Жива, как дрожат от переполнявшей их силы живоцветы. Ничего не получалось. То есть иногда ему казалось, что он чувствует, что-то, будто чей-то тихий-тихий голос шепчет. Вот только, что шепчет не разобрать, как ни старайся. Но хотя неудачи его и расстраивали, он не сдавался, помня слова волхва о том, что богатырём становится тот, кто со своей силой может управиться.
