Параллельный переход - Кононюк Василий Владимирович (читаемые книги читать TXT) 📗

Иллар закончил говорить, и оцепенение, которое охватило всех нас, сменилось облегченной суетой людей, для которых наконец все стало ясно, и столь для них яростно непривычный бег событий вновь сменился на неторопливую поступь. Надевая сапоги на уже успевшие замерзнуть ноги, одновременно разглядывал саблю, остановленную сучком и умудрившуюся до половины врезаться в твердое, как железо, дерево, думал: «А были мы с тобой, Богданчик, на волосок от смерти из-за двух очевидных ошибок. Первая — очень грубая. Один из основных, базовых принципов арнис — максимально сокращать плечо удара противника — был откровенно похерен. Вместо того чтобы глубже войти в его удар и принять его от нижней половины клинка, где момент импульса не столь велик, все было сделано с точностью до наоборот. Спасло то, что выпад был слишком откровенным и от меня никто не ожидал сопротивления, смотрели как на клоуна. Поэтому удалось провести практически одновременный удар по лезвию и по руке. Вторая ошибка еще грубее: укол в шею, в который я откровенно провалился. Второй раз слепое везение — попал в основание кадыка, палке деваться некуда, как только в шею войти. Придись удар чуть выше — скользнула бы палочка как миленькая по кадыку и прошла бы по касательной, порвала бы кожу да в лучшем случае пару мышц. А Оттар обнял бы меня за шею своей левой рукой, прижал бы нежно к своей подмышке — и все, тут не соревнования, ручкой не похлопаешь, мол, сдаюсь, был неправ. А ведь как больно отучал мастер от таких ошибок. Чуть провалился в атаке — беги, прикладывай лед: либо к дурной голове, либо к нерасторопным рукам, либо к тому и другому, чтобы им обидно не было».

Раздавшийся рядом голос заставил вздрогнуть, осознать себя уже одетым и продолжающим тупо пялиться на палку с саблей.

— Что, не знаешь, как саблю достать, парубок? — Несмотря на веселый тон, глаза атамана рассматривали меня холодно и задумчиво. Приблизительно так смотрят на ядовитую змею, решая — то ли прибить, то ли обойти и не трогать.

— Да нет, атаман, не знаю, что с ней делать, — честно ответил и, наклонившись вперед, переместил Х-образную фигуру так, чтобы острый конец сабли уперся в столб ограды. Стал двумя ногами на две стороны палки, пропустив лезвие между ног, взявшись двумя руками за рукоять, резко рванул на себя и вбок по ходу удара. Острие сабли уперлось в столб, не провернулось, не отрезало мне кусок пятки, а сабля оказалась у меня в руке. Иллар, внимательно смотревший на все это, неопределенно хмыкнул.

— Эй, казаки, отцепите ножны да несите сюда — Богданова теперь сабля, честно добыл. А ты хитрый парень, Богдан, ишь, как ловко саблю достал, я бы так не смог, да и палки свои из леса на круг тащил — за плечи заткнул, а не бросил. Я смотрю и думаю: дурнык дурныком, ему скоро жениться, а он палками играть вздумал. Говорил ты мне, Богдан, что кончился дурнык, а я не поверил. Каюсь, и тут твоя правда была, Богдан.

Он говорил негромко, так, чтобы никто не услышал, но иронии в его тоне не разобрал бы только глухой. Пока он говорил, взгляд его уже ощутимо замораживал воздух вокруг меня, а задумчивость переросла в твердую уверенность, что оставлять за спиной ядовитую змею опасно для жизни. Так часто бывает: когда начинаешь излагать словами то, что в голове бродит, сразу становится ясно, как быть и кого давить.

— А палки не простые ты, Богдан, взял, — продолжал он уже с издевкой. — Положи ножны, Демьян, да езжай с Сулимом к Насте — не знает, поди, сердешная, что уже вдова. — Коротко дав указание подошедшему с ножнами Демьяну, он замолчал. Одарив меня в ответ на дружескую улыбку ненавидящим взглядом, Демьян ушел, а Иллар продолжил: — Да, непростые палочки вышли у тебя, Богдан, сучки торчат необрубленные во все стороны — не с руки ведь сучковатые палки таскать, каждый обрубит, особенно если затачивает конец так наостро: топор тут — и сучок тут, каждый обрубит. Но не наш Богдан. А обруби Богдан сучок — не Оттара бы увезли, а тебя, Богдан. — Его глаза превратились в две ледяные иглы, прошивающие меня насквозь. — А теперь отвечай, Богдан, и Господь тебя упаси хоть слово мне соврать: как это так у тебя выходит, как у дьяка, по писаному?

Он смотрел на меня, как смотрит судья, давая осужденному последнее слово. Как ни занятно будет то, что он скажет, приговора это уже не изменит. Приговор приведут в исполнение не сейчас, не завтра, может и месяц пройти, пока все устаканится. Но потом как-то, где-то, кто-то… и нет человека — нет проблемы. Да и правильно все. Не может вождь ставить под угрозу тех, за кого он в ответе. Непросчитываемые риски должны быть ликвидированы. В моем ответном взгляде была только усталость.

— Илья Громовержец мне вчера явился, атаман, когда я забитый лежал… — Мои слова звучали ровно и отчужденно, единственным моим желанием было поскорее закончить этот разговор, как бы он для меня ни закончился. — Он сказал мне, что буду я воином за веру христианскую, и если тверд буду в вере своей, то помогать мне станет и словом, и делом. С тех пор иногда я сам не свой, атаман. Руки делают, а что, я сам не пойму, голова порожняя — а говорю, остановиться не могу. Вот так это у меня выходит, атаман, Господь мне свидетель. А саблю эту прими от меня в дар, атаман: не по руке она мне, может, придет время, ты меня другой одаришь.

С трудом закончив это излагать, с поклоном протянул атаману вложенную в ножны саблю. Его взгляд изменился. Он смотрел на меня не как на ядовитую змею, которую нужно раздавить, а как на ядовитую змею, которая дает дорогой яд, и ты не знаешь, задавить ее уже или попытаться с риском для жизни ее сначала подоить.

— Дорогой подарок, Богдан: не отдаришься, а в должниках ходить — стар уже, — продолжая рассматривать меня, задумчиво произнес он, не трогая сабли.

— Я от сердца дарю, атаман, а не для отдарков, пусть разит в твоих руках врагов веры христианской — прими, не обижай отказом.

— А знаешь ли ты, парубок Богдан, сколько стоит такая сабля? — раздумывая о чем-то, спросил Иллар.

— А зачем мне то знать, атаман, наши жизни в твоих руках — разве они не дороже? — Сабля была дорогой, это было понятно даже мне. Пусть булатный рисунок был мелким, сабля блестела, а не отливала синевой, как настоящая дамасская сталь, но булатный клинок дешевым не бывает.

— А это как кто счет ведет, Богдан, — у разных людей и счет разным бывает. — Иллар вдруг улыбнулся, и его глаза потеплели.

«Господи, неужели пронесло?» Безразличие и апатия сменились желанием выжить и жить.

— А теперь слушай меня, Богдан, один раз скажу, а ты — хочешь запомни, а хочешь забудь. Кто там твоим языком и руками крутит — черт ли, ангел ли, — то и мне, и другим все равно. Плохо я знаю Святое Писание, но главное для себя запомнил. Говорил Господь наш: «По плодам узнаете их, не может плохое дерево дать хороший плод, а хорошее дерево плохой». Может, и не совсем так, но в главном то же. Твои плоды, Богдан, каждый из нас ой как внимательно рассматривать будет, ничего не спрячешь. А как увидит кто хоть червоточину малую на плодах твоих, так и конец твой, Богдан. Чего другим не заметят, тебе не простят. И никто тебе не поможет, а я и пробовать не стану… Возьму я твой подарок, Богдан, хоть и боком мне то вылезти может. Напомнил ты мне меня молодого, только я дурнее был. Ту науку, что я годами и кровью добывал, ты за день выучил — как о пень головой двинул, так и умным стал. Чудны дела твои, Господи, где бы такой пень для каждой головы добыть… — Он взял саблю из моих рук, выдвинул лезвие, любуясь клинком, потом решительно задвинул. — Но грех будет такой подарок без ответа оставить.

Слушайте меня, казаки, а кого нет здесь, тому передайте, — громко начал говорить Иллар, развернувшись лицом к людям, стоящим кучками на площади и живо обсуждающим последние события. — Был у меня джурой [5] мой сын Давид, но вырос, настоящим казаком стал. Негоже быть атаману без джуры, потому хочу я взять к себе в джуры парубка Богдана. Показал нам Богдан, что он духом тверд и рука у него верна, но не то главное. А главное то, что вышел Богдан за Правду на смертный бой, не спрятался за чужие спины, не стал ждать, чтобы другие за него Правды искали. Вот что делает казака казаком. Все остальное — пустое. Потому смотрите, казаки, на новика, спрашивайте, что должно, а потом скажите — берем ли мы Богдана в наше товарищество.