Омоложение доктора Линевича - Званцев Сергей (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
— Немецкий медицинский журнал, — нарушила наскучившее ей молчание Анна Григорьевна, полная, добродушная женщина в очках, с пышной прической неестественно черных волос, — приводит мнение авторитета: кофе является частой причиной сердечно-сосудистых заболеваний и снижает среднюю продолжительность жизни.
Кирсанов покосился на сестру из-за газеты и, усмехнувшись, спросил:
— Какой журнал? Гинекологический?
Анна Григорьевна, чтобы не рассердиться, посчитала в уме до двадцати пяти и только тогда возразила:
— Ты отлично знаешь, что медицина едина и что сердечно-сосудистые заболевания — враг номер один… Кто там может быть?
Это относилось уже к раздавшемуся в парадном звонку. Кирсанов тоже прислушался. Кто-то глухо за стеной сказал: «Дома, пожалуйте». Дверь в столовую открылась, и вошел Курицын.
— Приятного аппетита! — бодро воскликнул с порога проректор.
Он приблизился и поцеловал ручку Анне Григорьевне.
— Прошу, садитесь, — холодно сказал Кирсанов. — Или у вас секретное?
— Никак нет! — весело воскликнул Курицын. — Напротив, я очень рад, что застал вас обоих — воедино. Кажется, впрочем, точнее сказать — вкупе?
— Именно вкупе, — еще холоднее отозвался Кирсанов, особенно не терпевший ерничество «этого наглого типа». — Впрочем, чем могу?
Курицын уселся накрепко, точно собираясь пробыть здесь немало времени, и начал свою, видимо заранее заготовленную, речь;
— Самое важное для нас, ученых, — это интересы науки, не правда ли, добрейший Игорь Григорьевич?
Кирсанов промолчал, но Курицын не сбился.
— А интересы науки в данном случае требуют, — продолжал он, — научно поставленного опыта омоложения. Ведь так?
— Омоложения? — вдруг заинтересовалась Анна Григорьевна, очнувшись от задумчивости, которая после еды частенько переходила у нее в дрему.
— Да, дорогой доктор, да! — воскликнул Курицын. — Омоложения! Неужто Игорь Григорьевич не посвятил вас в нашу институтскую сенсацию? Омолодился доктор Линевич!
— Кто бы мог от него ожидать? — изумилась Анна Григорьевна. — Такой приличный, тихий человек…
— Я не вижу в этом никакого неприличия, — заметил недобрым голосом Кирсанов. Иго начал всерьез злить развязный тон непрошеного гостя.
А тот продолжал разливаться соловьем:
— Ну, посудите сами, гожусь ли я для, так сказать, научной перепроверки открытия Линевича? Я и без омоложения не так уж стар, эксперимент будет не яркий, не убедительный, дорогой Игорь Григорьевич. А вот если, допустим…
Он посмотрел своими колючими глазками на Анну Григорьевну, заставив ее заерзать от волнения и посчитать про себя на этот раз до тридцати…
— Допустим, если мы попросим дорогую Анну Григорьевну… Благоприятный эффект опыта был бы крайне убедителен. Разве нет?
— …Двадцать! — крикнула Анна Григорьевна, хотя вовсе не собиралась этого делать. Она вновь считала про себя, борясь с новым волнением, вызванным прямым предложением ее омолодить, ей хотелось сказать: «Согласна!», но вместо этого слова выскочила цифра. Ах, склероз, склероз! Она поспешила вступить в разговор, чтобы смягчить конфуз.
— Неужели Линевич в самом деле омолодился? — спросила Анна Григорьевна. — Он стал совсем молодой? Стройный?
— Да-да! — нетерпеливо воскликнул Курицын. — Так как же, Игорь Григорьевич? Неужели в угоду… гм… личным чувствам и настроениям вы предпочитаете подвергнуть меня опыту омоложения, в то время как…
— Хорошо! — твердо сказал Кирсанов. — Вы правы: успех опыта, произведенного над людьми более старыми, чем вы, дорогого стоит. Но нам интересно узнать о сравнительном воздействии способа Линевича на различные возрасты. Поэтому сделаем так: опыту сначала подвергнетесь вы, а уж потом Анна Григорьевна, если она пожелает, конечно. Ясно?
Курицын ушел взбешенный.
Именно сегодня, когда Беседин решил побывать в медицинском институте, его затерло. В сущности, посетителей собралось совсем немного, их было трое, и все они пришли по одному и тому же поводу. Однако повод оказался сложным.
Дачевладельцы обратились в редакцию с горькой жалобой на местный Совет. Деньги, предназначенные на строительство автомобильного шоссе из поселка в город, пошли на «посторонние нужды».
— На какие же именно? — поинтересовался Беседин.
У его стола сидели двое среднего возраста мужчин и дама, пожалуй, немного выше среднего возраста. Среди них верховодил, видимо, мужчина постарше, с брюшком, произнесший высоким голосом ясно и чеканно: «Подполковник юстиции в отставке Крутиков. А это — товарищ Лобойко, в прошлом хозяйственник, и вот эта гражданочка — Елизавета Федоровна Гнушевич».
Рода занятий или социального положения дамы бывший юрист не назвал. Мадам Гнушевич, когда ее представляли, воссияла золотой улыбкой (речь идет о золоте коронок) и даже, кажется, сделала Беседину глазки, сильно подведенные и сверх того — удлиненные вправо и влево черным карандашом.
— Позвольте мне… — тотчас отозвался на вопрос Крутиков, — уважаемый Вячеслав Дмитриевич («Откуда он узнал, как меня зовут? Видно, проныра!»). Партийный журналист обязан прислушиваться к требованиям масс. Массы требуют строительства шоссе!
— Вы все-таки мне не сказали, на какие нужды местный Совет решил потратить деньги? — заметил Беседин.
— Не знаем, — развел руками Крутиков. — Так вот, позвольте дальше…
Беседин взялся за телефонную трубку.
— Кажется, на устройство детского садика, — поспешно сказал Крутиков.
Беседин положил трубку на место и внимательно посмотрел на этого гладкого, самоуверенного человека с толстой шеей и выпуклыми маловыразительными глазами. А тот, нимало не смущаясь, продолжал:
— План есть план, не правда ли, уважаемый Вячеслав Дмитриевич? А по плану, утвержденному надлежащими инстанциями, в данном случае предусмотрено именно строительство шоссе, а не садика. Такое наплевательское отношение к плановому началу в нашем социалистическом хозяйстве…
— Если бы знать — я бы и дачи там не покупал! — выпалил весь красный от душившего его негодования второй из жалобщиков, Лобойко — тот, которого Крутиков назвал бывшим хозяйственником.
Беседин спросил:
— А кстати: почему же бывший? Вы, товарищ Лобойко, далеко еще не стары, зачем же вас зачислили в бывшие?
Лобойко пошевелил пальцами коротких рук, беспомощно посмотрел в глаза насупившемуся Крутикову, помял руками свое и без того какое-то мягкое бледное лицо и, сам того не замечая, ответил почти в точности словами Чичикова:
— Много врагов имею. По причине врагов вынужден был…
— Ага, так-так, — быстро сказал Беседин, оживляясь, — ну, что же дальше?
— Дальше от вас зависит, — несколько саркастически ответил Крутиков. — Мне кажется, любимая наша печать должна вмешаться и одернуть тех, которые…
— У вас тоже там дача? — обратился Беседин к мадам Гнушевич, которая во время разговора ерзала на стуле, явно стремясь вставить и свое слово.
Она быстро застрекотала:
— У меня ничего, кроме любви к искусству, я — модельер дамских шляп! У моего будущего мужа действительно имеется в дачном поселке небольшой сад, но со сторожкой, разумеется.
Беседин не без присущей ему едкости спросил:
— А в сторожке той четыре комнаты, ванная и туалет?
Гнушевич неожиданно сконфузилась:
— Простите, я была у него только в гостиной.
Крутиков процедил сквозь зубы (он, видимо, понял, что дело не выгорит):
— Однако!
— Я не понимаю, что плохого, — в тон ему подал голос Лобойко, — если в квартире имеется гигиенический санитарный узел?! Мы все — за гигиену!
— Святая правда, — согласился повеселевший Беседин. — Ну-с, так вот что, товарищи гигиенисты… Детский садик, по-моему, нужнее, чем дорога для ваших автомобилей. Ясно?
— Ясно, — недобрым голосом подтвердил, вставая, Крутиков. За ним поднялись и остальные. — Я буду жаловаться редактору на ваше отношение к нуждам трудящихся.
— В редколлегию! — запальчиво сказал Лобойко. Откровенно расстроилась только Гнушевич. Показавшиеся на ее глазах слезы размазали черный карандаш.
