Остров кошмаров. Топоры и стрелы - Бушков Александр Александрович (книга регистрации .TXT) 📗
Судя по тому, что ни об одной из дочерей Вильгельма в связи с чем-то подобным в исторических источниках не упоминается, они никогда не играли самостоятельной роли. Даже имена их забыты.
Другое дело – сыновья. Их было четверо. Перечисляю по старшинству: Вильгельм, Роберт, Генрих и Ричард. Трое из них отметились в истории, точнее говоря, изрядно в ней наследили.
Ричард совсем юным погиб на охоте. Его запорол рогами раненый олень, весьма опасное животное, особенно если его разозлить, ничуть не похожее на улыбчивого персонажа мультфильмов. Впрочем, в хрониках и здесь царит разнобой. Некоторые источники называют Ричарда племянником Вильгельма Завоевателя, сыном его брата Робера Нормандского, уверяют, что в него стрелял из лука убийца, бесследно скрывшийся. Как водится, и те, и другие источники – совершенно подлинные.
Как бы там ни обстояло, кем бы Ричард ни был, погиб он именно в том самом Новом лесу, согласно знакомому уже нам поверью, считавшемуся роковым для всего нового королевского рода. Многие англичане верили, что лес проклят изгнанниками из этих мест, владевшими каким-то колдовством. Мол, ночами там в непогоду, в грозе и буре летают злые духи. Проклятие сбылось, причем и не в последний раз.
Ричард по молодости лет не успел заработать прозвище. А вот у трех его старших братьев с этим сложилось. Вильгельм Рыжий – из-за цвета волос. Роберт Коротыш – то ли из-за маленького роста, то ли из-за коротких ног. Прозвища, в общем, довольно скучные. В Европе того времени было не протолкнуться от Лысых, Хромых, Злых и Красивых. Иногда, для разнообразия, встречались то Благочестивый, то Птицелов. Ну вот любил обладатель этого прозвища охотиться на птичек.
«Погоняло» Генриха было гораздо более интересным и редким – Грамотей. Получил его принц за то, что хорошо умел писать и читать, а этим мог похвастаться далеко не каждый король, принц или герцог. Мало того, Генрих регулярно заглядывал во всякие ученые книги, что для его европейских коллег опять-таки было явлением уникальным.
Вильгельм и Генрих в выступлениях против отца как-то не замечены – в отличие от Роберта. Тот знал, что отец собирается оставить ему после своей смерти Нормандию, и начал требовать ее в управление уже сейчас. Вильгельм отказал, справедливо предполагая, что чрезмерно усилившийся сыночек может доставить ему серьезные хлопоты.
Тогда Роберт отправился в Нормандию и в сговоре с некоторыми местными баронами и французским королем попытался взять там власть. Самолично явившийся туда с войском Вильгельм сыночка из герцогства вышиб и осадил в замке Жеберуа, расположенном на восточной границе Нормандии.
Осажденные устроили вылазку. Роберт столкнулся с отцом, сшиб его с коня и едва не убил. Спас короля англичанин, некий Токиг из Уоллингфорда, судя по имени, как раз сакс, а не нормандец. Он отбил атаку Роберта и отдал королю свою лошадь. Сынок с честнейшими глазами уверял потом, что в горячке боя попросту не узнал отца.
Как оно было на самом деле, один Господь Бог ведает. Возможно, и вправду не узнал. Или совсем наоборот. В конце концов, от власти над Нормандией его отделял один-единственный удар меча.
По складу характера Вильгельм во многом напоминал Сталина, был весьма жесток, но не злобен и не мстителен. Он поверил непочтительному сыночку или изобразил это и отпустил его с миром. Тот на какое-то время унялся.
По завещанию отца Вильгельму-младшему досталась Англия, Роберту – Нормандия, а младшенькому Генриху – всего-то пять тысяч фунтов стерлингов серебром. Для тех времен сумма очень даже приличная, но безусловно мизерная по сравнению с тем, что обломилось двум старшим. Все обстояло почти так же, как в одной из самых известных сказок Шарля Перро. При дележе наследства старшему брату досталась мельница, среднему – осел, а младшенькому – только кот, тогда еще сапог не носивший, щеголявший босиком.
Вильгельм поспешил в Англию, где и короновался. Начало его царствования оказалось бурным. Часть нормандских баронов заперлась в своих замках и отказалась присягать новому королю. Как вскоре стало известно, они хотели видеть королем не Вильгельма, а Роберта.
К ним быстренько примкнул Одо, только что амнистированный. Должно быть, за годы заключения он соскучился по активной политической жизни, собрал кое-какие силы и захватил замок Рочестер.
При подавлении бунта Вильгельм применил тот же метод, что когда-то его отец. Он натравил на мятежных нормандцев коренных англичан, которым пообещал много хорошего, в том числе заявил, что разрешит всем и каждому охотиться в заповедных королевских лесах. Англичане вновь с превеликой охотой ухватились за приятную возможность безнаказанно резать нормандцев. Они быстро утихомирили баронов, вышибли Одо из Рочестера. Он бежал в Нормандию, в свое епископство, и никогда больше в Англию не возвращался, опасаясь, что в следующий раз отправкой на зону не отделается.
Почувствовав себя на троне более-менее уверенно, Вильгельм решил захватить и Нормандию. Роберт Коротыш, сидевший там, своей судьбой в общем и целом был доволен и на большее не претендовал. История повторилась, только с обратным знаком. Теперь Вильгельм вторгся с войском в Нормандию. Началась долгая, кровопролитная война, брательнички наседали друг на друга как разъяренные псы.
Потом в это дело вмешались могущественные бароны Вильгельма, которым война надоела. Они помирили братьев. Те облобызались и заключили письменный договор, в котором обязывались не воевать друг против друга. Англию с Нормандией должен был получить тот из них, кто переживет другого.
За чаркой-другой эти владетельные особы очень быстро договорились вместе пойти войной на младшего брата, Генриха Грамотея. На деньги, полученные в наследство, он купил у Роберта имения в Нормандии и жил там мирно, не вмешивался в большую политику. Однако именно такое вот поведение и делало его крайне подозрительным в глазах братьев. В тихом омуте, известно, черти водятся, сегодня он сидит тихо, а завтра, чего доброго, что-нибудь такое задумает.
Любящие братцы захватили имения Генриха, совершенно не готового к нападению с их стороны. Потом они осадили его в замке, стоявшем на горе Святого Михаила в Нормандии, однако великодушно позволили бежать. После этого Генрих долгие годы скитался по Европе и, кажется, был весьма стеснен в средствах. Частенько именно такова бывает участь грамотеев, даже если они принцы. Однако забывать о нем мы не будем.
Вильгельм вернулся в Англию. Ни одного из своих обещаний, данных подданным, он не выполнил, должно быть, считал себя полным хозяином своего слова. Хотел – давал, хотел – брал обратно. Англичане возмущались по углам и в пивных, но открыто выступать против короля опасались.
Вот кстати. Никто не спорит, нормандцы изрядно притесняли и грабили саксов. Но жалобы этих бедолаг на иноземное засилье выглядят как-то где-то и смешными. Саксы немного подзабыли, что их собственные предки несколько столетий назад нагрянули в эти земли, не то что ограбили, а начисто выгнали с них кельтов.
За двенадцать лет своего правления Вильгельм не сделал ровным счетом ничего хорошего или хотя бы значительного. Он увлеченно предавался главным образом набиванию своих сундуков, увеличил налоги и ввел дополнительные, забирал себе большую часть церковных доходов, на места умерших епископов и аббатов долго не назначал новых людей, чтобы пользоваться их доходами с их земель. Дошло до того, что король вынудил уехать в Нормандию архиепископа Кентерберийского Ансельма, а его земли прибрал к рукам. Над церковниками можно было измываться вовсе уж безнаказанно. Уж они-то никак не могли взять в руки оружие – религия запрещала – и поднять мятеж.
В общем, репутация Рыжего – благолепия ради его прозвище было переведено на латынь, и он звался теперь Вильгельм Руфус – упала ниже плинтуса как в главах современников, так и английских историков и писателей более позднего времени. Они его крыли чуть ли не матом. Чарльз Диккенс: «Был лукав, себялюбив, жаден и подл». Стаббс (1873): «Отталкивающее воплощение эгоизма в своей самой омерзительной форме, враг Бога и человека». Пул (1951): «Был с точки зрения морали, вероятно, самым худшим королем, который занимал трон Англии». Впрочем, у Руфуса есть и защитники, например, профессор Борлоу.
