Наука умирать - Рынкевич Владимир Петрович (книги .txt) 📗

Марков видел перед собой усталого седого старичка с типичным для стариков виноватым выражением лица. Наверное, Алексеев и чувствовал себя виноватым перед Тысячами офицеров, собравшимися в Новочеркасске, перед императором, которого уговорил отречься от престола, перед всей взбаламученной Россией. И всё же главная его Нина — перед этими и другими генералами и офицерами, готовыми сражаться: он сам созвал их сюда и теперь не может дать им ни оружия, ни денег на жизнь.

   — Знаете, господа, сколько за прошлый месяц поступило добровольных пожертвований на нашу армию? Всего 400 рублей. А у нас уже почти две тысячи человек, которые должны как-то жить и добывать оружие. К счастью, У меня есть ещё личный фонд, и из Москвы приехали люди с деньгам: Струве, Милюков, князь Трубецкой... Да. Я посмотрел по документам: вы, Сергей Леонидович, получали 4536 рублей, вы, Антон Иванович, — 5920 рублей. За ноябрь вы получили в Быхове, я выдаю вам за декабрь, зная, какие вы переживаете трудности. Получите и распишитесь. Вынужден брать расписку, потому что Лавр Георгиевич требует единоличной власти и все финансы хочет забрать в свои руки. Его бывший адъютант Завойко уже пытался действовать в этом направлении.

   — Некоторых офицеров удручает, что вы и Корнилов начали со споров о власти, — прямо сказал Марков.

   — Видит Бог, я думаю не о власти, а только о благе России.

   — Не надо сейчас об этом, Сергей Леонидович, — остановил Маркова Деникин. — Завтра будет совещание, где всё решим. Именно для блага России.

Офицерское общежитие по мере возможностей превратили в нечто среднее между казармой и гостиницей. Когда Деникин и Марков появились у входа, раздались команды:

«Первый батальон, строиться!.. В две шеренги становись!» Строились в широком коридоре. Деникин снял чёрное пальто с каракулевым воротником и предстал перед строем в форме и с орденами. Марков в своём обтрёпанном костюме свободно шёл за ним. Командир батальона полковник Борисов подал команду «Смирно! Равнение направо!» и доложил Деникину по форме. После команды «Вольно!» пошли вдоль строя, каждому пожимая руку. Затем Деникин приказал разойтись по комнатам и попросил, чтобы при обходе к нему обращались с различными вопросами.

В первой же комнате первыми вопросами были «когда?» и «куда?».

   — Вы удачно сражались за Ростов, — ответил Деникин. — Так же удачно должны мы будем действовать на любом направлении, а вы знаете, что мы окружены со всех сторон.

   — Кто нас поведёт? Алексеев?

   — Алексеев и другие генералы. Скажу вам конфиденциально: Корнилов здесь, и об этом говорить не надо.

Марков почти у каждого спрашивал об училище, которое окончил офицер, об участии в войне, и офицеры удивлялись его неприглядной одежде и свободному поведению. Вскоре Деникин прошёл в другую комнату, а Марков продолжал интересоваться офицерским бытом, подошёл к кроватям, поднимал одеяла. Вдруг сказал:

   — А вот у меня и подушки нет. Налегке приехал.

Подошёл к поручику Никольникову:

   — На каком фронте воевали?

   — Я не был на фронте. Простите! А ваш чин?

   — А как вы думаете? — как бы играя, спросил Марков.

   — Поручик?

   — Давненько им был. Уже и забыл...

   — Капитан?

   — Бывали капитаном, — и Марков засмеялся.

   — Полковник?

   — Был и полковником.

   — Генерал?

Вокруг собрались любопытствующие офицеры. Родичев стоял поодаль, посмеиваясь.

   — А разве вы не помните, кто был в Быхове с генералом Корниловым?

   — Генерал Марков? — догадался наконец Никольников.

   — Я и есть. Вот почему вы, поручик, на фронте не были?

   — Мой фронт был короткий, но тяжёлый, ваше превосходительство. Я служил в Александровском училище сражался в октябре против большевиков. Едва скрылся от расстрела. А юнкера почти все расстреляны. Большевики гнусно обманули их: подписали перемирие с обещанием отпустить всех юнкеров, и... отпустили. Но в ту же ночь прошли по всем адресам, всех арестовали и расстреляли. Уцелели лишь те, кто не вернулся домой. Поэтому я здесь. Должен мстить за смерть своих бывших учеников-подчинённых. Такие были славные юноши...

   — Мстить не надо, — сказал Марков. — Надо сражаться, не жалея себя.

Вошёл Деникин и спросил:

   — Вы закончили, Сергей Леонидович?

   — Закончил. Давай одевайся, буржуй.

Офицеры смеялись, наблюдая, как натягивает на себя свою кургузую курточку Марков, а Деникин надевает добротное пальто. Маркову показалось, что он похож не только на помещика, но и на преуспевающего священника, знающего себе цену.

На совещание 18 декабря шли вместе с Деникиным, похожим теперь на оборотистого купца, обдумывающего сложную сделку. Только что говорил о невесте, о том, что надо бы венчаться, но можно ли в такое время, и сразу перешёл к предстоящему совещанию генералов с представителями деловых кругов и интеллигенции.

   — Конечно, Корнилов — популярный генерал, — говорил он с едва заметной насмешкой. — Особенно среди юнкеров и необыкновенного полковника Симановского [18]. А за Алексеевым — хозяева России: промышленники, купцы, высшая интеллигенция, Петроград и Москва. Приехали сам Милюков, Струве, князь Трубецкой, Львов, Белоусов, Фёдоров — бывший товарищ министра торговли. У них деньги, влияние. Они представляют Торгово-промышленный союз и Национальный центр. Нам с вами надо быть очень осмотрительными и не поддаваться чувствам.

   — Эх, какие частушки я слышал на станции, — с натужным весельем вспомнил Марков. — Мою милку ранили на войне с Германией...

Он не хотел рассчитывать, под чьим командованием ему лучше идти на смерть. Мир, в котором было можно что-то предвидеть и о чём-то серьёзно раздумывать, рухнул. Для Сергея Маркова этот удобный и понятный мир начал разрушаться лет 15 назад, когда появилась женщина, показавшаяся ему предназначенной для того, чтобы стать его женой. Ах, Ольга!.. После постыдного разрыва с ней, когда он решил покончить с собой... Об этом вспоминать нельзя. Как и о другой Ольге, разрушившей последние остатки сломанного мира, где он мог жить по законам, установленным Богом и властью.

Великая война, впрочем, отчасти уже и Русско-японская, лишила его веры в военную науку. Всё было не так, как в книгах Клаузевица, Жомини, Драгомирова, не так, как в наставлениях Петра Великого и Суворова. В Маньчжурии не искали победы в решающем сражении, а в полном порядке отступали, избегая сражения. Не сосредоточивали силы на главном направлении, а разгоняли корпуса и дивизии куда придётся при одном лишь намёке на появление японцев. Не маскировали направление главного удара наступлением на второстепенном участке, а, как под Сандепу, открыто начинали действовать в месте предполагаемого прорыва.

После той войны он, однако, ещё читал лекции в Академии по военной географии, по истории войн Петра; учил, что необходимо выигрывать войну победой в решительном сражении и т.п. В 1914 ехал на фронт с намерением проводить в жизнь требования военной науки, а там... В сугробах по пояс наступали спешенные кавалеристы, убитые и раненые оставались в снегу, а по их следам шли другие, ещё живые. Генерал Каледин, не обращая внимания на пули, свистящие вокруг, смотрел в бинокль и посылал в бой, вернее, на смерть, всё новых и новых солдат.

В октябре 1915 их 4-я «железная» дивизия прорвала фронт, образовав в обороне противника прореху протяжённостью в вёрст и глубиной 20 вёрст. Однако у Брусилова, вопреки требованиям военной науки, не было резервов, а снять войска с других участков он не решился, опять же вопреки требованиям науки о сосредоточении сил на главном направлении...

Ни в одном учебнике не читал Марков о том, что произошло с ним весной 1915 под Перемышлем, когда он выводил из боя остатки батальона. Рядом с ним шёл командир 14-го волка, и ему осколком снесло голову. Кровь погибшего хлынула на Маркова. Он едва не потерял сознание. Впрочем, потерял: упал, что-то кричал, даже плакал...