Авиация и космонавтика 2013 07 - Журнал Авиация и космонавтика (читать полную версию книги .txt) 📗
Таким образом, в сентябре перед руководством ОКБ вновь встал вопрос выбора компоновочной схемы. Решение необходимо было принимать в условиях жесткого дефицита времени, поскольку сроки проведения работ по самолету никто сдвигать не собирался. Лимит времени, отпущенный для принятия решения о возможности переделки, истекал, а в КБ продолжался выпуск рабочей документации по варианту Т10/8. К концу сентября было подготовлено до 70 % конструкторской документации по планеру самолета, и начался выпуск чертежей по системам. Тем не менее, 30 сентября, на совещании с участием Е.А. Иванова и Н.С. Чернякова было принято окончательное решение об отказе от Т10/8 в пользу варианта с острым наплывом и хвостовыми балками.
В.И. Антонов в связи с этим вспоминает, что «острословы в ОКБ называли Су-27 «самолетом с изменяемой компоновкой», поскольку даже на этапе рабочего проектирования в компоновку машины постоянно вносились достаточно серьезные изменения. Проектировщики не любили это выражение, но, с другой стороны, оно заставляло нас более ответственно относиться к поисковым работам».
Осень 1975 г. стала своего рода рубежным событием в истории ОКБ Сухого, равно как и в истории Су-27.
Началось все с печального события: 15 сентября умер Павел Осипович Сухой. В последние годы Генеральный конструктор сильно болел, но, несмотря на это, он продолжал (по мере сил) участвовать в творческом процессе проектирования. Все совещания, на которых решались принципиально важные вопросы по теме Су-27, по-прежнему проходили только в его кабинете. После его смерти приказом по МАП и.о. Генерального конструктора назначили Е.А. Иванова, но перспектива его официального назначения на эту должность была весьма проблематична — общеизвестным фактом были его плохие отношения с министром авиапромышленности П.В. Дементьевым.
С другой стороны, резко вырос круг обязанностей и уровень ответственности за принимаемые решения. Основная проблема для Евгения Алекссевича на этом этапе состояла в том, что ранее, в должности первого заместителя Генерального, он не занимался вопросами проектирования. С Сухим у них сложилось четкое разделение круга обязанностей: проектированием занимался Генеральный, а прерогативой Иванова являлось преимущественно решение организационных, административно-хозяйственных и производственных вопросов. Таким образом, являясь прекрасным производственником, он мог контролировать, организовывать и «пробивать», но для работы в качестве Генерального у него пока не хватало специфического опыта и знаний. Е.А. Иванов прекрасно отдавал себе отчет в сложившейся ситуации, о чем свидетельствует следующий эпизод, пересказываемый со слов В.А. Николаенко: «После смерти П. О. Сухого, на первом же совещании по Су-27, Евгений Алексеевич откровенно сказал: «В проектировании я не разбираюсь, и прошу Вас мне помочь».
Зато по наследству от Сухого ему досталась прекрасная «старая гвардия» из специалистов высокого класса. Оставалось только правильно воспользоваться знаниями и опытом этих людей. В части работ по Су-27 он вполне мог рассчитывать на помощь со стороны Н.С. Чернякова и О.С. Самойловича, но тут Иванова ждал неприятный сюрприз. В дело вмешался новый фактор — сложности личных взаимоотношений между руководителями ОКБ. При отсутствии письменных свидетельств других очевидцев, для объяснений мы вновь вынуждены обратиться к воспоминаниям О.С. Самойловича: «летом 1975 г. Иванов принял, на мой взгляд, очень непродуманную схему взаимодействия треугольника Иванов — Самойлович — Черняков, которая мне лично не приносила никакого удовлетворения. Я отвечал за проектирование, Черняков — за организацию работ, а Иванов утверждал наши решения. Хуже не бывает — на теме Су-27 было установлено многовластие. Так продолжалось до октября, когда Черняков заболел, и тема Су-27 оказалась практически без руководства».
В это время, с октября 1975 г., в ОКБ вновь начался цикл запуска Су-27 в рабочее проектирование. Первоначально казалось, что объем доработок будет не очень велик, но на практике, когда подготовили уточненные чертежи геометрических обводов, все оказалось совсем не так. Существенным изменениям подверглась, не только зона наплыва, а вся головная и хвостовая части фюзеляжа и мотогондолы. В результате, каркасникам пришлось вновь, практически «с нуля», переделывать всю только что выпущенную документацию.
Новая компоновка получила рабочее обозначение Т10/9. Аэродинамики ОКБ окончательно отказались от применения в корневой части наплыва затупленного носка, оставив для всего крыла острый носок. Для снижения волнового сопротивления увеличили стреловидность консолей с 36° до 4 Г. В схеме самолета вновь вернулись к хвостовыми балкам, на которых размещалось горизонтальное оперение, а кили поставили по оси мотогондол.
Для того чтобы уменьшить площадь миделя самолета, проектировщики вновь обратились к конструктивному решению, ранее опробованному ими на компоновке Т10/5 — применению двигателей с верхней коробкой приводов. При таком размещении двигатель, по сути, разворачивался вокруг собственной оси на 180°, в результате чего, коробки агрегатов перемещались снизу наверх и размещались в «аэродинамической тени» центроплана. Суммарное снижение площади поперечного сечения составляло при этом ~0,3 м?, что составляло около 7,5 % миделя. Это обещало существенный выигрыш в величине волнового сопротивления.
После предварительной конструктивной проработки основных элементов схемы, 31 октября был выпущен чертеж «Общего вида», в тот же день он был утвержден во всех инстанциях, за исключением руководителя темы, который к тому времени находился в больнице. 24 ноября на стол Е.А. Иванову лег чертеж «Компоновочной схемы». Евгений Алексеевич, которому отныне пришлось взять на себя всю ответственность принятия технических решений по теме Су-27, после недолгих раздумий, утвердил его для проработки в КБ. Но вскоре он сам был вынужден принять решение о приостановлении работ по данному варианту.
Причиной в данном случае явилось мощное противодействие, которое оказали данному предложению отдел силовой установки и отдел эксплуатации. В результате, вопрос был вынесен на специальное совещание, в котором приняли участие все заинтересованные стороны. Доводы, высказывавшиеся каждой из сторон, имели свои резоны. Аэродинамики с проектировщиками напирали на необходимость всемерного снижения миделя и обещали, в случае реализации их предложения, существенное улучшение ЛТХ самолета, другие специалисты говорили о трудностях в эксплуатации и большей пожароопасности верхней коробки приводов, сложности ее конструктивной реализации и пугали удлинением сроков доводки двигателя. «Первый раунд» завершился вничью: стороны не смогли прийти к взаимоприемлемому решению, и вопрос был оставлен на дополнительную проработку. Но сроки торопили, и вскоре совещание с прежним составом участников собрали во второй раз. Е.А. Иванов находился в сложном положении. Степень риска и ответственность, которую ему нужно было взять на себя при выборе новой схемы, были достаточно велики. Дело в том, что принятие такого решения требовало согласования с двигателистами, а в ОКБ AM. Люльки дела в это время обстояли также достаточно сложно — по имевшейся информации, совсем недавно им самим пришлось достаточно серьезно переделывать исходный вариант двигателя. Все вместе могло повлечь за собой существенные конструктивные изменения силовой установки, а, значит, было чревато возможным срывом сроков создания двигателя. На новые доработки можно было пойти только имея достаточно серьезные обоснования необходимости такого решения. В результате, на этом этапе выбор был сделан в пользу традиционного варианта с нижней коробкой приводов.
Впрочем, на выпуске чертежей для опытного производства, данная заминка вообще практически никак не сказалась, поскольку обсуждаемый вопрос относился к серийному самолету с двигателями АЛ-31Ф, а КБ на тот момент времени выпускало документацию только для первых опытных самолетов Т10-1 и Т10-2, на которых должны были ставить АЛ-21Ф-3.
