Княжна - Берендеева Светлана (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Отпустили их до самого вечера и бричку дали. И вот они сидели на берегу Яузы, накрыв ноги от холода медвежьей полостью. Мороз, несмотря на весеннее время, был нешуточный, и тем удивительнее было глядеть, как бойцы на речном льду раздевались до рубах, а иные и совсем растелешались по пояс. От обнажённых торсов поднимался парок, под порозовевшей кожей перекатывались твёрдые желваки. Варенька смотрела не отрываясь, да и Нина заинтересовалась зрелищем, повеселела.
Вокруг собралось порядочное число зрителей, они криками подбадривали бойцов, сочувственно ухали и крякали при каждом ударе. Вот вышла следующая пара.
– Гляньте, девоньки, какой удалец, – восторженно сказала Варенька.
– Какой, рыжий? – отозвалась Нина.
Да нет, чернявый. Плечи-то – точно жернова!
– А по-моему, рыжий верх возьмёт, он и ростом больше.
Девы заспорили, сравнивая мужицкие стати. Мария усмехнулась – ровно лошадей обсуживают. А у Саши плечи тоже широкие и, наверное, такие же налитые силой руки и грудь… По её спине побежали сладостные мурашки.
– Ты что, Маша, крови испугалась? Не бойся, у него из носа только. Вишь, утирается и опять биться хочет.
Мария открыла глаза и смущённо сказала:
– Да нет, я так, задремала.
– Замёрзла что ли? – обеспокоились подруги. – Не простынь, смотри, перед дорогой-то. Поди, пройдись по берегу, разомнись. Мы недолго ещё, скоро домой.
Опять качается повозка, бегут за окнами заиндевевшие деревья. В карете царица с тремя фрейлинами – всех взяли, напрасны были разговоры, что кого-то оставят. Который день едут почти без остановок, торопятся на войну.
Как из Москвы отъезжали, пришлось замешкаться – царь последние распоряжения Сенату и князю-кесарю Ромодановскому оставлять напоследок вздумал, так до обеда и проканителились. Уж кареты снаряжены, кучеры лошадей успокаивают, отъезжающие возле карет переминаются, а царя всё нет. Часть поезда – челядь, телеги с припасами и домочадцами, коих многие сановники с собой взяли – с утра уж отправлена, так беспокойно было, как бы много вперёд не ушли, не оторвались.
Пётр вышел сердитый, начал выговаривать, что не всё готово, а как же не готово, когда только его и ждут. Катерина Алексеевна даже всплакнула от обиды, за ней и дочки – Аннушка с Лизанькой – в слёзы. Тут только царь притих – взял девочек на руки, обцеловал, передал сестре Наталье. Сказал:
– Не оставь их, Наташа.
– Да что ты, – отозвалась та, – чай, на моих руках выросли, я их больше матери нянчила.
Сказала и опасливо глянула на Катерину – не обиделась бы на то, что сказано без обдумки. Но Катерина согласно кивала:
– Они тебя, Наташа, больше меня слушаются, у меня строгости совсем нет.
Бойкая красавица Лизанька спрыгнула с Натальиных рук на пол.
– Мы ещё тётю Варю и тётю Машу слушаемся.
Она встала между Варенькой и Марией, взяла их за руки.
– Не берите их на войну, пусть с нами в бабки играют.
Пётр подхватил её на руки, пощекотал усами.
– Ох ты, баловница. Они тебе с войны турчонка привезут. Хочешь турчонка?
– Я льва хочу.
– Льва-а? – весело удивился Пётр, – это, ладушка, потруднее. А ты отколь про льва знаешь?
– В книжке видела. Тётя Маша читала, а там картинка.
Пётр прижал к себе кудрявую голову девочки, сказал через её макушку:
– Хоть не уезжай – до чего оставлять неохота.
Сидевшая напротив Марии и дремавшая Катерина вдруг сказала:
– Как там дочки мои? Всё-то я с ними расстаюсь да разлучаюсь.
– Ой, и я об царевнах сейчас вспоминала. Надо же, как мы вместе.
– Видно, отзывчиво сердце твоё, Машенька. Всякую боль чужую на себя взять стараешься.
– Что, остановка? – проснулась Варенька.
– Нет, мы говорим просто, спи.
– Да, уж поспишь тут, – Варенька закряхтела, – ухабами все бока отбило. За что нам эти муки?
– Зато от Москвы хорошо ехали, помнишь? – сказала Мария, лязгнув зубами на особо глубокой рытвине. – Ровно по скатерти катились. А теперь к югу ближе, солнышко жарче, вот днём тает, а ночью подмораживает, что недотаяло. Ничего, скоро снег совсем сойдёт, на колёса кареты переставят.
– А до той поры мы все зубы себе выбьем. Отвори-ка окошко, я выгляну, может уж подтаяло, тогда на днёвку встанем скоро. Я, наверное, вся в синяках.
Варенька высунула в верхнее окошко голову и обрадованно объявила:
– Под полозьями вода и передние вроде встают.
Карета и впрямь вскоре остановилась, и в дверцу просунулась голова Петра.
– Катеринушка, боярышни, выходите размяться. Поляки нас на своей земле приветствуют.
У кареты полукругом стояли кавалеры в бархатных кунтушах с меховой выпушкой и золотыми шнурами. При виде дам они разом сдёрнули круглые шапки, поклонились.
– Добро пожаловать на польскую землю, – сказал один из них по-русски. – Не угодно ли ясновельможным пани пострелять наших куропаток?
Ясновельможные пани смущённо переглянулись – в России охота была сугубо мужской забавой. Пётр усмешливо топорщил усы:
– Что, заробели?
Первой нашлась Катерина. Достойно наклонив голову и приятно улыбнувшись, проговорила:
– Благодарим и будем счастливы.
Всей толпой – ещё Макаров, да Головнин с Шафировым – пошли по опушке к «куропаточному» месту. И сам Пётр и ближние его охотничьих навычек не имели – царь считал это занятие зряшною тратой времени. Пожалуй, изо всех русских только Мария понимала, что идти к куропаткам с таким гомоном – с пустом оказаться. Но она помалкивала, а поляки, видно, не смели государю замечания делать, так что никаких куропаток им не досталось. Поляки, было, сконфузились, но Петра эта потеря нисколько не огорчила – он затеял на поляне состязание в стрельбе.
Денщики быстро развесили по веткам мишени, подали заряженные ружья. Первым стрелял царь, за ним канцлер с подканцлером. Макаров от состязания отказался, и Пётр его поддержал: дескать, секретарь стрелком быть не обязан.
Стреляли азартно, гоняли денщиков глядеть мишени после каждого выстрела, кричали громче ворон. Поляки сначала вежливо уступали гостям, но потом разгорелись и спорили до хриплого голоса, до кидания шапок в снег. Так и не сошлись, кто из всех лучший стрелок.
Наконец, опомнились, поворотились к дамам: не изволят ли попробовать? Первой взяла нарядное ружьецо Катерина Алексеевна. Простодушно спросила, куда нажимать, стреляла, зажмурившись, и получила приветственные крики и аплодисменты. Варенька и Нина последовали примеру царицы и свою порцию восторгов приняли.
Мария хотела было сделать, как подруги, но когда увидела снисходительный взгляд подававшего ей ружьё холопа, не утерпела.
– Куда стрелять? – спросила равнодушно.
– Да вот в ту сторону поверните ствол, панночка, там никого не убьёте, – ласково ответил ей поляк с сильно закрученными пшеничными усами.
У Марии невольно выпятился подбородок, и она как можно простодушнее спросила:
– Вон там две шишки висят, можно, я одну собью?
– Да, конечно, все шишки в нашем лесу к услугам ясновельможной пани!
Поляку было весело, и он говорил громко, приглашая веселиться остальных. Мария отвернулась, поставила поудобней ноги, вспомнила, что у подруг ружьецо, вроде, немного забирало влево, выдохнула и, плавно подведя мушку нажала курок. Шишка упала. Аплодисментов не было. Она обернулась.
– О, у панны редкое счастье…
– Почему же счастье, – Мария почти рассердилась, – пусть зарядят.
Она протянула ружьё холопу. Тот проворно отбежал к пню с зарядным припасом, бегом вернулся. В полной тишине прозвучал второй выстрел, и звонко шлёпнулась о снежный наст вторая сбитая шишка. Тут уж раздались и восторги, и приветственные крики. Поляки падали в снег на одно колено, русские мужи – и Пётр первый – задирали нос: знай, мол, наших. Сзади всех улыбался Шафиров. Глядя на эту непростую улыбочку, отказалась Мария от предложения пострелять по мишени, сказала:
– Полно, судари, какая мне мишень? Разве я с мужской меткостью могу сравниться? У меня уж и руки дрожат – тяжело, а плечо как болит, синяка бы не было!
