Лагуна фламинго - Каспари София (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Весной 1856 года сюда приехало около двух сотен семей. Среди них были и родители Франка. В степи негде было достать древесину и другие материалы, поэтому первые колонисты сооружали себе землянки, adobes. Они вручную вспахивали поля и проводили от озера каналы для полива урожая. Франк родился через три года после переезда его родителей в Аргентину. В отличие от Мины, он никогда не видел Германию, родину своих родителей, Германа и Ирмелинды Блумов. Возможно, поэтому ему нравилось слушать рассказы Мины о немецких землях. Иногда он рассказывал Мине о том, как трудно пришлось его родителям, когда они сюда переезжали.
Сегодня Мина и Франк не могли остаться в тайном укрытии надолго — несмотря на то что было воскресенье, дома их ждало много работы, — но проведенное вместе время придавало им сил. В конце концов юноша и девушка нежно поцеловались на прощанье.
— Не забывай меня, хорошо? — почему-то вдруг сказала Мина. — Никогда меня не забывай.
Если Франк и удивился, то виду не подал.
— Никогда, — совершенно серьезно пообещал он.
Погрузившись в раздумья, Ирмелинда Блум месила тесто, глядя на улицу через окно своего небольшого дома. Прошло уже двадцать лет с тех пор, как они поселились в этой стране, но дом побольше по-прежнему был им не по карману. Впрочем, это не имело значения. Какая-то часть Ирмелинды умерла еще много лет назад, незадолго до того как женщина приехала сюда, в пампасы. После ливней реки Парана и Саладо выходили из берегов, затапливая равнину. Об этом им ничего не сказали, когда они уезжали из Германии. Ходили слухи, что в Аргентине плодородная земля, широкие степи, поросшие травой. Земля, на которой можно заниматься сельским хозяйством, разводить скот. Говорили также, что на западе возвышаются небольшие горы, которые называют sierras. Климат влажный, но теплый, дождь идет во все времена года. Звучало это заманчиво. В те годы многие немцы мечтали уехать в Южную Америку. Экономическая ситуация в Германии становилась все хуже, получать хоть какой-то доход едва ли представлялось возможным. Муж Ирмелинды, Герман, поехал во Франкфурт, чтобы разузнать все подробно. Он подписал контракт с представителем Аарона Кастелланоса, зазывавшего переселенцев с севера в провинцию Санта-Фе, и семья отправилась в путь. Кастелланос… Ирмелинде никогда не забыть это имя. Его предложение звучало так соблазнительно: государство выделяло по двадцать гектаров земли на семью, предоставляло небольшой домик, семена, припасы, по две лошади, два вола, семь коров и одного быка. Кастелланос брал на себя часть расходов на переезд. Чтобы оплатить остальное, Блумы распродали свое добро с аукциона. За дом и земельный участок они получили довольно много. После приобретения всего необходимого и оплаты путешествия на корабле у них даже кое-что осталось. До того момента, думала Ирмелинда, все шло так гладко, что она начала подозревать неладное. И ее недобрые предчувствия оправдались.
В Дюнкерке они сели на трехмачтовый корабль «Мармора», и с этого момента начались их несчастья. Плавание длилось два месяца, часто поднимался шторм. Четыре семьи потеряли детей, но Блумов эта беда миновала.
Однако недоброе предчувствие осталось. В Буэнос-Айресе им не разрешили сойти на берег: вспыхнула война между конфедератами, то есть жителями провинций Аргентины, объединенных в республику, и Буэнос-Айресом, не желавшим становиться частью этого государственного образования. «Марморе» пришлось вернуться в Монтевидео. Оттуда переселенцев перевезли на остров Мартин-Гарсия. Дальше пришлось переправляться на пароходах. За время этой поездки, когда люди набились в трюм, точно селедки в бочке, умерли еще две девочки. Маленький ребенок выпал за борт и утонул. Пассажирам едва удалось удержать мать, порывавшуюся броситься за ним. У Ирмелинды при виде всего этого разрывалось сердце.
Женщина закрыла глаза. «Я не должна думать об этом, не должна». Они уже двадцать лет жили в Аргентине, но она вспоминала день прибытия сюда так, словно это было вчера. Каким чужим ей показалось здесь все: и земля, и пейзаж, и растения, и небо, и невообразимые степные дали, и странные местные жители, в основном темнокожие, пришедшие на пристань поприветствовать новоприбывших. «Это наши новые соседи, — говорила себе Ирмелинда, — наши новые соседи». Она твердила эти слова вновь и вновь, точно молитву.
Вскоре прискакали всадники, сопровождавшие большие телеги. Лошади — Ирмелинда видела такое в первый раз — были впряжены так, что оглобля непосредственно соединялась с подпругами. Ирмелинде это показалось странным — и жестоким по отношению к животным.
Выгрузка тоже проходила странно. С берега на борт перебросили доски, и здешние жители набросили лассо на коробки и стали стягивать их на берег.
В первые мгновения Ирмелинда не могла оправиться от изумления. А потом случилось ужасное… неописуемое… и виноват в этом был Клаудиус Либкинд.
Ирмелинда вновь вытерла рукавом глаза.
Хотя семьи Либкинд и Блум в пути подружились, в Эсперанцу они добирались разными путями. По дороге Ирмелинда видела жителей, стоявших вдоль дороги недалеко от крестьянских хуторов, которые тут называли ранчо — ranchos. Женщины угощали ее свежим молоком, которое подавали почему-то в горшочках, сделанных из тыквы, так называемых калебасах. Детей, приехавших с новыми колонистами, эти горшочки пугали. А вот Ирмелинда едва ли обращала внимание на происходящее вокруг. Она словно оцепенела.
В первые недели и месяцы в Аргентине у нее было столько дел, что почти не оставалось времени на то, чтобы думать о случившемся, предаваться своей боли. Новая жизнь увлекла их всех, и не было времени прислушиваться к чувствам. Так, вскоре оказалось, что скот тут не такой покладистый, как в Европе. Стоило привязать быка или корову недостаточно крепко — и упрямое животное отправлялось на то ранчо, на котором выросло, и потом с огромным трудом приходилось отправлять его к законному владельцу.
Но со временем все вошло в привычную колею. После завтрака нужно было надевать на вола ярмо или впрягать в плуг лошадей и идти пахать поле. Если в семье был всего один мужчина, помогать приходилось детям. Ирмелинда видела, как пятилетние малыши вели в поводу лошадей, пока их отец с силой вдавливал плуг в землю.
Тогда они ели в основном кукурузу — утром, днем и вечером. Каждый вечер приходилось молоть кукурузу в муку, чтобы на следующий день напечь лепешек. Затем можно было посидеть у огня, поболтать и наконец отправиться спать. На керосин для ламп денег не хватало.
Приспособились колонисты и к опасностям здешней жизни: в этих землях кочевали индейцы, вольный и дикий народ, живший по своим обычаям, и потому мужчинам приходилось работать в поле с оружием за спиной.
Строя жилища, переселенцы старались поставить по четыре дома рядом и ночами выставляли дозорных.
Возникали проблемы и с соседями-аргентинцами, которые жили тут уже довольно давно. Вначале они радостно приветствовали новых колонистов, но вскоре радость сменилась жалобами на щедрость правительства Аргентины к новоприбывшим. После длительных дебатов в аргентинском сенате было принято решение распределить колонистов по разным поселениям — считалось, что если все переселенцы осядут в отдельных колониях, они создадут замкнутые сообщества, и это приведет к отчуждению населения страны. Но колонисты воспротивились, не желая идти в наемные работники на чужие ранчо или переезжать в другие деревни. Вскоре после этой маленькой победы приехали новые переселенцы из Германии. Среди них были и Амборны.
Ирмелинда нахмурилась. Она слышала от соседей, что у Франка недавно возникли проблемы с Ксавьером Амборном. По какой-то причине Герман не стал рассказывать ей об этом. Обязательно нужно будет поговорить с сыном, предупредить его. Все знали, что с Амборнами шутки плохи. Они быстрее других обрели свое место под солнцем Аргентины. Ходили слухи, что Амборны не всегда добивались своего законными путями. Если семья Ирмелинды после стольких лет все еще жила в маленьком домике, который они построили в самом начале, то Ксавьер вскоре после приезда дослужился до должности старшего рабочего на ранчо зажиточного землевладельца Дальберга и построил себе огромный дом. За все эти годы Ирмелинде редко приходилось говорить с Ксавьером Амборном, но у нее были неплохие отношения с Агнес, первой женой Ксавьера. Та была очень миловидной, доброжелательной и трудолюбивой женщиной. Она нравилась Ирмелинде. Несчастная Агнес скончалась пять лет назад. Иногда Ирмелинде казалось, что она вот-вот выйдет в свой сад. Агнес любила возиться с цветником, обожала свой сад и выращивала на грядках декоративные растения.
