Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна (читать книги .txt) 📗
Но Аникея Киприяновича, понятное дело, уже не догнали…
Матвеевский рынок был по человеческим понятиям далеко — сперва на трамвае до вокзала, потом оттуда на другом трамвае. Но если у кого ноги здоровы и нет нужды тащить кошелку с дешевыми продуктами, то можно и пешком напрямик. Домовые транспортом не пользовались, разве что у кого брат-сват пошел с горя в автомобильные. Да и то — скорее ради баловства. Куда домовому путешествовать? На какие курорты?
Трифон Орентьевич прикинул — кто из знакомцев обитает за Матвеевским рынком. Очень его заинтересовала вся эта история с беглой кикиморой. То все в книжках про диковины вычитывал, а то — вон она, диковина, сама в гости пожаловала. И, потолковав еще с молодым домовым дедушкой Никифором Авдеевичем, обнаружил: знают они оба из тамошнего населения только сваху Неонилу Игнатьевну.
Женатому Никифору Авдеевичу сваха была уже не страшна. А вот Трифон Орентьевич призадумался — уж больно настырно она его домогалась, девку какую-то ему на шею пыталась навязать. А что за девка может жить за Матвеевским рынком? Безграмотная какая-нибудь, с кем разумного разговора не заведешь, а только приставить ее мертвую паутину обчищать и подгоревшие сковородки по ночам надраивать…
Однако любопытство оказалось сильнее неприязни к свахе и ее девке. Трифон Орентьевич собрался в дорогу.
Возня с книжками принесла ему ту пользу, что он немного освоил географию и выучился читать планы городов. У хозяев были хорошие автомобильные атласы, был и отдельный план, изданный для туристов и очень подробный. Трифон Орентьевич ночью расстелил его в кабинете, поползал по нему, сколько требовалось, и срисовал на бумажку маршрут до Матвеевского рынка. А на следующую ночь и отправился.
Домовые, как кошки, умеют перемещаться очень быстро, но на небольшое расстояние — дыхание у них короткое. Трифон Орентьевич был еще слишком молод, чтобы от быстрого шага за сердечко хвататься, но берег себя, двигался где — шажком, где — короткими перебежками. Рынок обошел чуть ли не за три версты — ходили слухи, что там обосновалась колония совсем уж одичавших безместных домовых, зовущих себя рыночными, и питаются они всякой дрянью, а говорят так, что не сразу и поймешь. Нравы, сказывали, у них мордобойные.
За рынком было уже попроще — начинались деревянные дома с печками, а там чуть ли не за каждой печкой свой брат домовой проживает. На первом же дворе Трифон Орентьевич переполошил сторожевого барбоса, вылез готовый к труду и обороне местный домовой дедушка, а дальше, слово за слово да от двора ко двору, к рассвету Трифон Орентьевич добрался до свахиной квартиры.
Неонила Игнатьевна обитала у доброй старушки. Старушка, впрочем, была убеждена, что подкармливает домового дедушку, а не домовиху-сваху. Правда, казалось ей странным, что не ведется никакой войны ни с тараканами, ни даже с пауками, о чем она особо просила, выставляя в особый уголок в чулане блюдечко с молоком. Откуда старушке было знать, что гонять тараканов — мужское занятие! А пауков Неонила Игнатьевна откровенно побаивалась.
Жила эта наивная старушка на втором этаже, третьего не было, а только чердак. Оттуда можно было попасть в чулан — так Трифону Орентьевичу и растолковали. И он спокойно двигался по указанному маршруту, когда из-за чердачной рухляди услышал приятный голосок:
— Неонила Игнатьевна! А я тебя заждалась!
Он остановился.
— Я это, Малаша, не бойся! — продолжал голосок. — Что же ты? Разведала? Узнала?
Трифон Орентьевич чуть вслух не охнул — девку из-за Матвеевского рынка, которую ему сватали, тоже звали Маланьей!
— Что ж ты встала в пень, Неонила Игнатьевна? Я одна пришла, без мамки! Не бойся!
Трифон Орентьевич понял, что сваха чем-то против невестиных родителей согрешила.
— Кхм… — он насколько мог тоненько прокашлялся.
— Неонила Игнатьевна! — девка Маланья полезла из своей засады навстречу. — Просквозило тебя, что ли? Так сейчас пойдем к тебе в чуланчик, травками полечимся! И все мне расскажешь! Судьба мне или не судьба быть за Тришенькой?
Трифон Орентьевич понял — она! Она самая!
И ведь как ласково выговорила «Тришенька»!
Хотя до свадьбы таращиться на невесту не полагается, но, во-первых, еще неведомо, будет та свадьба или нет, а во-вторых, дело такое, что не до старинного вежества. И Трифон Орентьевич решительно шагнул навстречу девке.
— Ахти мне! — воскликнула Малаша. — Ты кто еще таков? Откуда взялся?
— К свахе по своему дельцу пришел, — честно отвечал Трифон Орентьевич. — А свахи, как я погляжу, и нет.
— Вот и я ее жду. Она как к бабке Бахтеяровне убрела, так и пропала.
— А что за бабка Бахтеяровна? — очень удивленный странным восточным прозванием, полюбопытствовал Трифон Орентьевич, во все глаза пялясь на Малашу.
Девка была как раз такая, что хоть сию минуту женись. Росточком маленькая, ладненькая, кругленькая, с виду — настоящая домовитая домовиха, и глазки этак живенько поблескивают.
— А умная бабка. Она уж совсем ветхая, у правнуков на покое живет и по важным делам гадает, — объяснила Малаша.
— Откуда ж у нее отчество такое нездешнее?
— А кабы не сама себе придумала… Знаешь, молодец, коли гадалка — Терентьевна или там Федотовна, то к ней уважение одно, а коли Бахтеяровна или еще вот Рудольфовна — то уважение совсем другое!
— Что, и Рудольфовна тоже есть?
— Есть, только далеко, она за банным замужем, а баня у нас через… через восемь кварталов наискосок!
Ишь ты, обрадовался Трифон Орентьевич, и счету обучена!
Они еще потолковали об отсутствующей свахе и вздумали, что с ней могла стрястись неведомая беда. Так что следовало обоим немедленно спешить к гадалке Бахтеяровне, а оттуда — по следу незадачливой свахи.
Бабка Бахтеяровна жилище имела в одном месте, в подполье хорошего дома, настоящего стародавнего сруба-пятистенка, а прием вела совсем в другом месте, в сарае при огороде. Правнук, молодой, но старательный домовой дедушка, очень не одобрял нашествия клиентов. А гадалкой бабка, судя по всему, была хорошей.
Едва увидев на пороге сарая парочку, она прищурилась и сходу заявила:
— Будет прок! Только рановато вы вместе-то ходите! Не положено!
— Какой прок, бабушка? — спросил Трифон Орентьевич и вдруг все понял. Малаша же сперва уставилась на бабку Бахтеяровну в полнейшем недоумении, а потом возмутилась.
— Потому и вместе, что мне этот молодец — никто! А жених мой — Трифон Орентьевич, что за Матвеевским рынком живет!
Жених чуть было не брякнул: «Да сама же ты, девка, живешь за Матвеевским рынком!»
Бабка Бахтеяровна посмотрела на него из-под ладошки.
— Про рынок не скажу, а прок вот с ним будет.
Малаша повернулась к своему спутнику.
— Пойдем, молодец, что-то нам бабушка не то говорит. Я ради тебя от своего жениха не отступлюсь, так и знай.
— Так вот он и есть, твой жених! — воскликнула бабка. — Ты спроси, как его звать-то! Да пусть не врет!
Малаша уставилась на незнакомца во все глаза. И вдруг сообразила!
Ахнув, она вылетела из сарая и опрометью понеслась по грядкам.
— А ты стой, как стоишь! — велела гадалка. — Нечего до свадьбы с невестой ходить. Неприлично!
— Я по другому дельцу, — сказал Трифон Орентьевич. — Сваха у нас пропала, Неонила Игнатьевна. Пошла к тебе, да и не вернулась.
— За сваху не беспокойся, оснований нет.
— Есть основания. У нас тут кикимора пропала…
— Кто пропал?!
— Кикимора, — тут Трифон Орентьевич понял, как нелепо прозвучали его совершенно правдивые слова.
— И у вас?!
— А что, еще у кого-то?!.
— Ну-ка, выкладывай все, как есть! — приказала бабка.
Трифон Орентьевич вкратце рассказал про переполох в своем доме, про домового-странника, который, возможно, на самом деле — перекинувшаяся кикимора, про безместного домового из-за Матвеевского рынка, которого он полагал сыскать с помощью свахи, и еще про то, что, коли кикимора увязалась за тем домовым и оказалась в здешних краях, то беспокойства от нее может быть много. Тут и выяснилось, что они имеют в виду одну и ту же кикимору.
