Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Стопалов Сергей Григорьевич
Мы неплохо заработали, а этот вечер запомнили надолго. Уже на улице, прощаясь, Авдеев хвастался, что у него такие случаи бывают довольно часто. И вскоре это стало заметным. Он все больше приобщался к спиртному, а потом и вовсе спился, и наши встречи стали редкими. Через несколько лет жена Сергея сказала мне, что он перестал пить и уехал в деревню к родственникам. Больше мы не виделись.
В начале лета 1958 года меня вызвали в райвоенкомат. В кабинете сидело еще несколько парней. Какой-то лейтенант проверил всех присутствующих по списку, вышел из кабинета, и вместо него вошел уже немолодой подполковник в морской форме. Он вежливо со всеми поздоровался и каждому задал одинаковые вопросы: фамилия, имя, отчество, служил ли в армии, в какой должности и был ли на фронте. Оказалось, что все сидящие в кабинете – фронтовики и бывшие младшие командиры, но служившие в разных войсках.
Знакомству подполковник уделил не более десяти минут, а потом около часа рассказывал нам о современной службе офицеров в армии, акцентируя внимание на политработниках.
Сразу понять, зачем нас пригласили, я не мог. Но постепенно обстановка прояснилась. По приказу Верховного командования нам было предложено написать рапорты с просьбой принять в Военно-политическую академию имени Ленина. На решение этого вопроса отводилось три дня, и каждому была выдана повестка снова явиться в военкомат для индивидуальной беседы.
Для меня это предложение было как неожиданным, так и совершенно неприемлемым. Я уже окончил вечерний институт и работал в НИИ механизации сельского хозяйства, занимаясь испытаниями тракторов. Работа была интересной, а зарплата приличной. Жена тоже окончила институт, и у нас был четырехлетний сын. И я принял решение отказаться. Но не тут-то было.
Подполковнику не удалось меня переубедить, и за дело взялся военком. Он сразу же начал на повышенных тонах обвинять меня в том, что я плохой коммунист и не хочу служить Родине. Потом упрекал еще в чем-то. И только после того, как я рассказал о репрессированных родителях, он замолчал и буквально выгнал меня из кабинета. На этом все и закончилось.
Спустя несколько месяцев вечером ко мне приехал Ковалев, бывший заместитель командира бригады по политчасти, у которого я когда-то работал шофером, а потом ездил за его семьей в Баку. У нас всегда были хорошие отношения. На этот раз он приехал в Москву к сыну – студенту МГУ и решил повидаться со мной. Часа два мы сидели за столом и наслаждались его любимым полусладким вином. Рассказывали друг другу о своей жизни. Уже прощаясь, Ковалев сказал мне, что не так давно из Минобороны на меня пришел запрос и он дал мне самую хорошую характеристику. Я поблагодарил Ковалева, и мы по-дружески расстались. Но теперь-то мне точно стала известна предыстория вызова в военкомат.
Со времени встречи и расставания с Тоней Дубко прошло лет двадцать.
Как-то раз, придя с работы, я поужинал, уселся в кресло и задумался. На работе возникли трудности, и надо было принять решение о выходе из сложившегося положения. Неожиданно зазвонил телефон. Я думал, что это кто-то с работы, и не сразу снял трубку. Но звонок не стихал, и трубку пришлось снять.
– Вас слушаю, – недовольно пробурчал я.
– Простите, это квартира Стопалова?
– Да.
– А его можно пригласить к телефону? – Женский совершенно незнакомый голос.
– Это я.
Несколько секунд молчания, а потом:
– Не узнаешь? Может быть, тебе что-нибудь напомнит имя Тоня Дубко?
Мы встретились на городском аэровокзале. Тоня приезжала в Москву к сыну, учившемуся в энергетическом институте. Она поведала мне, что живет хорошо, муж военный, двое детей. Дочка заканчивает школу. А я рассказал о себе. Вспоминали прошлое и конечно же свою любовь в письмах. Для нас обоих это было очень важным. А сейчас… У каждого своя судьба, и двух часов нам вполне хватило.
Вот так и закончилась эта история, о которой я часто рассказываю своим друзьям.
Еще одну неожиданную встречу с малознакомым человеком я так же часто вспоминаю.
Было лето. Выйдя со станции метро «Китай-город» на площадь Ногина, я направился в магазин электроники, что на Солянском проезде. И тут на глаза мне попался большой легковой автомобиль «Хорьх», стоящий у тротуара. Машина показалась знакомой. Ее задняя часть была как бы обрезана, а вместо багажника установлен огромный сундук. Такую модель я видел в Германии, когда ее нашли во время шуровки в Эрфурте. По слухам, ту машину отдали командиру дивизии, с которым я никаких дел не имел и видел его всего несколько раз, когда он сидел в президиуме во время торжественных собраний.
После моего возвращения в Москву прошло более пятнадцати лет. Но, увидев «Хорьх», я решил внимательно его осмотреть. Похоже, что это была та самая машина.
Боковое стекло салона было открыто, и, подойдя ближе, я увидел, что на переднем сиденье, рядом с водителем сидит наш бывший командир дивизии.
Я поздоровался:
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант. Вас приветствует бывший старший сержант, командир орудия 236-го гаубичного Померанского полка 63-й Брестской бригады 22-й Гомельской краснознаменной артиллерийской дивизии.
Генерал взглянул на меня, тоже поздоровался и спросил, давно ли демобилизовался, где работаю и вообще как живу. Я ответил и в нескольких словах рассказал о себе. Потом генерал еще раз внимательно взглянул на меня и задал неожиданный вопрос:
– А не у вас ли, молодой человек, раньше были роскошные усы?
Комдив явно узнал меня и мои усы.
Мы оба рассмеялись и заговорили о том времени и о жизни в Ратенове.
Потом в машину села молодая женщина и что-то сказала генералу. Он пожал мне руку, и они уехали.
А я еще долго стоял на этом месте и вспоминал те последние месяцы, прожитые в Германии.
Еще один эпизод из военного времени сохранился в памяти. На батарею приехала группа кинохроники во главе с известным оператором Роммом. Сначала киношники снимали, как солдаты разгружают с машины ящики со снарядами. Затем попросили сделать несколько выстрелов из пушек. Потом мне предложили стать на край окопа и махнуть рукой, как бы отдавая приказ «Огонь!». Вот, собственно, и все.
Будучи на фронте, я переписывался с некоторыми из моих друзей. Однажды Леня Лобахин, освобожденный от армии по болезни, написал мне, что в киножурнале, показанном перед новой большой кинокартиной, вроде бы видел меня, когда я давал команду стрелять. Тогда этот эпизод был еще свеж в памяти, и я не обратил на него внимания.
Прошло много-много лет. В преддверии очередной годовщины Победы директор научно-исследовательского института, где я работал, собрал стариков – участников войны и попросил их к празднику припомнить и рассказать какие-нибудь интересные случаи. И тут я вспомнил тот случай с кинохроникой. Директор сразу же вызвал своего заместителя и поручил ему и мне найти эти кадры.
И вот я сижу в Государственном архиве кинофотодокументов. Работница архива спрашивает, как называется фильм, который надо найти. Я не знаю. Она просит назвать хотя бы дату, когда его снимали. Этого я тоже не знаю. Тогда мне приносят ящик с карточками фильмов, снятых в ту зиму в Белоруссии, и я начинаю искать. По косвенным признакам отобрал семь катушек, и мне назначили дату их просмотра. И снова я в архиве, но уже в просмотровом зале.
Первый фильм посвящен освобождению Гомеля. Это не то. Нас снимали на лесной поляне, а здесь город. Второй фильм про партизан. Тоже не то. Только в пятом фильме сначала генералы со знакомыми фамилиями обсуждают план наступления на город Мозырь, потом показано, как саперы разминируют поле, затем по дороге едет «Студебекер». Далее на экране солдаты разгружают снаряды, несколько выстрелов из 122-мм гаубицы, и вот на бруствере окопа я вижу себя, подающего команду «Огонь!». Все это было показано в течение нескольких минут, а моя фигура промелькнула на экране за несколько секунд. И хотя я знал, что это не были боевые действия, картинка произвела большое впечатление.
