Удельная. Очерки истории - Глезеров Сергей Евгеньевич (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
...Я с отцом ходила пилить дрова за 200 г хлеба, но потом он очень ослаб, и 7 января, в день своего рождения, умер. Мы положили его в гроб, который он заранее сколотил из оставшихся досок, и отвезли на санках на кладбище в Шувалове, где тоже за могилу надо было отдать 400 г хлеба. <...> Через несколько дней слегла от голода бабушка. <...> А в марте она умерла. Я зашила ее в простыню, чтобы отправить на сборный пункт для захоронения на Пискаревском кладбище, но дворники тоже просили за это 400 г хлеба, мы не смогли отдать свою норму, и бабушка у нас лежала на кухне целый месяц, у нее крысы обгрызли все лицо. Крысы не давали покоя, по ночам шарили по дому, ели все кожаные вещи, даже съели мой кошелек, который был в кармане».
По воспоминаниям А.С. Качановой, отоварить продукты по карточкам в Удельной оказалось сложно, так как машины приходили в магазин на Скобелевском проспекте очень редко. Занимать очередь приходилось с шести часов утра, а потом стоять на морозе иногда до трех-четырех часов дня.
Еще одной блокадной реликвией Удельной можно назвать бывший магазин Башкировых на пр. Энгельса, 83-85. Впрочем, называли его по-старому – «Башкиров», а еще по-простому – «Башкира». Здесь местные жители тоже отоваривали продуктовые карточки. Именно этот магазин имел в виду писатель Борис Сергеевич Гусев, в своей повести «Уготованная судьба», а еще раньше – в «Сережином круге».
«Дома на Поклонной ложились рано, чтоб в шесть уже встать и идти в булочную, – писал Б. Гусев в „Сережином круге”. – Придешь – на дверях замок, а у стенки жмется очередь, все закутанные, кто платки накрутил, кто одеяло. В семь гремит замок, и все спешат зайти в помещение, здесь хоть ветра нет. Продавщица при свете коптилки ножницами вырезает из карточки талоны на завтрашний день (вперед давали только на сутки) и затем отвешивает кусок совсем черного, тяжелого, непохожего на хлеб хлеба...»
В средней школе № 12 на проспекте Энгельса, почти напротив улицы Рашетова, во время блокады базировался 19-й батальон МПВО.
«Это был женский батальон, мужчины только начальники, – вспоминает Дина Давыдовна Кац, служившая в этом батальоне по мобилизации с февраля 1942 года. – В этой школе мы жили в казарме: роты „дегаз“ (дегазационная), медико-санитарная и пожарная. В небольшом здании рядом располагался взвод наблюдения и разведки, в котором я начинала службу, штаб и химическая лаборатория. Во время бомбежек мы наблюдали за возникновением очагов поражения, тушили пожары, разбирали дома на отопление, отвозили покойников на Пискаревку...»
На домах, подлежащих сносу, по распоряжению ЖЭКа ставили две буквы – «ПС», что означало «подлежит слому». Решение о сломе домов принимала специальная комиссия. Материал от разобранных домов шел на отопление детских садов, хлебозаводов и других гражданских объектов...
Борис Гусев. Фото 1943 г. Из архива Н.Б. Роговской (дочери Б. С. Гусева)
Весной 1942 года с продуктами стало полегче: кроме повышения нормы появилось «подсобное хозяйство». «В мае начались массовые посадки овощей на всей пустующей земле, – вспоминала А. Качанова. – Очень трудно было копать, сил не было. Но мы ждали урожая, собирали траву, которая росла в канавах и вдоль забора, в частности, крапиву, сныть, лебеду. Корень одуванчика варили часами, так как он очень горький».
Настоящий военный городок представлял собой во время войны Удельный парк. Здесь дислоцировались воинские части, кроме того, в начале войны парк служил также учебным центром для ополченцев. Значительная часть парка была изрыта землянками, окопами и траншеями, по всей территории устроили блиндажи. Ради их строительства многие деревья в парке вырубили, и именно в этот период парк поменял свой первозданный облик, прежде в нем преобладали хвойные породы деревьев.
На стратегических высотах парка оборудовали ДОТы, рядом с ними по всему периметру высот размещались зенитные и артиллерийские установки, защищавшие не только воинские части в парке, но и Комендантский аэродром. Кроме того, во время блокады часть территории Удельного парка – речь идет о плодородных участках земли – использовалась жителями и организациями под огороды.
Одной из блокадных реликвий Удельной с полным правом можно считать здание бывшей школы на углу проспекта Энгельса (дом № 71) и Рашетовой улицы, построенное в конце 1930-х годов. Во время блокады, с октября 1941 года, здесь находился эвакогоспиталь, через который прошли тысячи раненых защитников Ленинграда.
«Старшие классы отправили на рытье окопов еще в конце июля, – вспоминал Борис Гусев, живший неподалеку, на Рашетовой улице. – 1 сентября занятия не начались, а нас, семиклассников, вместе с учительницей назначали дежурить по школе – ночью.
Пустые, темные классы. Кто здесь будет прятаться и – зачем? Обойдя этажи, поднимаемся на крышу. Здесь не страшно, у карнизов решетки. В темнеющем небе видны змейковые аэростаты – слабая преграда немецкой авиации. Кругом ни полоски света, город затемнен. Вдали смутные очертания городских зданий... Высоко над городом мелькали огни от разрывов зенитных снарядов...
До нас доносятся хлопки разрывов, потом глухие сильные взрывы: бомбежка идет где-то в центре города, а мы на северной окраине его. В наш зеленый район самолеты не пошли. Наиболее интересными объектами, близкими к нам, были заводы „Светлана” и имени Энгельса – всего в трех остановках трамвая. Позже немцы добрались и до них. Мы спокойно отдежурили, около двух пополуночи мирно улеглись на диване в канцелярии, проспали до утра, а когда рассвело, отправились по домам»...
Здание бывшей школы № 99 на углу проспекта Энгельса и улицы Рашетова. Фото автора, апрель 2006 г.
До войны школа носила № 31, после войны – № 118 (до 1954 года она была женской), на рубеже 1950—1960-х годов получила № 99. Хорошо помню: когда я учился в этой школе (было это в первой половине 1980-х гг.), у нас не раз проводились познавательные викторины, ответы на которые готовили старшеклассники. И среди вопросов, задаваемых нами, самыми младшими учениками, нередко фигурировал и такой: «Что было в нашей школе во время войны?». Ответ, как правило, был очень простым: «Госпиталь». Больше никаких подробностей известно не было. Может быть, потому что среди раненых бойцов не оказалось знаменитых героев или потому что среди врачей не было светил медицинской науки? Или потому что в те годы еще действовал некий запрет на разглашение сведений о военных объектах...
Удивительно, но в те годы, когда государство тратило огромные силы на военно-патриотическое воспитание молодого поколения, военная летопись нашей школы не стала объектом внимания. В школе не было не то что музея, но даже и музейного уголка, посвященного располагавшемуся здесь госпиталю. А ведь тогда, в середине 80-х годов теперь уже прошлого века, еще можно было найти немало людей, чьи жизни были связаны с военным госпиталем. Но, увы, тогда, когда гремели торжества и победно звучали слова «Никто не забыт и ничто не забыто», мало кому были интересны будни простого госпиталя...
С тех пор прошло почти четверть века, и сегодня историческую память приходится собирать буквально по крупицам. Уникальные воспоминания, посвященные эвакогоспиталю в школе на углу проспекта Энгельса и улицы Рашетова (сначала он носил № 64, затем № 258), принадлежат медсестре Софье Александровне Юревич (до замужества – Яковлевой). Новгородская девушка, волею случая (или судьбы) оказавшаяся в октябре 1941-го в Удельной, так и осталась здесь на долгие годы.
Ее судьба – удивительная, непостижимая и одновременно очень трагичная, как у многих людей того времени. Двадцатилетняя девчонка, оказавшаяся в самом водовороте войны, лишенная беззаботной, счастливой молодости. Война, подорванное здоровье, смерть мужа, тяжелая послевоенная жизнь с постоянными бытовыми и жилищными неурядицами.
