Прозрение - Драммонд Эмма (версия книг TXT) 📗
В наступившей тишине было видно, что Франца это предложение привело в смятение. Он побледнел, глаза его нервно забегали по комнате. Наконец Франц встретился взглядом с Хеттой и в ее глазах увидел сочувствие. Она всем сердцем чувствовала, как он растерян, и молила Бога дать ему силы для отпора.
– Я… я не имею ни малейшего желания вступать в твой отряд, – проговорил он, глядя на Пита. – Я фермер, а не солдат. Я обрабатываю землю, которую выбрал еще мой дед, и развожу скот. Я фермер, Пит. Весной у меня много работы. Мне нечего делить с англичанами.
– Но ведь они убили твоего отца! – воскликнул Пит, стискивая кулаки.
– Но и от его руки погибли чьи-то отцы. Зачем же их сыновьям начинать все сначала? Для чего опять воевать? – голос Франца стал звучать увереннее, и чувства, которые он до сих пор сдерживал, вырвались наружу. – Когда мой отец ушел на войну, он оставил ферму своему отцу. Я не могу поступить так же. Упа уже стар, и если я погибну, то кому достанется все хозяйство? У меня нет сыновей, а моя сестра скоро станет твоей женой. Ты кричишь о войне во имя свободы и родной земли, но какая польза будет от победы, если в нашем народе не останется здоровых молодых людей, способных обрабатывать эту родную землю.
– Уж не сомневаешься ли ты в нашей победе, Франц?
Франц печально покачал головой:
– Не знаю, Пит. Наши братья всегда были доблестными воинами, особенно когда речь шла о защите своей земли. Но ведь и англичане умеют воевать. Их войска покорили полмира.
– Вот именно! – воскликнул Пит. – А теперь им захотелось покорить оставшиеся земли… Так, значит, ты трус, Франц Майбург?! Значит, ты не мужчина, а жалкая баба?!
Слова Пита заставили Франца вздрогнуть. Хетта поняла, что она не в силах молча смотреть, как этот злой человек унижает ее брата.
– Когда погиб наш отец, эта ферма чуть было не пришла в полный упадок, – произнесла она. – Неужели весь труд моего брата окажется напрасным и через несколько лет на этом месте будет опять дикая степь?
Девушка знала, что Упа не одобрит ее дерзости – бурским женщинам не подобало встревать в мужские разговоры, – но она не смогла заставить себя промолчать. Старик нахмурил брови – она видела это краем глаза, – но Пит Стеенкамп не дал ему открыть рта.
– А ты вообще ничего не понимаешь! – закричал он. – К тому же, защищая Франца, ты лишний раз доказываешь, что он превратился в самую настоящую бабу. Посмотрим, что он сам сможет сказать в свое оправдание.
– Кое-что я все-таки понимаю! – возразила Хетта. – Просто в Иоганнесбурге началась какая-то ссора из-за золота. Они вовсе не хотят отнять у нас наши фермы.
– Молчать! – прогремел Упа, но тут заговорил Франц:
– Мне нечего делить с англичанами. Какое право имеешь ты, Пит, называть человека трусом лишь за то, что он хочет соблюсти слова Доброй Книги?
– Слова Доброй Книги? – переспросил Пит. – Но разве не говорят нам наши проповедники, что наш народ должен процветать?
– И ты считаешь, что мы достигнем этого процветания, отправляясь под пули англичан? – спокойным тоном возразил Франц.
– Уж лучше погибнуть от их пуль, чем быть растоптанным их солдатскими башмаками. – Пит резко поднялся из-за стола и, окинув комнату полным ярости взглядом, продолжил: – Они считают нас невежественными крестьянами. Они думают, что стоит им припугнуть нас, как мы тотчас же подчинимся их воле. Но этого не будет никогда! Вот уже более ста лет мы отступаем в глубь континента, а они продолжают захватывать наши земли. Довольно! Настало время остановиться и дать отпор этим алчным наглецам.
Стеенкамп снова устремил взгляд на юного Франца:
– Ты говоришь, что тебе нечего делить с англичанами? Неудивительно: ты ведь безвылазно сидишь на своей ферме, предаваясь мечтаниям о грядущем благоденствии нашего народа, и даже не пытаешься понять, что происходит вокруг. Послушай, о чем говорят в Южной Африке: англичане дошли до того, что стали настраивать против нас чернокожих; они свободно разгуливают по землям, которые с таким трудом завоевали наши отцы и деды, – можно подумать, будто это они, британцы, обживали эти просторы! Конечно, какое тебе дело до того, что в Лондоне давно уже составили план объединения всей Африки под британским флагом! Неужели и сейчас, после всего того, что я тебе сказал, ты будешь по-прежнему утверждать, что тебе нечего с ними делить? Ты будешь по-прежнему утверждать, что готов жить с ними в мире даже тогда, когда они захватят твою ферму и построят на этой земле свои города? Ты предпочитаешь спокойно сидеть в своем углу, нисколько не тревожась о том, что с каждым годом их становится в наших краях все больше и больше? Ты будешь говорить о мире и благодушии, а тем временем их женщины – изнеженные и развращенные – будут брезгливо отворачиваться при виде твоей сестры, а их мужчины… заигрывать с ней!
При этих словах Франц тоже вскочил на ноги. Никогда еще Хетта не видела брата в таком гневе.
– В душе я такой же бур, как ты! – воскликнул он. – Призываю Бога в свидетели, что если кто-нибудь покусится на мою свободу и мое добро, я буду до последнего сражаться с этим врагом. Но я миролюбивый человек. И я не намерен искать врагов там, где их нет!
– Ты никогда не сможешь жить в мире с англичанами, сын моего сына, – веско произнес старый Упа, и, глядя на его лицо, все поневоле приумолкли. – Ты должен отомстить за отца – это твой сыновний долг. Изгнав чужеземцев из этих краев, ты соблюдешь слово Божье. Ты должен присоединиться к своим братьям, готовящимся выступить против красных мундиров.
Франц стоял как громом пораженный, грудь его часто вздымалась. У Хетты болела душа при виде его, и эта боль, казалось, проникала до самой глубины ее сердца. Должно быть, незаметно для себя, она вскрикнула, потому что старый Упа, нахмурив брови, проговорил, взглянув на нее:
– Что это случилось с вами обоими? Ваша мать была крепкой женщиной – она была сильна и телом и духом. Не забывайте, что и в ее смерти тоже виновны англичане. Неужели, Хетта, тебе так и не досталась от матери сила ее духа?
Девушка молча смотрела на деда, со страхом думая, что напрасно проговорилась о своей осведомленности о положении дел в Иоганнесбурге – Упа мог догадаться, что она, вопреки его запрету, продолжала общаться с англичанами; в этом случае ей было не миновать побоев… Но вдруг в памяти ее встали слова, сказанные Алексом при последней их встрече: молодой лейтенант говорил, что враждуют друг с другом только короли и правители, а простые солдаты, выполняющие их приказы, вовсе не должны становиться при этом личными врагами тех, в кого они стреляют. Ее брат станет одним из таких солдат. И каждый раз, когда по его вине от пули, выпущенной из его винтовки, погибнет человек, Франц будет умирать вместе с ним.
Хетта подумала, как мало походит ее брат на Пита Стеенкампа. Пит был типичным уроженцем этой дикой страны. В выражении его глаз было что-то дикое, а его душа была так же не спокойна, как природа этих степей. Он был таким же сильным и безжалостным, как эти степи, он не замечал красоты родной земли – и сама степь, и все, что населяло ее, были для него лишь средством добыть пропитание; без малейших колебаний он мог растоптать самые прекрасные из степных цветов, распустившиеся яркими звездами после очередного теплого дождя. Как и Франц, Пит был мечтателем, но только мечты их были совершенно не похожи. Необузданные страсти кипели в глубине его недоброй души.
Она ощутила внезапную слабость в ногах. Увы, абсолютное большинство бурских мужчин походили на Пита, а не на Франца. Они были готовы сражаться с англичанами до последней капли крови. Кровь ручьями будет течь по окрестным холмам, кости английских солдат усеют окрестные степи – угроза Пита исполнится. Это было неизбежно.
– Ответь, девочка! – окликнул ее Упа. – Где находится сейчас дух твоей матери?
Что могла она ответить на этот вопрос?
– Я молюсь о том, чтобы встретиться с ней, когда наступит мой час.
Этот ответ явно не понравился старику – строгим голосом он произнес:
