Пленники Раздора (СИ) - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Краем глаза Мара следила за обережником. Он стоял на коленях, поднеся к лицу изувеченные ладони. Нашел время раны рассматривать! Тем паче, один глаз всё равно незряч. Да и что сможет разглядеть в такой темноте человек? Волчица яростно лязгнула челюстями. Хищник, подошедший слишком близко, отпрянул на полшага и медленно двинулся вправо, обходя противницу, готовясь для прыжка. Он уже подобрался, но в этот миг слабое сияние озарило чащу.
Звери взвизгнули, испуганно шарахнулись в стороны. Мара оглянулась и зашипела от боли.
Фебр смотрел в пустоту, поднеся к лицу подрагивающие ладони, с которых от кончиков пальцев к локтям бежали бледные-бледные голубые искры.
Ходящая на миг ослепла, даже прикрылась рукой, но тут же вскочила и вздёрнула человека на ноги, обеими руками держа за пояс. Только бы не упал. А ещё пуще — не ударил бы, не вышиб дух.
— Дохлятина такая, — ругалась волчица. — Да переставляй же ты ноги!
Он не мог идти, висел на ней, чуть живой, надсадно дышащий, не понимающий ничего…
Стая боязливо кралась следом. Звери поняли, что добыча может сопротивляться и теперь снова выжидали. Но так ничего и не дождались. Небо над лесом начало бледнеть…
Мара опрокинулась на землю, не чуя ни рук, ни ног. Обережник рухнул, как подрубленное дерево. Она приложила голову к его груди: сердце едва билось.
— Нет-нет-нет-нет-нет… — шептала Ходящая, шаря руками по бесчувственному, изуродованному ранами телу. — Рано, рано, рано!!!
И снова ударила кулаком туда, куда била все эти дни.
От середины груди по телу человека стремительными потоками хлынуло зелёное сияние.
Он ничего не успел понять. Лишь то, что впереди очередной чёрный провал и холод, похожий на смерть.
— Как тебя зовут? — спросила женщина, когда он снова пришёл в себя. — Ты помнишь?
Сегодня, несмотря на яркое ласковое солнце, он особенно сильно мерз и не хотел говорить.
— Вспоминай…
Мужчина безо всякого интереса смотрел на свои изъязвлённые безобразными ранами руки.
— Это важно. Иначе — смерть.
Он честно пытался сделать, как она просит. Он не хотел умирать. По-звериному мотал тяжелой головой. Он пытался. Он не помнил.
Пощечина. Одна, вторая. Он уже привык к ним. Вспышки зелёного света перед глазами. А потом огненный жар по всему телу и полыхающая боль, о которой он забыл. Внезапная, страшная.
— Вспоминай! — рычала ему в лицо волчица. — Вспоминай, как тебя зовут, кто ты!!!
Звериные глаза полыхали гневом.
— Фебр, — ответил он. — Обережник.
Боль отступила в тот же миг.
— Фебр… — женщина обняла его голову, которая только что едва не взорвалась от страдания. — Чш-ш-ш…
С облегчением он закрыл глаза. Он помнит.
— Теперь идём.
Он послушно поднялся.
Женщина свела вместе ладони. Между пальцев полыхнула зелёная искра. Ручеек сияния, бледного в свете дня, стёк на раскисшую лесную землю. Мужчина равнодушно смотрел на то, как бегут во все стороны мерцающие волны Дара, как лунки следов разглаживаются, а зелёные отсветы уносятся прочь — в чащу.
Огромная волчица ткнулась носом в ладонь спутнику. Тот словно очнулся, крепко вцепился в холку. Зверь потрусил в чащу. Человек деревянной походкой шел рядом.
В лунном свете матёрый, окруженный неистово лающими щенками, казался невозмутимым и оттого еще более грозным и страшным. Волкодавы и боялись, и злились одновременно. Толкались, жались друг к дружке задами, но тут же наступали и звонко брехали.
Зверь лениво огрызался, щелкал страшными зубами. Щенки отпрыгивали, но затем, вопреки страху, опять кидались: рычали, хрипели, припадали на лапы. Волк терпел. Он терпел звонкий лай, от которого закладывало уши, терпел, когда один из цуциков, осмелев, попытался сцапать зубами пушистый хвост, терпел, когда двое других напрыгивали на него с разных сторон. Терпел, беззлобно рыкал и косился на девушку в чёрном, стоящую возле старой берёзы. Девушка была неразличима в полумраке, лишь лицо её в лунном свете казалось белым, словно ледяным. Волк ждал, когда она отзовёт собак и глядел уже едва ли не с мольбой. Щенки ему надоели.
Наконец, девушка отстранилась от дерева, к которому прижималась плечом, и собралась уже кликнуть псят, но в этот миг один из осмелевших волкодавов цапнул-таки матёрого за хвост.
Лют, не ожидавший такой отваги, дёрнулся и, не столько от истинной злобы, сколько от неожиданности и досады, обернулся к щенку и рявкнул. Низкий рык, отрывистый и гулкий, разнёсся по лесу. А в следующий миг лязгнули тяжёлые челюсти и щенок, застыл, парализованный ужасом. Задние лапы у него расползлись, и из-под них растеклась в лунном свете позорная лужица. Малыш заскулил, да так и остался дрожать, не в силах даже порскнуть с места, убежать от опасности.
Остальные щенки с визгом рассыпались в стороны и жались теперь в тени кустов.
Когда Лесана подбежала к маленькому волкодаву, стало понятно — красивый крепкий щенок в славного пса уже не вырастет. Страх перекорёжил его — пёс трясся, дрожал и не мог встать на ноги.
— Зачем ты так? — обернулась обережница к Люту. — Зачем? Тебе же их учить, а не портить дали.
Ходящий злобно огрызнулся, отчего щенок испуганно заплакал на руках у своей заступницы.
— Ах, ты! — и девушка хлестнула волка раскрытой ладонью по носу.
Зверь предостерегающе зарычал, показывая клыки.
— Скотина глупая! — выругалась Лесана и отвернулась от него, направляясь вместе с щенком в ту сторону, где только что стояла. Коротко свистнула, подзывая собак. Те, обрадованные, сбежались, лезли под руки, вымаливая прощение за бесславную схватку. Носы тыкались, хвосты мотались из стороны в сторону, языки лизали человеку пальцы.
«Мы не виноваты, — словно говорили щенки. — Он, вон, какой огромный. И страшный. А мы маленькие. Но ты же видела, мы были очень храбрые. Ведь правда, да? Мы старались и совсем-совсем не боялись. Хотя у него зубы. Большие такие. Острые. Но мы же смелые, да?»
— Да, да, — отвечала им девушка. — Молодцы, молодцы.
Тут — в трети версты от строящегося детинца — она учила щенков брать след и догонять волка.
Обережница гладила псят, ласкала, как умела, утешала. Ей было жаль их. Против обычного хищника это будут славные бойцы, но против оборотня… один его запах подавлял их отвагу и волю, заставлял трепетать и обмирать. А уж после случившегося вряд ли Будя когда-то возьмёт след Ходящего и поведёт по нему ратоборца… Лесану разбирала досада. Щенки ведь! Зачем Лют так их напугал?
Когда она вернулась к месту стычки, волк лежал в тени кустов бузины, закрыв глаза.
— Вставай, — приказала девушка. — Чего разлегся?
Он сделал вид, что не слышит. Даже ухом не повел.
— Эй… — она потянула зверя за ошейник.
Голова безвольно дернулась, как у дохлого, и оборотень не удостоил Осенённую даже взглядом.
— Лют? — позвала она. — Перекидывайся. Ты что?
И снова потянула, на этот раз за холку. Волк мотнул башкой, высвобождаясь, поднялся на ноги, отошёл ещё на несколько шагов, после чего снова улегся.
— Лют?
Обережница растерялась. Ей были известны способы, которые мешали Ходящему перекинуться обратно в человека. Но способов, которые вынудили бы волка принять людское обличье, она не знала. В итоге, сердито пристегнула его на шлею и даже хлестнула по заду, вынуждая подняться и идти обратно.
Щенки осмелели. Все, кроме Буди. Тот все равно жался к ноге человека и мелко-мелко дрожал. Порченый. Остальные же псята резво трусили следом, хотя и держались от оборотня на почтительном отдалении.
По возвращении на подворье сторожевиков, девушка загнала собак в куты, решая про себя, что завтра же надобно куда-то деть негодного к собачьей работе Будю.
Когда она возвратилась на двор, Лют, по-прежнему безучастный, лежал на земле возле крыльца.
— Перекидывайся, — велела обережница. — Или оставлю здесь до утра.
Он сделал вид, что не слышит. Не подставил шею. Не повернулся. Добро!
