Хамам «Балкания» - Баяц Владислав (читать хорошую книгу .TXT, .FB2) 📗
На Вишеградском мосту послание вместо него оставил его товарищ Баица Соколович. Закончив строительство, Иосиф передал ему будущую славу этого моста, а сам ушел в тень.
Обо всем остальном, что они делали вместе (один как благотворитель и спонсор, а другой как проектировщик и строитель), и современникам, и потомкам хорошо известно. И потому интересно было узнать, на чем они хотели оставить личный след. Есть еще один факт, который, правда, оспаривается или недостаточно обоснован. Это процитированное личное мнение Синана об одном из своих строений. Его нет, как кое-кто мог бы подумать, в исповедальном тексте «Книга созидания» (воспоминания архитектора Синана), записанном под диктовку Синана его товарищем поэтом Саи Челеби Мустафой. Об этой книге ничего не было известно столетиями, и только совсем недавно ее представили общественности. Сама по себе, и по тексту, и по внешнему виду, она является произведением искусства. Но цитата, о которой я говорю, содержится в тексте другого тезки Саи Мустафы, у Эвлии Челеби, известного путешественника XVII века. Его описание всех земель Османской империи под властью Мурата Четвертого называется «Сейяхатнаме» и является результатом путешествий длиной в сорок лет! Так что неудивительно, что оно состоит из десяти тетрадей (томов). Правда, с текстом Челеби иной раз возникают проблемы, особенно когда он старается «педалировать» отдельные моменты, потому может случиться, что некоторые цифры им преувеличены или одно имя перепутано с другим. Но не стоит поражаться этому, если представить, а тем более сосчитать, сколько им пройдено километров, сколько он повидал и записал топонимов и имен собственных. Поэтому его возможные ошибки ничуть не уменьшают значимость того, что он сделал для всемирной истории.
Только из-за этой его особенности в неточности того или иного сведения, а также в связи с неимением иного письменного источника следует с некоторым сомнением воспринимать фразу Синана, процитированную в этом труде, которой он оценивает собственное произведение, мечеть Сулейман-хана в Верхнем городе Калемегданской крепости: «Этим минаретом в земле алманской [63] в Белграде, главном городе Унджуровины [64], я показал вершину своего мастерства. Это великое искусство. Пусть другие созидатели, если сумеют, повторят, хотя бы из дерева, так искусно построенный минарет» (перевод Хазима Шабановича). Еще одна причина усомниться: все говорит о том, что Синан прекрасно знал, в какой стране находится Белград, а также чьим главным городом он не мог быть.
Сам Челеби также восхваляет этот минарет, причем весьма оригинально: «Это очень светлая мечеть с элегантным и симметричным минаретом, который прекрасен, как воплощенное волшебство». Его текст вообще изобилует похвалами в адрес Белграда, который ему наверняка очень понравился и куда он неоднократно возвращался. Например, о всех пяти башнях, которые окружают белградскую цитадель (башня Небойша, Красная, Кровавая, Зиндан и Шахин), он говорит, как «они поднимаются к небу под облака» и что они «высоки, как башня Галата в Царьграде». При сравнении двух этих описаний становится заметной его «поэтическая свобода», которая невольно дезавуирует действительность. Белград для него «город, похожий на земной рай». Так что понятно, что он, даже преувеличивая, делает это не потому, что его кто-то или что-то вынуждает это делать. Преувеличение основано, мягко говоря, на большой симпатии.
Челеби, собственно, веком позже сделал то же, что и два наших героя, Мехмед и Синан: оставил свой след, который мы чаще всего связываем с понятием самоопределения.
По той же причине оба строили караван-сараи. Они служили для того, чтобы после преодоления дорог и мостов в них можно было передохнуть. Оба особо отличились в их строительстве: многие из тридцати одного известного сарая, приписываемого строителю Синану и жертвователю Соколовичу, воздвигнуты на путях османских походов от Стамбула на Балканы (в большинстве случаев к Белграду), связавших между собой разные города. Похожие торговые пути также обустроены сараями в Азии – от Каспийского моря через Алеппо, Бурсу, Стамбул вплоть до северного Средиземноморья.
Мехмед-паша Соколович (с архитектурной поддержкой Синана) счел возможным рядом с султанским Сулеймановым мостом в Чекмедже выстроить подобный многоцелевой сарай. То же самое он сделал и рядом со своим детищем, Вишеградским мостом. Хотя он и созидал в Боснии или Сербии под своим османским именем Мехмед-паши Соколлу, он ощущал себя Баицей Соколовичем, сохраняя мудрость: на родине он не оставлял в память о себе мечетей.
Все воздвигнутые сараи и ханы сделали более комфортными путешествия, торговлю, разведку, дипломатию, но и военные походы. Судя по этой специализации в строительстве, в наши дни связка Синан – Соколлу (понятно, во главе с кем) создала бы величайшую в мире систему отелей. А кто владел бы ею? Естественно, закоперщик.
Время изменило скорость.
Одно событие стало сменяться другим все быстрее и быстрее, словно в каком-то неутихающем водовороте, к тому же событий становилось все больше.
Баица вовремя почувствовал наступление бури. Он подготовился к ней, насколько это позволяли сделать его знания и положение. В такой ситуации невозможно было опереться на опыт, потому что ни у кого подобного опыта не было.
Синан не зря загодя и поспешно выстроил гробницу для султанши Роксоланы. Она умерла, не дождавшись последствий собственной ненасытности: раскола империи на сторонников и противников двух ее сыновей, двух родных братьев. Она успела увидеть свою гробницу рядом с величайшим богоугодным творением – величественной Сулейманией.
Как ни старались мудрые визири остаться в стороне от внутренних раздоров в семье султана, наступил момент, когда пришлось выбирать между враждующими сторонами. Мать Хасеки Хюррем была права, когда сочла младшего сына Баязида более способным к управлению империей. Так же полагал и ее зять, великий визирь Рустем-паша, а вместе с ним и Соколович. Но в империи следовало блюсти закон и порядок. Потому Баица, один из тех, кто обязан был поддерживать этот порядок, встал на сторону царевича Селима. Верховный закон о наследовании престола считал исключительно принципиальной передачу власти старшему наследнику. К тому же соблюдение закона было самым легким решением вопроса. Но, к сожалению, зачастую оно оказывалось и самым сложным.
Султан Сулейман предоставил сыновьям шанс помириться. Для примирения он выбрал самых честных на тот момент подчиненных, тех, в чьей справедливости и верности он не сомневался, и которые, пока еще не испорченные, показали себя не своенравными, но достаточно решительными. Он призвал к себе третьего визиря Мехмед-пашу Соколовича и Пертева Мехмед-пашу, которого немедленно произвел в должность четвертого визиря. Он дал им задание или примирить детей, или укротить их, а если будет надо – то и убить одного из них. Так в руках двух визирей, сербов по крови, оказалась судьба всей Османской империи.
Прежде чем приступить к выполнению задания, которое следовало выполнить незамедлительно, Соколович сделал две вещи: успел привезти из Сербии первых троих племянников и перевести их в ислам, пристроив в школу Топкапи-сарая. Там их опекали его сыновья Хасан и Курд, уже давно обучавшиеся в ней.
Второе важное дело он сделал с великим муфтием Ахмади: тот обещал ему полную поддержку идеи, которую они уже давно вынашивали во время прогулок и успели хорошо ее разработать. С разрешения султана Сербская православная церковь должна была организованно возобновить деятельность и получить самостоятельность особого рода. Она, конечно, признала бы подчиненность Царьграду, но для сербского народа могла бы стать своеобразной заменой самостоятельного государства. Но, конечно, ни Соколович, ни Ахмади не рассчитывали при этом только на великодушие падишаха. Это было бы слишком наивно. Да, его добрая воля была необходима, и казалось, что наступил подходящий момент, чтобы воспользоваться ей, потому что властелин ожидал от своего третьего визиря (при поддержке четвертого) решительной помощи в решении весьма чувствительной проблемы своих детей. Кроме того, он уже одобрил предложение Мехмед-паши без особого шума удалить на окраину империи Лалу Мустафа-пашу, участвовавшего в заговоре. Сулейман из доклада Баицы о наговорах этого паши и своем стремлении уклониться от участия в грязных и нечестных делах запомнил слова: «Вот видите, государь, и среди нас, Соколовичей, встречаются бесчестные. Я сам учил его и поддерживал, а он, похоже, именно из-за этого и невзлюбил меня!» Султану понравилась не только искренность визиря, но и то, что эти слова были произнесены тогда, когда он мог сказать то же самое о своем сыне!
