Война амазонок - Бланкэ Альбер (мир бесплатных книг TXT) 📗
– Ну, так что же?
– Пока я могу предполагать, что этот человек жив, Маргарита не может быть моей женой.
– Вы правы, друг мой; я сам хочу помочь вам отыскать этого гнусного злодея. И клянусь вам, я покажу вам труп его, лежащий на земле и проколотый моей шпагой или качающийся на виселице.
– Как же это может быть?…
– В этом оскорблении и на меня пала часть; справедливость требует, чтобы я принял участие в его казни.
– Ваше высочество, – сказала госпожа Мансо, – ваша жизнь слишком драгоценна для того, чтобы вы могли рисковать ею в схватке с таким злодеем.
– Я имею обязанности в отношении своей чести, как и в отношении государства… Итак, любезные друзья, это дело решенное: завтра вы все будете на балу в ратуше. Вы там встретите ваших друзей и знакомых с рынков; но вас я желал лично пригласить, потому что знаю и ценю вашу преданность мне и, главное, желаю воздать вам честь, какую вы вполне заслуживаете. Я рассчитываю на вас.
Радостные лица присутствующих доказывали принцу, что честное семейство поняло его. Он простился с ними, повторив еще раз, сколько привязанности и уважения к ним имеет.
Не прошел Бофор и пятнадцати шагов по улице, как вдруг из темного угла вышла женщина и пошла рядом с ним, прикрывая лицо плащом.
– Герцог, неужели вы меня не узнаете? – спросила она.
– Мария! Это вы? – воскликнул Бофор.
– Вероятно, вы принимали меня за какое-нибудь погибшее создание. Но оно так и есть: горечью и сокрушением преисполнена душа моя; можно сказать, я погибла, погибла…
В ее голосе слышались рыдания; Бофор остановился, положив руку на ее плечо, и сказал:
– Мне жаль вас, Мария.
– Герцог, я стояла в углу той комнаты, откуда вы сейчас вышли; я слышала все, что вы говорили.
– Несчастная! Как вы могли…
– Да, могла. И эти гнусные слова, вырывавшиеся с вашего языка, падали прямо на мое сердце, и были они горьки, как яд, тяжелы, как свинец, жгучи, как пламя.
– Мария! Мария! Будьте великодушны!
– Великодушна? Для чего и для кого? Для вас ли? Для той ли женщины, которая отняла у меня вашу любовь? И не думайте.
– Мария…
– Ага! Наконец она у меня в руках, эта проклятая тайна, эта смертоносная тайна! Вот она! Я могу употребить ее вместо кинжала, чтобы поразить им соперницу!
– Герцогиня, вы не сделаете этого!
– Ты так думаешь, Франсуа? Ах, если б ты знал, чем я занималась с тех пор, как ты вместо последнего прости бросил меня в отчаянии и одиночестве! Когда бы ты знал все, что я пережила, как бы теперь ты содрогался, жалкий безумец!
– Что же вы делали, герцогиня?
– А! Ты думал безнаказанно играть любовью женщины? Такой женщины, как я, забывая, что я не принадлежу к числу тех малодушных, которые безропотно покоряются страданию. Нет, я не такова – я мщу за себя.
– О небо! Что ты задумала? Отвечай же.
– Приди и узнаешь, как я умею приготовить месть.
Бофор, предчувствуя страшные несчастья от ревности герцогини, следовал за ней по улицам, ни разу не остановившись, чтобы подробнее расспросить ее. Из груди герцогини вырывались по временам глухие восклицания, как будто сердце ее готово было выскочить.
Пройдя целый лабиринт переулков, они остановились неподалеку от отеля герцога Монбазона, в двух шагах от харчевни, где бывал Бофор.
– Пройди через харчевню ко мне в спальню, – сказала она.
– Герцогиня, я войду к вам только через парадное крыльцо.
– Хорошо, ступай.
Они не заметили, что густая толпа народа так стеснилась на улице, что и пройти было нельзя.
Со всех сторон слышался враждебный гул, во всей суматохе было что-то зловещее.
– Что случилось? – спросил Бофор, обращаясь к человеку из толпы, слушавшей оратора у стены дома.
– Герцог де Монбазон умер, – отвечал тот.
– Герцог… – повторил принц, повернувшись к герцогине, он увидел при лунном свете выражение дикой энергии на ее бледном и прекрасном лице.
– Он сказал правду, – произнесла она резким голосом, как кинжалом пронзив сердце принца.
– О! Это невозможно.
– Говорят вам, это правда.
– Пойдемте, пойдемте, герцогиня; я не допускаю мысли, что он умер таким образом. Это ужасно, это принесет мне несчастье.
Схватив ее за руку, он потащил ее в дом; тяжелые двери с шумом затворились за ними.
Глава 8. Саван
Подойдя к крыльцу, герцогиня Монбазон вдруг остановилась: у нее недоставало мужества идти вперед. Бофор крепко держал ее под руку и заставлял подниматься со ступеньки на ступеньку.
На каждом шагу попадались слуги, которые, сидя по углам, перешептывались и глазами вопрошали свою госпожу. Но она никого не видела и, как слепая, повиновалась воле Бофора.
Так дошли они до спальни, где стоял великолепный катафалк с гербовыми украшениями. При тусклом свете свечей, стоявших на столе, они увидели под саваном во всю длину кровати формы неподвижного тела.
Герцогиня очнулась, с энергией, свойственной ее характеру, сказала двум женщинам, которые стояли на коленях и молились:
– Уйдите отсюда!
Неподвижно встала она посреди комнаты, крепко прижав руку к сердцу, как бы желая сдержать его жестокое биение, другой рукой она поддерживала голову и казалась статуей отчаяния или рокового предопределения.
Бофор подошел к катафалку, смелым движением открыл лицо покойника. Печально рассматривал он черты этого старика: как часто он в душе укорял себя за то, что оскорблял его седины!
– Так это правда! – произнес он печально.
– А ты все еще сомневался, Франсуа? Однако тебе пора бы знать меня, – отвечала она, не меняя положения.
– И вы сами…
– Да, я теперь вдова, – отвечала она с каким-то адским выражением.
Герцог взял холодную руку покойника и с тоской испрашивал тайну небытия, которая всегда производит на человека особенное впечатление.
– Я вдова, – повторила она, подходя к нему и становясь на первую ступеньку катафалка, – и могу теперь быть твоей женой.
– О! Никогда этому не бывать! – воскликнул Бофор с невыразимым ужасом и отвращением.
– Никогда? И это ты говоришь? Как? Ты меня отталкиваешь в минуту, когда я вижу, что все мои надежды сбылись? В этот торжественный час, когда я говорю тебе: «Друг мой!» Я читала в твоей душе, я давно уже разделяла все твое честолюбие. Как ты, я давно уже ждала времени, когда сбудутся планы, созданные твоим мощным гением. Теперь настал желанный день – и именно в этот день ты отталкиваешь меня в бездну мрачных мыслей и мучительного отчаяния! Нет, нет, у тебя недостанет для этого варварского мужества. Ты поймешь, что все, сделанное мной, сделано для одного тебя. И если ты достигнешь цели, и народ возложит корону на твою голову, то я должна сделаться королевой.
– Вам быть королевой? – воскликнул принц, выпрямившись и глядя с высоты величия на эту дерзкую преступницу. – Вы хотите быть подругой моей жизни? Вам повелевать первым дворянством в Европе, храбрейшим народом в мире? Неужели вы думаете, будто я питаю честолюбивые надежды возложить на себя корону? Неужели вы думаете, что я согласился бы разделить с вами почести и благословения народа? Полноте – это чистое безумие.
– Нет, Бофор, не безумие, а сила воли.
– Как! Вы осмеливаетесь говорить о священных узах, тогда как всегда попирали их без стыда, тогда как самовольно, может быть, посредством ужаснейшего преступления разорвали их над бездной могилы?
– Ну да, это правда! Ты угадал: я сама себе предоставила вдовство.
– Вы!
– Да, я положила руку на сердце и чувствую его спокойным. Я налила яду, думая о тебе, герцог Бофор.
– И вы смеете признаваться в этом!
– Да, смею, потому что люблю тебя.
– Но вы внушаете мне отвращение, разве вы это не видите?
– Нет нужды! Преступление связывает нас навеки; твоя судьба – моя судьба: если ты падешь, и я паду; если ты возвысишься, и я хочу возвыситься с тобой.
Бофор, не отвечая, медленно спускался со ступенек.
