Янтарные глаза одиночества - Землякова Наталия Геннадьевна (чтение книг txt) 📗
– Красивый, – только и смогла произнести Мишель, привалившись к стене. Неожиданно она почувствовала, как сильно устала. Но присесть было не на что.
– Я всегда верила в него, – улыбнулась бабушка и прижала к себе коробку из-под конфет.
Издали даже могло показаться, что она держит в руках букет цветов как актриса, которая вышла на поклон под аплодисменты публики. Но сейчас зритель у нее был один.
– Расскажи, почему они расстались с мамой, – попросила Мишель и села на пол, не боясь испачкать свое роскошное черное пальто. Ведь, в конце концов, это был ее родной дом, а дома, как известно, и стены помогают.
Бабушка вздохнула и вдруг легко опустилась рядом. Мишель не могла не восхититься, с каким изяществом и грацией она это проделала.
– Они встретились, когда учились в консерватории в Петербурге, тогдашнем Ленинграде, – начала Елизавета Кирилловна хорошо поставленным голосом.
Мишель даже показалось, что сейчас она выслушает не историю встречи и расставания своих родителей, а радиопостановку любовного романа. Интонации бабушкиного голоса завораживали и уносили в прошлое.
– Оба приехали из прибалтийского города. Оба были красивы и талантливы. Он мечтал стать гитаристом, а она грезила о карьере оперной певицы. И так случилось, что с первого взгляда они полюбили друг друга. Почему-то в родном городе они ни разу не столкнулись, а узнали друга друга только в северной столице. Они были самой красивой парой в консерватории – их даже как-то пригласили сняться на какой-то советский плакат, символизирующий вечную любовь. Еще бы! Он – высокий, стройный, с пронзительными карими глазами. Она – изящная синеглазая брюнетка. Но потом случилось так, что им пришлось вернуться в родной город – после окончания консерватории для них не нашлось места ни в одном театре или музыкальном коллективе Петербурга. Но это не расстроило их – ведь они любили друг друга и верили, что все впереди. Правда, он неожиданно увлекся эстрадой и хотел создать свой вокально-инструментальный ансамбль. Она этой его мечты не разделяла, но им казалось, что ничего страшного в этом нет. Она будет петь романсы и оперные партии, а он прославится и начнет собирать стадионы. Они вернулись домой. Она выступала в клубах, в ресторанах. Он тоже попробовал петь, но голос был слабый и ничего не получилось. Тогда пришлось зарабатывать себе на жизнь уроками игры на гитаре. Так они прожили два года. Она все время спрашивала его, когда же они уедут в Москву или Ленинград? Но он молчал. У него не было ответа на этот вопрос. А потом ей предложили выступать на теплоходе, который курсировал по Черному морю. Пять месяцев в году, полный пансион и неплохой гонорар. Она согласилась и уехала. Он ждал ее и так сильно тосковал, что даже впервые в жизни сочинил несколько песен. Но когда она вернулась, то заявила, что уходит, – встретила настоящего мужчину, начинающего, но очень талантливого юриста. И главное, ее новый возлюбленный живет в Москве, значит, карьера в столичных театрах ей обеспечена. Скандал был страшный! Он порвал и сжег все записи посвященных ей песен. Когда она собрала вещи, наглотался таблеток. Наверное, певица еще хоть немного любила своего гитариста, потому что, вздохнув, распаковала чемодан и… осталась дома. Через какое-то время у них родилась дочь Маша. И с этого момента вся их жизнь пошла кувырком. Денег не было. Его никто никуда не приглашал. Он потихоньку начал пить – сначала коньяк, вино, потом водку. А там уж понеслось! Неожиданно он собрал коллектив музыкантов, с которым, по его словам, репетировал с утра до вечера. Так это было или нет – никто не знает, но домой он приходил под утро. И как-то, вернувшись домой на заре, увидел, что жена и трехлетняя дочка исчезли. И только на столе белел листок бумаги. Он не с первого раза прочитал все, что там было написано. Но постепенно разобрался. «Аркадий, прости, мы с Машей уехали в Москву. Александр пришлет тебе необходимые бумаги для развода и усыновления. Пожалуйста, не спорь и все подпиши. Не ломай жизнь мне и ребенку. Светлана». Так он остался один. Последующие годы его жизни прошли как в тумане – быстро и невыразительно. А потом он умер. Все!
Мишель испугалась, что бабушка сейчас встанет и «выйдет на поклоны». И что ей тогда делать? Аплодировать такой пустой и такой страшной истории жизни человека, который был ее отцом?
– Бабушка, этот сюжет очень подходит для сериала. Ну а как было на самом деле? – спросила Мишель, понимая, что ни на шаг не приблизилась к правде.
– Зачем тебе это знать? – Бабушка тут же из рассказчицы душещипательных историй превратилась в «старушенцию», которую боится весь театр и особенно артист Мельников. – Ты хочешь знать, что Аркадий умер, будучи уверенным, что ты не его дочь? Поэтому он так легко согласился, чтобы ты из Марии Аркадьевны превратилась в Мишель Александровну. А ты думаешь почему? Да, его предали все.
«Даже ты! – чуть не сорвалось у Мишель. – Бросила единственного сына, занималась своими любовниками, театром, бог знает чем еще, только не родным сыном. А теперь сидишь на полу и рассказываешь сентиментальные истории, которых в жизни почти не бывают. Или в сериалах не врут?» Но вместо этого Мишель спросила:
– Так за что же Александр Генрихович присылал ему деньги? За что платил?
– Не знаю … – пожала худыми плечами бабушка.
– Понятно.
Мишель уже было все равно. Она хотела только одного – добраться как можно быстрее до отеля, принять душ и лечь спать. А утром сдать пальто в химчистку и забыть об этой комнате своего детства как можно скорее.
– Да, я действительно ничего больше не знаю, – сказала бабушка. – Спроси у своей матери. Может, она скажет тебе правду. Это я тут создала ее прекрасный образ. А в жизни она повела себя как предательница. Она не должна была бросать Аркашу, не должна!
– Ты же сама сказала, что с тонущего корабля нужно бежать.
– Во-первых, тогда он еще не тонул, – отчеканила Елизавета Кирилловна. – А во-вторых, да, я сказала, но я так никогда не думала. Просто тебя не хотела сразу расстраивать. А мать твоя…
– Не надо, бабушка, – решительно остановила ее Мишель. – Я ничего плохого не хочу слышать про маму. И мне, кстати, понравился ее романтический образ, который ты так убедительно создала.
– Да, я хорошая актриса, но… – не сдавалась бабушка.
Несмотря на то что раньше они никогда не встречались, эти две женщины были слишком похожи и всегда стремились к тому, чтобы последнее слово оставалось за ними. Бабушка и внучка. Это многое объясняет. Впрочем, именно сейчас Мишель решила уступить.
– Пожалей меня, – по-детски попросила она. – Я хотя бы наверняка знаю, кто моя мать. А это совсем немало.
Она вдруг почувствовала, что соскучилась по матери. Наверное, на ее лице отразилось что-то, испугавшее бабушку. Внучка как будто стала стремительно от нее удаляться и мыслями была уже не здесь, не в этой насквозь прогнившей комнате своего детства.
– Ты еще приедешь ко мне? – неожиданно спросила Елизавета Кирилловна так жалобно, будто собралась просить милостыню.
Мишель не могла понять – играет она или переживает по-настоящему? Неужели нормальный человек может так легко жонглировать эмоциями?
Вдруг Елизавета Кирилловна заплакала – громко, навзрыд. «Господи, – подумала Мишель. – Никакая она не стальная и не равнодушная, просто рядом с ней так давно нет человека, который готов был бы ее утешить, да и просто выслушать».
– Конечно, бабушка, я приеду. И не важно, что ты сейчас мне рассказала. Не важно, кто кому родной или нет. Я люблю тебя, и это главное. Понимаешь?
– Да, да, – слишком часто, по-старушечьи закивала бабушка, и очки слетели с ее лица.
Мишель наконец-то увидела ее глаза – когда-то ярко-синие, а сейчас будто запорошенные серой пылью. И пыль эта забилась в морщины, сделав их еще более явными, почти нарисованными.
Это были глаза очень красивой женщины, с которой случилась обычная история – она постарела.
«Как много глаз у одиночества», – с тоской подумала Мишель и еще сильнее сжала сухую, обтянутую тонкой, как пергаментная бумага, руку своей бабушки.
