Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга - Архимандрит (Никитин) Августин

В том же 1743 г., 30 августа (день памяти св. князя Александра Невского), из Казанского собора в Александро-Невский монастырь направился торжественный крестный ход при участии императрицы и кавалеров ордена, учрежденного в честь почитаемого святого. Тогда же было решено ежегодно устраивать торжественную процессию в честь благоверного князя Александра Невского, и Анна Иоанновна запросила мнение Св. Синода: «первое – о пристойности того дела, другое – каким порядком оной церемонии быть, дабы Ее императорское Величество по тому могли оное узаконить» [744].

Св. Синод благосклонно отнесся к запросу императрицы. В синодальном докладе отмечалось, что намерение это – об установлении в Санкт-Петербурге крестного хода – «Восточному благочестию весьма сему пристойное». Что же касается практической стороны дела, то «крестоходной церемонии надлежит быть так, как в Москве бывает». А в Москве давно бытовала устойчивая традиция: в день крестного хода «при соборной церкви, откуда ходу быть, благовестие бывает на первом часу дня, и благовестят во все колокола с переменою время немалое», чтобы дать собраться духовенству из разных приходов. И когда соберется оно и «архиерей прибудет, тогда благовестие начнется в один большой колокол и потом, по начатии в соборной церкви надлежащего к тому ходу молебствия, во-первых, несут хоругви, а за ними следуют диаконы, а потом священники и протопопы со святыми иконы и кресты, предносимым свещам, а затем следуют игумены, архимандриты, а потом архиерей», а за ними «светские знатные персоны» [745].

Заручившись благословением Св. Синода, Анна Иоанновна вскоре издала указ о ежегодном совершении крестного хода 30 августа (ст. ст.): «Каким образом минувшего августа 30 дня на праздник перенесения мощей святого благоверного князя Александра Невского, по всемилостивейшему Ея Императорского Величества соизволению, крестное хождение в Невский монастырь из церкви Казанския Пресвятыя Богородицы и отправлено… А сего сентября 7 дня… повелено в предбудущие годы оное крестное хождение отправлять на тот день, как отправлено того прошедшего 30 августа, во всем непременно» [746]. (Это церковное шествие стало в Санкт-Петербурге главнейшим и было запрещено большевиками в конце 1920-х гг.)

21 августа 1745 г. в соборе Рождества Богородицы (Казанская церковь) совершено торжественное бракосочетание великого князя Петра Феодоровича с великой княжной Екатериной Алексеевной (будущая императорская чета Петр III и Екатерина II). Российская столица долго готовилась к торжеству, и в этот день город приобрел праздничный вид. Вот что предписывалось «благородным сословиям»: «Для достойного чествования высокобрачных дозволено служащим лицам, первых 4-х классов, для шитья приличных костюмов и обзаведения экипажами… выдавать вперед оклады жалованья за весь год и разрешено особым указом: купцам выписывать из-за границы золотую бахрому и материи. Да и прочим всем, как в 5-м и 6-м классам находящихся персонам, во время сего торжества, хотя не для церемонии, однако же для приездов ко Двору, платье свое и экипажи свои по пристойности каждого хорошие иметь» [747].

Переворот 1762 г

С Казанским собором связано одно из драматических событий русской истории второй половины XVIII в. – приход к власти Екатерины II в 1762 г. в результате дворцового переворота. Об этом сообщал барон А.Ф. фон Ассебург, датский посланник в Петербурге с 1765 по 1768 г. Дипломат прибыл в российскую столицу уже после свершившихся событий, но он довольно подробно передал суть дела со слов Н.И. Панина, с которым он ранее познакомился в Стокгольме, где оба они занимали дипломатические посты.

Итак, согласно сообщению фон Ассебурга, «Ее Величество (Екатерина. – а. А.) приехала в столицу (из Петергофа. – а. А.) около шести часов… приняла от гвардии присягу в верности и в 8 часов утра прибыла к Казанскому собору в сопровождении всех четырех полков… Панин в приготовленной на улице карете привез Великого Князя (Павла Петровича. – а. А.) в собор, а оттуда Ее Величество проследовала в новый дворец. Там состоялся первый манифест. Затем императрица велела Синоду и Сенату собраться в деревянном дворце и сама туда отправилась с Великим Князем; в церкви этого дворца Сенат, Синод и все вельможи, бывшие налицо, присягнули ей» [748].

За время своего недолгого правления Петр III нередко вмешивался в дела Греко-Российской Церкви, пытаясь навязать ей протестантские установления. Это вызывало недовольство как православного духовенства, так и прихожан, что было учтено Екатериной II во время событий 1762 г. Манифест, который оглашался 28 июня во время приведения жителей столицы к присяге, начинался с «церковного вопроса»: «Всем прямым сынам отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому государству начиналася самым делом, а именно: закон наш православный, греческий, перво всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных. Так что Церковь наша Греческая крайне уже подвержена оставалася последней своей опасности, переменою древнего в России Православия и принятием иноверного закона…» [749]

А вот свидетельство другого очевидца переворота 1762 г. маркиза П. де Альмодовара, полномочного испанского посланника, жившего в Петербурге в 1761–1763 гг. Его перу принадлежит уникальный документ, озаглавленный «Описание вступления на престол Екатерины II, составленное П. де Альмодоваром». Маркиз де Альмодовар повествует о том, что Екатерина подняла Измайловский гвардейский полк; «также она собрала Синод, духовенство и других важных особ, а в Казанском соборе, который является главным, все было готово к принятию Ее Величеством присяги», – пишет испанский автор, добавляя, что «этот собор находится на той же улице, на которой я живу» [750].

Далее маркиз описывает военные перемещения по Петербургу, и снова Казанский собор оказывается в центре событий, поскольку гвардия устремилась именно к этому храму. «На подступах к Казанскому собору и дворцу к ним также присоединилась толпа простолюдинов, вооруженных топорами» [751], – сообщает испанский дипломат. Хотя дальнейшее повествование Альмодовара совпадает с сообщением фон Ассебурга, некоторые детали его рассказа все же представляют несомненный интерес. Итак, участники переворота стягиваются к Казанскому собору. «В карете ехал Великий Князь в сопровождении своего воспитателя графа Панина и камергера Теплова, которые спешно подвезли его к Казанскому собору, где… дожидалась императрица, его мать, – пишет посланник. – По окончании церемонии приведения к присяге Ее Величество и Его Высочество отъехали от собора в простой карете, запряженной двумя белыми лошадьми» [752].

Участники событий проследовали в новый Зимний (каменный) дворец, где «во дворцовой церкви отслужили молебен, и императрица с Великим Князем в богатой парадной карете проследовали в старый Зимний дворец и много раз в течение дня появлялись перед публикой» [753].

Очевидцы событий 28 июня уделяют большое внимание решительным действиям Екатерины II и лишь кратко упоминают про великого князя Павла Петровича (будущего императора Павла I). А между тем его положение в этот день было не менее драматичным. Французский историк П. Моран приводит на этот счет интересные подробности, почерпнутые им из воспоминаний современников и очевидцев переворота.

«Великий князь не был с матерью в Ораниенбауме; он оставался под надзором Панина в Зимнем дворце, – пишет П. Моран. – При входе в Казанский собор императрица вспомнила о нем и послала за ним. Несколько гвардейцев, непричесанных и без шапок, захватив несколько повозок, поспешили во дворец. Один офицер с многочисленным конвоем проник в покои Павла. Ребенок, смутно знавший об опасностях, которые угрожали ему со стороны Петра III, проснулся и, видя себя окруженным солдатами, пришел в испуг. После безуспешных попыток его успокоить, Панин взял его на руки и унес. Вскоре показалась выезжающая из дворца через садовые ворота плохо запряженная четверкой лошадей старая карета с двумя кучерами и ливрейным лакеем; ее сопровождали пятьсот гвардейцев под начальством полковника Мелессино. Карета доставила в собор ребенка «в ночном чепчике и неодетого», его воспитателя Панина и Теплова. В то время как священники торжественно провозглашали Екатерину императрицей, Павел произносил формулу присяги.