Корделия - Грэхем (Грэм) Уинстон (книги онлайн полные TXT) 📗
— Да, сэр, сегодня утром. Мы узнали ваш адрес у издателя. Переночуем в вашем городе, а завтра вернемся в столицу. Мистер Фергюсон, нет ли у вас подходящего фотопортрета?
— Однажды в молодости — мне было двадцать с чем-то — я провел несколько дней в Лондоне. Ничего особенного. Все жители имели такой важный вид, будто они сказочно богаты, — страшно подступиться.
— Фотография, дядя Прайди. У вас есть фотография?
— Нет, юная леди, иначе я бы так и сказал. Но зачем им мой фотопортрет? Дело ведь не во мне, а в мышах.
Корделия попросила принести чай, и все уселись за стол.
Профессор Саймон и мистер Пирсон вели себя все так же почтительно, а дядя Прайди отрешенно, но с огромной скоростью поглощал пирожные, время от времени бросая косые взгляды на Корделию.
Пришла тетя Тиш и была страшно недовольна, что ей не сказали о посетителях, иначе она бы переодела блузу.
Корделии пришлось уговаривать гостей остаться поужинать: она не желала слушать никаких отказов. Ей очень хотелось, чтобы с ними познакомились мистер Фергюсон и Брук. К тому же сегодня четверг — в этот день их обычно навещал мистер Слейни-Смит.
Вернувшись домой, мистер Фергюсон с Бруком обнаружили, что двери гостиной распахнуты настежь и у них гости. Мистер Фергюсон отдал шляпу поспешившему навстречу Холлоузу и размашистым шагом вошел в гостиную.
— Это мой брат, — представил его Прайди. — Профессор Саймон из Лондонского чего-то биологического. Мистер Пирсон Грабтри. Они…
— Профессор Саймон, — задумчиво произнес мистер Фергюсон. — Кажется, я слышал это имя… — они обменялись рукопожатием. — Мистер…
— Грабтри Пирсон.
— Да, разумеется. Слышал, слышал. Как это любезно с вашей стороны. Вас прислала мадам Вогэн? Кажется, вы мне не писали?
— Нет, это был душевный порыв.
— Корделия, надеюсь, вы оказали джентльменам подобающий прием? К сожалению, я сам задержался: дела, дела. Давно вы здесь?
— Около двух часов. Ваша невестка — не так ли? — пригласила нас к ужину, и…
— Замечательно. Надолго в наш город?
— Всего на одни сутки.
— Весьма польщен визитом. Мой сын, мистер Брук Фергюсон. Поэт. Я счастлив, что вы решили провести вечер с нами… Это тем более удачно, что сегодня четверг и мы ждем в гости моего ближайшего друга, выдающегося биолога…
— Вы тоже биолог, мистер Фергюсон? Неизвестные таланты…
— Лишь в той мере, в какой таковым является всякий здравомыслящий современник, — мистер Фергюсон смахнул с сюртука пылинку. — Мы внимательно следим за всеми открытиями и выводами ученых. Сам же я, как вы могли слышать, занимаюсь крашением тканей. А также являюсь акционером текстильных фабрик Уоверли.
— Да? — вежливо произнес профессор Саймон и повернулся к дяде Прайди. — По-видимому, скромность — ваша фамильная черта. Мы получили огромное удовольствие…
— А вот и мистер Слейни-Смит, — сказал мистер Фергюсон. — Тот самый биолог, о котором я говорил.
— Не припоминаю. Он…
— Блестящий ученый, хотя и убежденный атеист.
— Боюсь, что сейчас многие из нас загнаны в угол, — сказал мистер Грабтри Пирсон, протирая пенсне. — Агностицизм — естественная реакция ученого. В своей статье от двадцатого июня я…
В это время в гостиную вошел мистер Слейни-Смит — подтянутый, готовый к бою, с квадратными плечами. Его познакомили с гостями, и скоро его немного гнусавый голос заглушил все остальные. Пробыв в доме два часа, ученые, очевидно, заключили, что вновь прибывшим известна цель их посещения, а мистер Слейни-Смит настолько привык встречать в Гроув-Холле незнакомцев, что принял ситуацию как должное. Дядя Прайди, в свою очередь, говорил больше, чем мог одобрить мистер Фергюсон, но последний воздержался от упрека.
Через несколько минут все двинулись в холл произнести вечернюю молитву, а потом вернулись к ужину. Дядя Прайди, как всегда, занял место между Корделией и тетей Тиш, а мистер Фергюсон усадил гостей по обе стороны от себя.
— Мой друг, мистер Слейни-Смит…
— Ах, да, вы же биолог, сэр. Вы выполняете задания местного университета или ведете самостоятельные исследования?
— Самостоятельные, — сказал в нос мистер Слейни-Смит. — Дважды в неделю я читаю лекции в Карпентер-Холле. Через месяц начну читать по вторникам курс лекций "Происхождение человека", а по четвергам — "Естественный отбор и свободная мысль". В последнем будет затронута главная тема моих новейших исследований.
— Вот как, — протянул профессор Саймон. — А что, мистер Фергюсон вам помогает или вы советуетесь с ним по практическим вопросам?
— Мистер Фергюсон? Ну, я бы не сказал…
— Я полагаю, — не без удовлетворения перебил его мистер Фергюсон, — что вы оказываете мне слишком большую честь. Конечно, частые дискуссии могут оказывать стимулирующее действие…
— Нет-нет, прошу прощения, я имел в виду другого мистера Фергюсона, мистера Томаса Прайда Фергюсона.
Воцарилось тягостное молчание. Мистер Фергюсон и мистер Слейни-Смит подозрительно уставились на дядю Прайди, всецело поглощенного жареным морским языком.
— Боюсь, что исследования мистера Томаса Фергюсона слишком глубоки, — молвил мистер Слейни-Смит, — чтобы я мог с ним сотрудничать, — и продолжал болтать, настолько довольный своей шуткой, что ему даже не пришло в голову, что гости приняли его слова за чистую монету. А мистер Фергюсон решил, что, должно быть, дядя Прайди расхвастался в их отсутствие и ему не помешает небольшой урок.
— Атеизм, — разглагольствовал мистер Слейни-Смит, — естественное состояние ума цивилизованного человека. Пока наш мозг не очищен от религиозного дурмана… На прошлой сессии один студент спросил меня: "Сэр, неужели вы не верите в существование души?" — а я ответил: "Сэр, я поверю в существование души, когда вы покажете мне ее на операционном столе". По-видимому, ему не приходило в голову посмотреть на вещи с этой точки зрения.
— Если говорить об операционном, точнее, прозекторском столе, — сказал дядя Прайди с набитым ртом, — припоминаю, как одна землеройка…
— Ваши доводы представляются мне небесспорными, — снисходительно произнес мистер Фергюсон, совершенно игнорируя брата. — Если руководствоваться только тем, что можно воспринять визуально, придется исключить половину атрибутов цивилизации: совесть, чувство юмора, память…
Они еще немного поспорили, а затем, заметив пассивное поведение гостей, мистер Фергюсон перевел разговор на более знакомый ему предмет. Однако ученые продолжали вести себя весьма сдержанно, и нить разговора вновь перехватил мистер Слейни-Смит. На него абсолютно не действовало безучастное отношение публики.
Наконец мистер Фергюсон обратился к одному из гостей:
— Но, возможно, вы с нами не согласны, профессор Саймон?
— Вы оба весьма подкованы в теории современной биологии, — ответил тот. — Но, конечно, теория — еще не все. Мне кажется, мистер Томас Фергюсон хотел что-то сказать?
— По-моему, — проговорил Прайди, — все довольно просто. Все мы агностики, не правда ли? Вы стыдитесь этого, стыдитесь смирения. Вы не можете верить, потому что тогда вам придется признать, что вы почти ничего не знаете. Но атеизм — даже не один из шагов на пути к познанию, он — шаг в сторону. Ибо атеизм есть интеллектуальная гордыня, несовместимая со смирением. Это диаметрально противоположные вещи. Вот принципиальное различие, все же остальное — производные. Передай мне, пожалуйста, хлеб, Тиш.
— Вы не станете возражать, — спросил Грабтри Пирсон, водружая на переносицу пенсне, — если я запишу ваши слова, пока они свежи в моей памяти? Я буду вам чрезвычайно признателен. Сейчас, только достану блокнот.
Мистер Фергюсон и мистер Слейни-Смит тупо уставились на конспектирующего гостя. Мистер Слейни-Смит достал из кармана белоснежный шелковый носовой платок и вытер усы.
— Мне бы очень хотелось, — обратился профессор Саймон к дяде Прайди, — познакомить вас с мистером Гексли. Если будете в Лондоне…
