Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн (версия книг .txt) 📗
Маркиз де Ракно не подозревал о своем несчастье. Когда это прозвучало на весь город, у него не оставалось другого выхода, кроме как вызвать соперника на дуэль, которая закончилась для маркиза плачевно: он был убит. Утром, когда господин де Торм одевался, прибыл маркиз де Жевр и предъявил ордер на его арест.
Маркиз де Торм, еще не успевший прочесть свежий памфлет, подумал, что его везут в Бастилию за драку на дуэли.
– Осталось только четыре! Только четыре! – распевали мальчишки, водя хороводы.
– Осталось только четыре! Только четыре! – кричали зеваки под окнами королевского дворца.
Охранники кнутом разгоняли толпу, осыпавшую их оскорблениями.
– На этот раз, моя красавица, – сказал Грязный Поэт с вымученной улыбкой, – запахло жареным. Получается, что теперь мне уже не ускользнуть из раскинутых сетей.
– Не говори так! Ты сам сто раз повторял, что тебя никогда не повесят.
– Так говорят, пока верят в свою силу. А потом через малюсенькую трещинку сила вдруг куда-то утекает, и тогда все проявляется с необыкновенной ясностью.
Спасаясь бегством через окно, он поранился осколками стекла.
Анжелика уложила его в постель, перевязала и накормила. Он внимательно следил за ее движениями, а она, не видя больше привычной насмешки в его глазах, забеспокоилась.
– Трещинка – это ты, – неожиданно завершил он. – Не нужно мне было с тобой встречаться… ни влюбляться в тебя. С того момента, как ты перешла со мной на «ты», я понял, что стал твоим рабом.
– Клод, – почувствовав себя оскорбленной, возразила она, – почему ты ищешь со мной ссоры? Я… я просто поняла, что мы очень близки. Но если хочешь, я перестану говорить тебе «ты».
Она села на край кровати и взяла его руку, нежно прижавшись к ней щекой.
– Мой поэт…
Он высвободил руку и закрыл глаза.
– Ах! – вздохнул он. – В этом и есть мое несчастье! Рядом с тобой начинаешь мечтать о семейной жизни. Начинаешь рассуждать как тупой обыватель. Говоришь себе: я хотел бы возвращаться по вечерам в теплый светлый дом, где она ждет меня! Я хотел бы проводить все ночи рядом с ней, отвечающей на мое желание, в нашей общей теплой и мягкой постели. Я хотел бы, выставив пузо обывателя, стоять по вечерам на пороге своего дома и, разговаривая с соседями, называть ее «моя жена». Вот о чем начинаешь думать, узнав тебя. И уже кажется, что лавки в харчевнях слишком жестки для сна, что под бронзовыми конями слишком холодно спать и что сам ты, как бездомный пес, совсем один на белом свете.
– Ты говоришь, как Каламбреден, – задумчиво заметила Анжелика.
– Ему ты тоже причинила немало горя. Потому что ты не что иное, как наваждение, мимолетное, как бабочка, претенциозное, призрачное, неуловимое.
Молодая женщина не отвечала. Ее не задевали споры и обвинения. Перед ней возник образ Жоффрея де Пейрака накануне ареста, а также Каламбредена перед бойней на ярмарке Сен-Жермен. У некоторых людей перед гибелью возникает инстинктивное предчувствие. Кто не отмечал особой грусти солдат, идущих в свое последнее, смертельное сражение?
Но в этот раз она не хотела отдаваться на волю случая, следовало бороться с судьбой.
– Ты уедешь из Парижа, – решила Анжелика. – Твоя задача выполнена, поскольку последние памфлеты уже написаны, напечатаны и хорошо спрятаны.
– Уехать из Парижа? Мне? Да куда я пойду?
– К своей старой кормилице, к той женщине в горах кантона Юра, о которой ты мне рассказывал, которая воспитала тебя. Скоро наступит зима, дороги занесет снегом, и никому и в голову не придет искать тебя там. Сейчас ты уйдешь от меня, потому что здесь небезопасно, и спрячешься у Жанена. И сегодня же, в полночь, выйдешь через ворота Монмартра – их всегда охраняют плохо. Там тебя будет ждать лошадь, а под седлом ты найдешь деньги и пистолет.
Он встал, намереваясь уйти.
Его покорность терзала сердце Анжелики больше, чем безрассудная смелость. Что это? Усталость, страх или последствия ранения? Он подчинялся как во сне. Перед уходом он долго, без улыбки смотрел на нее.
– Теперь, – сказал он, – ты стала очень сильной и можешь обходиться без нас.
Она не поняла, что он хотел сказать. Слова до нее не доходили, а все тело болело так, словно ее избили.
Анжелика не стала смотреть, как под моросящим дождем удаляется худая фигура Грязного Поэта.
Днем она пошла на скотный рынок Сен-Жерменской ярмарки, купила там лошадь, истратив почти половину своих сбережений, а потом зашла на улицу Валь-д’Амур, чтобы «одолжить» пистолет у Красавчика.
Решили, что около полуночи Красавчик, Снегирь и еще четверо отведут лошадь к воротам Монмартра. Клод Ле Пти тоже придет туда в сопровождении нескольких надежных лиц из окружения Жанена. «Лукавые» проводят его через предместья вплоть до деревень.
Когда приготовления были закончены, Анжелика немного успокоилась. Вечером она поднялась в комнату к детям, а потом прошла в каморку на антресолях, где разместился Давид. Паренек метался в горячке, потому что плохо обработанная рана воспалилась.
Позднее, в своей комнате, Анжелика начала отсчитывать часы. Дети и слуги спали. В дверь поскреблась обезьянка Пикколо, вбежала в комнату и устроилась возле очага. Анжелика смотрела в огонь, подперев голову руками. Через два часа… теперь уже через час Клод Ле Пти будет вне опасности. Тогда она вздохнет спокойно, ляжет и постарается уснуть. После пожара в таверне «Красная Маска» она забыла, что такое сон.
Послышалось цоканье копыт по мостовой, потом лошадь остановилась. В дверь постучали. С бьющимся сердцем Анжелика отодвинула ставень на зарешеченном окошечке.
– Это я, Дегре.
– Вы пришли как друг или как полицейский?
– Откройте. Я все объясню.
Анжелика отодвинула засовы, подумав, что визит полицейского очень некстати, но в глубине души она радовалась его приходу, который избавлял ее от необходимости следить за каждой проходящей минутой, каплей расплавленного свинца падавшей ей на сердце.
– А где же Сорбонна? – спросила она.
– Сегодня я не взял ее с собой.
Анжелика обратила внимание, что под мокрым плащом на Дегре был красный суконный камзол с черными лентами, с кружевным пластроном и манжетами. При шпаге и в сапогах со шпорами, он походил на провинциального дворянина, горделиво гуляющего по столице.
– Я возвращаюсь из театра, – весело объяснил он. – Деликатное поручение одной красотки…
– Вы уже не занимаетесь преследованиями по делу памфлетиста с Нового моста?
– Возможно, начальство почувствовало, что я не отдаюсь этому делу целиком.
– Вы отказались им заниматься?
– Не совсем так. Мне ведь предоставляют свободу действий. Начальству известно, что у меня своя собственная метода.
Стоя перед огнем, он потирал замерзшие руки. Шляпу и черные перчатки с крагами он положил на табурет.
– Почему вы не стали солдатом королевских войск? – спросила Анжелика, любуясь выправкой некогда невзрачного адвоката. – Вы слыли бы красавцем и никому бы не досаждали… Подождите… Я схожу за кувшинчиком белого вина с вафлями.
– Нет, спасибо! Я думаю, что, несмотря на ваше любезное гостеприимство, мне лучше удалиться. Мне нужно еще съездить к воротам Монмартра.
Анжелика вздрогнула и взглянула на часы: половина двенадцатого. Если Дегре поедет сейчас в ту сторону, то вполне возможно, что он столкнется с Грязным Поэтом и его сопровождающими. Случайно ли он решил туда съездить, или этот чертов проныра что-то заподозрил? Нет, этого нельзя допустить! Она быстро приняла решение.
Дегре надевал плащ.
– Как! Уже? – запротестовала Анжелика. – Как прикажете вас понимать? Вы приезжаете в неурочный час, вытаскиваете меня из постели и хотите сразу уйти!
– Я не вытаскивал вас из постели. Вы еще и не раздевались. Вы мечтали у камина.
– Вот именно… Я скучала. Ну же, садитесь.
– Нет, – возразил он, завязывая шнур ворота. – Чем больше я размышляю, тем отчетливее понимаю, что мне следует поторопиться.
– Ох уж эти мужчины! – запротестовала она капризным тоном, ломая голову, как его задержать.
