Война амазонок - Бланкэ Альбер (мир бесплатных книг TXT) 📗
– Именем короля, я арестую ваше высочество, – сказал начальник.
Бофор даже не пробовал сопротивляться и тотчас же вышел из кареты.
– Вот настоящий Иуда-предатель, – сказал он, вспомнив про коадъютора.
– О! И я за тобой, – воскликнула принцесса.
– Поезжайте скорее в Сен-Фаржо, – сказал Бофор принцессе, – я найду средство присоединиться к вам.
Пораженная неожиданным ударом, Луиза Орлеанская не возражала. Неподвижно смотрела она, как подали ему лошадь, как ее муж, ее возлюбленный Франсуа скрылся на улицах Парижа, город показался ей страшным чудовищем, поглощающим свои жертвы. Несколько минут она провела в безмолвном раздумье. Жан д’Эр спросил, куда она прикажет ехать.
– В Лувр! – воскликнула она…
А в это время герцог де Бар, не чувствуя более необходимости скрываться, высоко задрал голову. Одетый по последней моде, вошел он в коадъюторский дворец.
– А, это вы, герцог! – сказал кардинал Ретц, приветствуя гостя и смотря на него с каким-то страхом.
– Я, и, как всегда, к вашим услугам, любезный друг.
– Как! Вы все еще держите мою сторону?
– Как это? Я не понимаю вас.
– Что же тут непонятного? Вы защищаете меня там, где на меня нападают – в собраниях у королевы.
– Нет нужды вас там защищать, потому что королева вас очень любит.
– Какую чепуху вы городите!
– Так вы мне не верите?
– Как же верить? Ведь меня столько раз обманывали!
– Что вы! Разве вас обманывают?
– А то как же. Разве меня назначили первым министром?
– Но разве вы не получили кардинальскую шапку?
– Нет, отвечайте на вопрос, разве я первый министр?
– Ну, любезный Гонди, потерпите немножко.
– Неужели вы думаете, что можно терпеливо ждать давно желаемый предмет только потому, что когда-нибудь он будет твой? Полноте, одни женщины обладают такой добродетелью.
– В таком случае позвольте откровенность, – сказал герцог, в первый раз принимая серьезный вид, – каким образом вы хотите добиться того, чего вы не просите? Вы совсем не показываетесь ни в Пале-Рояле, ни в Лувре, а хотите, чтобы все для вас делалось!
– Мне нельзя терять времени.
– Смотрите, какой деловой человек!..
– Разве у меня нет дел в епархии? Разве нет у меня заботы о моей пастве, о бедных?
– Любезный кардинал, рассказывайте это добрым мещанам и набожным барыням, но не думайте обмануть друга и соседа Шарлотты де-Шеврез.
– А хоть бы и так, – сказал коадъютор, прикусив себе язык до крови, – но человек в моем сане и с моим значением не является туда, где не уверен, что его примут хорошо, с должными почестями.
– Кто мог вас уверить, что вас примут дурно?
– Но разве мне не отказывают во всех милостях для моих друзей?
– Это для того, чтобы иметь удовольствие объявить вам о том лично.
– Говорят вам, что меня стараются отдалить.
– Как вы ошибаетесь! При последнем приеме королева сказала, что удивляется, почему вы не бываете у нее.
– Она сказала это?
– Это так верно, как то, что я сижу перед вами.
– Да, но это, может быть, потому сказано, что было много народу, – заметил коадъютор, пожав плечами.
– И никого не было, кроме меня, госпожи Мотвилль и Лапорта.
– Правда ли это? Не обманываете ли вы меня?
– Клянусь вам! Довольны ли вы теперь?
Гонди на минуту задумался. Он задавал себе вопросы: имеет ли этот человек какую-нибудь личную выгоду, чтобы обманывать его, действительно ли расположена к нему королева? Он не верил посреднику, а между тем так страстно желал получить наследство Мазарини, что чувствовал, как сердце его при одной мысли о возможном орошалось благотворной росой, которая называется надеждой.
– Хорошо, я поеду удостовериться в справедливости ваших слов.
– Когда же?
– Скоро.
– Досадовать или дуться – значит сознавать свое бессилие, а вам еще нет причин выказывать свое бессилие.
Гонди опять задумался. Он проницательно посмотрел прямо в лицо герцогу; такого взгляда изменник не вынес бы без смущения.
– Хотите ли, чтобы я высказал откровенно свою мысль?
– Говорите.
– Но обещаете ли и вы мне отвечать откровенно?
– Хорошо. Ну, так что же?
– Вас подослал кто-нибудь ко мне?
– Клянусь вам, нет!
– Ну, помните же, что вы поклялись.
– Дайте мне поцеловать ваш крест. Я присягну, если хотите, протянув руку к этому священному символу, – сказал герцог невозмутимо.
– В таком случае, я не настаиваю.
– Так решено, вы придете в Лувр?
– Приду, – сказал Гонди принужденно.
– О! Ваше обещание неискренне, лучше скажите, что у вас на душе.
– Видите ли, если я сопротивляюсь вашему желанию… так это потому, что… что оттуда могут меня отправить…
– Куда?
– В Бастилию.
– Неужели это не на шутку вас останавливает?
– А неужели этого мало?
– Конечно, если б тут была хоть тень основания. Напротив, никто не думает делать вам зла. Только и говорят, что о ваших добродетелях и высоких достоинствах вашего ума. Я не удивлюсь, если ваши желания в отношении вас и ваших друзей будут выполнены.
– Вы поклялись, что пришли ко мне по вашему собственному желанию, – так ли это?
– Поезжайте завтра в Лувр и сами увидите.
– Ничего не обещаю.
– Чтобы рассеять всякое подозрение, скажу вам новость.
– Какую?
– Некоторые фрондеры сильно беспокоят вас, но добрые люди постарались устранить с вашей дороги того, кто менее всего доставил бы вам удовольствие при встрече.
– Герцога Бофора?
– Его самого.
– Что с ним сделали?
– Его поймали в прекрасную ловушку, которая была устроена случаем, а лучше сказать, вами.
– Так где же находится герцог Бофор?
– В Бастилии.
– Так вот что! – воскликнул коадъютор, вздрогнув и поняв, в чем дело.
– Вы его ждали здесь. Ваша записочка послужила нам на пользу!
– Вот и прекрасно! – воскликнул коадъютор. – Это мой задаток, теперь мне ни в чем отказать нельзя.
Глава 23. Несчастный день
Дорогой принцесса переменила намерение. Она приказала ехать в замок Шеврез.
«Женщина, которая любит, – думала она, – скорее поймет меня, нежели королева, которая любит только власть. Она употребит все свое влияние на коадъютора, чтобы спасти того, кого я люблю больше жизни».
Швейцар, не узнавший принцессу, сказал ей, что госпожа Шеврез опасно больна и что ее только что причастили. Зловещим предвестием отдались эти слова в душе великой амазонки Фронды, когда она узнала о смертельной болезни амазонки двора. Она приказала тогда ехать прямо в Лувр.
«После всего, что совершилось, пускай меня заключат куда хотят, голова у меня кружится, в глазах темно! Я не знаю, на чью руку опереться, куда приклонить голову, за какую надежду схватиться… Ах! Если бы умереть – только с ним вместе»!
Карета подъехала к дворцовому подъезду, а принцесса все еще, казалось, не приходила в сознание, так что принуждены были напомнить ей о прибытии в Лувр. Увидев Луизу Орлеанскую, королева нахмурилась, глаза ее засверкали гневом. Но принцесса преклонила колени перед ней.
– Простите, – сказала она.
Высокомерная Анна Австрийская вполне насладилась своим торжеством, потом величественно протянула руку униженному врагу и, стараясь по возможности смягчить свой голос, сказала:
– Встаньте, племянница.
– Не встану, пока вы не даруете мне помилования.
– Король всегда милует.
– Не о себе прошу я вас. По вашему милосердию вы оставили мне свободу, но я прошу вас о нем…
– Я не понимаю вас.
– Ваше величество! Он подъезжал к Парижу с полным доверием к приглашавшему его коадъютору, с пламенным желанием загладить свой проступок, и в эту самую минуту его арестовали. Ради самого Бога, умоляю, ваше величество, сделайте так, чтобы он не был один исключен из общего прощения.
– Объяснитесь лучше, племянница. Повторяю вам, я не понимаю вас. Кто же этот – он?
