Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн (версия книг .txt) 📗

– Мне неприятен вид герба этого человека. Он был проклят!

– Проклят? – эхом откликнулась она.

– Да. Дворянин, делавший золото по наущению дьявола. Его сожгли. И король подарил мне его особняк. Но я так и не понял, не хотел ли его величество навлечь тем самым на меня несчастье.

Анжелика медленно подошла к окну и выглянула наружу:

– А вы, сударь, его знали?

– Кого? Этого прoклятого дворянина? На мое счастье, нет!

– Мне кажется, я припоминаю это дело, – сказала она внешне очень спокойно, однако внутри пугаясь своей смелости. – Кажется, это был тулузец, господин де Пейрак?

– Да, это так, – равнодушно подтвердил принц.

Анжелика провела языком по пересохшим губам.

– А разве тогда не шла молва, что его осудили в основном потому, что он знал что-то очень нехорошее про господина Фуке, который обладал в то время необыкновенной властью?

– Может быть. Фуке долгое время считался некоронованным королем Франции. Для этого у него имелось достаточно денег. Он многим доставил большие неприятности. Например, мне. Ха! Ха! Ха!.. Ба! Теперь-то все быльем поросло.

Анжелика взглянула на него через плечо. Принц Конде опустился в кресло и водил кончиком трости по орнаменту ковра. Если у него вырвался горький смешок при воспоминаниях о неприятностях, причиненных Фуке, то он никак не отреагировал на намек, касающийся Жоффрея де Пейрака. У молодой женщины появилась уверенность, что это не он шпионил за ней долгие годы, подослав лакея Клемана Тоннеля. Кто знает? Возможно, Фуке еще раньше приставил этого Клемана Тоннеля шпионить за принцем Конде. Заговоры той поры включали и более сложные интриги, и у дворян были все основания как можно скорее выбросить из памяти минувшие события.

И к чему господину принцу вспоминать теперь, что когда-то он хотел отравить Мазарини и продался Фуке? Он достаточно потрудился, чтобы вернуть расположение все еще недоверчивого юного короля, а сегодня он старается разговорить эту красивую молодую женщину, тайная грусть которой, скрытая под веселым смехом, привлекала его гораздо сильнее, чем он думал.

– Во время процесса над де Пейраком я находился во Фландрии, – вновь заговорил он. – И не очень интересовался этим делом. Меня это никак не касалось! Я получил особняк и, признаюсь, почти не обрадовался. Кажется, колдун здесь никогда не жил. И тем не менее я чувствую печаль и угрозу, исходящие от этих стен. Как будто это декорации для спектакля, так никогда и не сыгранного… Эти изящные предметы ждут хозяина, а не меня. Я оставил конюха из прежней прислуги графа де Пейрака. Он утверждает, что иногда видит по ночам его призрак… Вполне возможно. Здесь ощущаешь чье-то присутствие, которое тебя отторгает и гонит. Поэтому я бываю тут как можно реже. И у вас создается такое же неприятное впечатление?

– Нет, наоборот, – прошептала Анжелика.

Она разглядывала обстановку. «Здесь я у себя, – думала она. – Я и мои дети и есть те хозяева, которых ждут эти стены».

– Так вам нравится особняк?

– Да, очень. Он прекрасен. О, как я хотела бы здесь жить! – воскликнула она, с неожиданным жаром прижимая руки к груди.

– Если бы вы захотели, то могли бы здесь жить, – отвечал принц.

Она живо повернулась к нему. Он смотрел на нее властным, требовательным взглядом, о котором в возвышенных выражениях скажет однажды господин Боссюэ: «Этот принц… у которого в глазах светилась победа…»

– Жить здесь? – повторила Анжелика. – А в каком качестве, ваша светлость?

Он опять улыбнулся, резко поднялся и подошел к ней:

– Ну вот! Мне сорок четыре года, я уже не молод, но еще и не стар. Иногда меня мучат боли в коленях, это верно, но в остальном я вполне крепок. Я говорю с вами напрямик. Одним словом, я считаю, что могу быть вполне приличным любовником. Надеюсь, что вас не оскорбляет мое предложение. Я не знаю, откуда вы, но что-то мне подсказывает, что вы многое знаете и что вы не злодейка. Я никогда не юлю с женщинами. Я считаю пустой тратой времени бесконечно манерничать, чтобы потом задать один простой вопрос: «Угодно вам или нет?» Подождите, пока не отвечайте. Я хочу изложить преимущества, которые смогу вам предоставить. Вы получите пенсион… Да, мне известно, что вы очень богаты. Ну что ж! Послушайте, Я ПОДАРЮ ВАМ ОСОБНЯК БОТРЕЙИ, раз он вам по душе. Я позабочусь о ваших сыновьях и буду руководить их воспитанием. Мне также известно, что вы вдова и дорожите своей репутацией добропорядочной женщины. Я согласен, что это большая ценность, но… примите во внимание, что вас просит расстаться с этой репутацией не какой-нибудь негодяй. И поскольку вы говорили о моей славе, позвольте заметить, что…

Он колебался, смущенный и застенчивый.

– …что это не бесчестье – быть любовницей Великого Конде. Так уж устроен мир. Вы будете повсюду представлены… Отчего же, мадам, эта скептическая и даже немного пренебрежительная улыбка?

– Оттого, – улыбаясь, ответила Анжелика, – что мне вспомнился один припев, который мамаша Юрлюлет распевает на всех углах:

– Чума на эту нахалку! – с притворным гневом воскликнул принц.

Он обнял ее за талию и привлек к себе.

– Поэтому-то, душа моя, я вас и полюбил, – сказал он сдержанно. – Потому что я заметил, что, будучи женщиной, вы обладаете дивной смелостью воина. В подходящий момент вы нападаете, используя слабость противника с ловкостью Макиавелли, и наносите страшный удар. И вы нелегко отступаете. Вот я держу вас в объятиях!.. Вы свежая и крепкая! У вас гибкое, сильное тело!.. Ах! Как бы я хотел, чтобы вы увидели во мне не принца, а того, кто я есть на самом деле, то есть бедного и несчастного человека. Вы так не похожи на бессердечных кокеток!

Он прижался щекой к волосам Анжелики.

– В ваших светлых волосах есть седая прядь, она волнует меня. Похоже, что за вашей молодостью и веселостью кроется много горестных переживаний. Или я ошибаюсь?

– Нет, сударь, не ошибаетесь, – покорно ответила Анжелика.

Она подумала, что, если бы еще сегодня утром кто-нибудь сказал, что вечером ее будет обнимать принц Конде и что она безвольно будет прижиматься к его августейшему плечу, она ответила бы, что жизнь – это не сумасшедший дом. Но ее существование никогда не было ровным и спокойным, и она уже начала привыкать к сюрпризам судьбы.

– За всю свою жизнь, с самой юности, – продолжал принц, – я любил только одну женщину. Я не всегда был ей верен, но любил только ее. Она была красива и нежна, она была спутницей моей души. Но ее утомили бесконечные интриги и заговоры, которыми пытались нас разлучить. И что мне осталось, после того как она постриглась в монахини? У меня в жизни было только две страсти: она и война. Моя возлюбленная удалилась в монастырь, а этот болван Мазарини подписал мир с Пиренеями. Теперь я просто парадный манекен, прислуживающий молодому королю в надежде получить – одному Богу известно когда – какое-нибудь военное губернаторство, а возможно, и пост командующего, если его вдруг осенит счастливая мысль потребовать у фламандцев приданое королевы. Об этом поговаривают… Но оставим эту тему, я не хочу вас утомлять. Вы раздули во мне пламя, которое я считал угасшим. Смерть сердца страшнее всего… Я хотел бы удержать вас возле себя…

Пока он говорил, Анжелика мягко высвободилась из его объятий и немного отступила:

– Ваша светлость…

– Неужели вы хотите сказать «да»? – спросил он с волнением. – О! Умоляю вас… Что вам мешает? Вы кого-то любите? Не говорите мне, что испытываете чувства к этой низкой душонке, к этому Одиже, который следует за вами по пятам, как преданная собачонка.

– Одиже мой деловой компаньон.