Слушай Луну - Морпурго Майкл (читать книги онлайн полные версии TXT, FB2) 📗
Альфи тоже все больше доставалось из-за Люси Потеряшки. В школе его не только донимали вопросами и ребята, и учителя, но еще и дразнили:
– Сколько ей лет, Альфи?
– Какая она из себя?
– А у этой твоей русалки, Альф, у нее кожа или чешуя? А морда у нее рыбья? Она вся зеленая, Альфи, да?
Зебедии Бишопу, сыну братца Дэйва, который пошел в отца и был в школе главным задирой и горлопаном, всегда лучше других удавалось задеть Альфи за живое.
– Ну, Альфичка, и как она, эта твоя русалка, хорошенькая? Она твоя подружка, да? И как, вы с ней уже целовались? Ну и как оно – целоваться с русалкой? Скользко, небось, да?
Альфи изо всех сил старался не обращать на него внимания. Но такое всегда легче сказать, чем сделать.
Однажды утром, когда они строились на школьном дворе на Треско, чтобы идти в школу, Зеб в очередной раз принялся за свое. Он зажал нос и принялся корчить гримасы.
– Фу, – заявил он, – от кого-то тут ужасно воняет рыбой. А, это, наверное, русалкой. От них воняет точно так же, как от рыб, так я слышал.
Этого Альфи уже вынести не мог. Он набросился на Зеба, и они покатились по земле, молотя друг друга руками и ногами, пока появившийся мистер Бигли, директор, не вздернул обоих за шиворот на ноги и не поволок за собой в школу. В наказание обоим было велено на большой перемене остаться в классе и по сто раз написать «Кулаки – для глупцов, слова – для умных».
Разговаривать друг с другом в это время не разрешалось – за такое, если попасться, можно было получить от Зверюги Бигли линейкой, – но Зеб нарушил это правило. Он наклонился к Альфи и зашептал:
– Мой батя сказал, у твоей русалки есть плюшевый мишка. Разве это не мило? Альфи обзавелся подружкой с плюшевым мишкой, да такой тупой, что и говорить не умеет. Она вообще не знает, кто она такая. Малахольная, чокнутая, с приветом, прямо как твой полоумный дядька, как Билли-Приплыли, – так люди говорят. Надо было его в сумасшедшем доме и оставить, ему там самое место, – так моя мама говорит. И подружка твоя пусть тоже туда отправляется и медведя своего с собой прихватит. У нее же не все дома. А еще я кое-что знаю, один маленький секрет, который рассказал мне мой батя, про ее одеяло, то самое, которое батя нашел на том острове. Я все про него знаю, да. Она немка, поганая колбасница, твоя вонючая подружка, что, скажешь, нет?
Альфи в одно мгновение вскочил на ноги, схватил Зеба за грудки и, прижав к стене, заорал ему в лицо, почти касаясь с ним носами:
– Он же обещал никому не говорить! Он обещал! Если хоть слово еще скажешь про одеяло, значит папаша твой врун последний, и тогда я…
Альфи так и не договорил, что именно он сделает, потому что в этот момент в класс ворвался мистер Бигли и растащил их в стороны. Каждому из них досталось по шесть ударов ребром линейки, на этот раз по костяшкам. Больнее этого в мире не было ничего. Ни Альфи, ни Зеб не смогли удержаться от слез. Весь последний урок после этого оба простояли в углу. Альфи угрюмо разглядывал глазки в деревянных панелях, которыми была обита стена у него перед глазами, пытаясь забыть о жгучей боли в костяшках и сдержать подступающие к горлу слезы. Эти два шоколадных глазка казались ему похожими на пару непроницаемых темно-карих глаз.
Такие глаза были у Люси. Глаза, которые смотрели прямо тебе в душу, не мигая, глаза, в которых невозможно было прочесть ровным счетом ничего. Пустые глаза.
Глава пятая
Одна мысль
Стоя в углу, Альфи мучился от боли в руках и, чтобы отвлечься, думал о Потеряшке. Он решил, что относится к ней по-разному. С одной стороны, ему, в общем-то, нравилось, что Люси живет у них дома. С другой стороны, сначала он был от этого не в таком уж восторге – в основном из-за мамы. Мама теперь была так занята Люси, что у нее почти не оставалось времени ни на него, ни на кого другого. С ней на памяти Альфи такое уже случалось. Так Мэри вела себя, пока разыскивала дядю Билли, и пока на пару с доктором Кроу решительно вызволяла его из клиники в Бодмине, и пока перевозила дядю домой, чтобы о нем заботиться. Альфи тогда понимал, зачем она все это затеяла. И сейчас он тоже понимал: взять Потеряшку к себе было правильно. Поэтому он изо всех сил старался заставлять себя не быть слишком уж против Люси.
Но он все-таки немножечко был против и знал, что отец тоже, хотя вслух никто ничего не говорил. Ему вспомнилось, как отец всегда говорил ему, когда хотел подбодрить: «Всегда и во всем ищи хорошее, Альфи». Это было нелегко, но сейчас, стоя в углу и чувствуя себя глубоко несчастным из-за боли в костяшках, он изо всех сил старался следовать этому совету.
По крайней мере, подумал он, у него теперь есть компания, почти сестра, пусть и странная, пусть и молчаливая. Ему нравилось заглядывать к ней в комнатку наверху. Иногда, если мать просила его, он даже читал ей, а ведь он никогда прежде не читал никому вслух. Он даже в школе никогда не любил читать вслух из опасения сделать ошибку – мистер Бигли ошибок не прощал, – а с Люси Потеряшкой он просто читал книжку и слушал собственный голос. И ему нравилось относить наверх молоко с картофельной лепешкой, когда он возвращался из школы, нравилось оставаться в доме за главного, когда мама уходила проведать дядю Билли на берегу, поручив Альфи приглядывать за Люси. Но его все больше и больше тревожило ее молчание и отсутствующий вид, с которым она смотрела на него. Ему так хотелось, чтобы она что-нибудь ему сказала – хоть что, что угодно. Он пытался разговорить ее, пытался задавать ей вопросы. Но она лишь молча лежала в постели, уставившись невидящим взглядом в потолок. Задавать вопросы было без толку, потому что она ни разу ему не ответила. И разговаривать с ней тоже было без толку, потому что она то ли его не понимала, то ли не слушала. Она просто ни на что не реагировала.
И все же он каждый день ждал встречи с ней, хотя и сам толком не понимал почему. Отчасти это напоминало ему походы к дяде Билли. С Билли Альфи мог болтать часами, и, хотя тот лишь изредка хмыкал в ответ, Альфи знал, что дяде Билли приятно его присутствие, даже когда на него находил очередной приступ мрачности. В такие моменты он грустил. Альфи видел, что Люси тоже грустит, как и дядя Билли, и что ей, как и дяде, тоже нужна компания. Этого Альфи было достаточно. Ему нравилось составлять компанию Люси, даже при всей ее странности и молчаливости. По правде говоря, несмотря ни на что, общество девочки тоже было ему по душе.
Костяшки у Альфи до сих пор горели. Чтобы не думать о них, он стал думать про дядю Билли. Альфи, как и все в их семье, знал, что единственный способ вывести дядю Билли из очередного приступа хандры, как они это называли, – это разговаривать и разговаривать с ним. Иногда это срабатывало, иногда нет. Приходилось запасаться терпением. Дядя Билли мог хандрить по нескольку дней кряду, а если на него накатывало уж совсем сильно, он даже прекращал работы на «Испаньоле» и сидел в своей сараюшке на чердаке, глядя прямо перед собой, ни с кем не разговаривая и не притрагиваясь ни к какой еде, которую ему приносили. Но рано или поздно хандра отступала, и он снова на несколько недель превращался в Долговязого Джона Сильвера, целыми днями трудился на своей лодке в пиратской треуголке на голове, то бормоча себе под нос, то во все горло распевая песни.
Когда Альфи заходил к нему в один из таких дней, дядя Билли мог, не умолкая часами, рассказывать об «Острове сокровищ» и шпарить по памяти длиннющие куски текста. Альфи только диву давался, как ему это удается. Билли знал книгу наизусть от корки до корки и говорил о персонажах так, будто это были настоящие живые люди. Про Джима Хокинса он частенько говорил: «Славный парнишка и очень похож на тебя, юный Альфи». Примерно в таком же духе он рассуждал о безумном Бене Ганне, о капитане Флинте, о попугае и, само собой, о «красавице „Испаньоле“».
Когда Билли заводил речь об «Острове сокровищ», Альфи понимал, что для него это не вымышленная история, а нечто, происходившее на самом деле, нечто такое, что он прожил и до сих пор проживал каждый раз, когда говорил о книге или рассказывал какой-нибудь отрывок из нее. Иногда он даже называл Альфи «малыш Джим», и Альфи чувствовал, что для дяди Билли это вовсе не простая оговорка, что бывают мгновения, когда Альфи для него вправду становится Джимом Хокинсом. А он сам – Долговязым Джоном Сильвером, строящим себе корабль, новую «Испаньолу», на которой когда-нибудь, когда она будет готова, он снова отправится в плавание к Острову сокровищ. В такие дни он трудился не покладая рук от рассвета до заката: что-то пилил, стругал или прибивал на «Испаньоле», горланя пиратскую песню: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо и бутылка рому!»
