Джеки - Трипп Дон (электронная книга .TXT, .FB2) 📗
Листья все кружатся. Они падают на мои туфли. Обрывки листьев и тротуарная пыль, как рыжее кружево, обнимают мои щиколотки.
Не хочу быть дорожной пылью, сухим листом, девочкой на побегушках. Хочу быть ветром, который поднимает эту пыль ввысь.
ФЕВРАЛЬ 1952 ГОДА
Легкий проблеск узнавания появляется на его лице, когда он меня видит.
– Опять вы, – говорит он.
– И вы.
– Наверное, это судьба.
– В этом городе случайностей почти не бывает.
Он держит стакан. Свободной рукой откидывает прядь со лба. Я слышала, что он проводит выходные в Палм-Бич. В пятницу в два часа дня пропускает заседание Конгресса и летит на юг, чтобы поиграть в гольф, посетить вечеринки и скоротать время так, как любят такие типы, как Джек Кеннеди.
Мы встретились в квартире Джона Уайта в полуподвальном помещении на Д амбартон-авеню. Окна под потолком вровень с тротуаром, видны отсветы фонарей на темной от дождя мостовой. Стеллажи с книгами во всю стену. В комнате висит сигаретный дым, в бокалах поблескивают кубики льда.
На миг он кажется выбитым из колеи.
– Вы ведь были в Европе? – спрашивает он.
– Да, была с сестрой. А теперь вернулась.
– И собирались куда-то переехать – кажется, в Нью-Йорк?
– Не поехала.
– Понятно. Вы не получили работу?
– Получила.
– Но не приняли предложение?
– Не знаете, кто еще будет? – спрашиваю я.
– Билл Уолтон.
– Я слышала, что он больше не пишет для The New Republic.
– Не пишет с тех пор, как сделался художником.
– А вы рисуете, конгрессмен?
Он кивает, кидает смущенный взгляд на меня.
– Да, когда нет сил ни на что другое или когда мне скучно.
– Да что вы? Неужели такое бывает?
– Что бывает?
– Что вы скучаете.
– Сейчас – точно нет, – отвечает Джек с улыбкой.
Я слежу за своими руками: они сложены одна на другой и покоятся на сумочке. Палец с кольцом спрятан – прикрыт сверху ладонью.
– Откуда вы знаете Джона Уайта?
– Я теперь работаю в Times-Herald.
– Я слышал. Вы одна из сотрудниц Фрэнка Уолдропа. Вам там нравится?
– Профессия репортера, кажется, позволяет каждому открыть для себя целый мир.
– Вы ведете колонку?
– Вы ее читали?
– Конечно. – По его интонации я понимаю, что это не совсем правда.
– Глянули по диагонали пару раз?
Он смеется.
– Уайт был звездой, самым известным корреспондентом, когда моя сестра работала у Уолдропа.
– Кэтлин.
– Кик. – Он отводит глаза, произнося ее имя. На лице мелькает печаль. А потом исчезает. – Вы, наверное, неплохо пишете, раз Уолдроп сделал вас колумнисткой.
– Когда я пришла в первый раз, он сидел за массивным столом. Посмотрел на меня поверх очков. Показалось, что сейчас он уволит меня, не дожидаясь начала моей работы.
– Готов поспорить, что, нанимая вас, он сказал: «Только не надо ко мне заявляться через неделю и сообщать, что вы помолвлены». Так он сказал Кик.
– На самом деле он ничего такого не говорил. Заметил только: «Запомните, мисс Бувье, ваша работа состоит в том, чтобы все время повторять "Большое спасибо!" и составлять безупречно вежливое письмо, когда я попрошу послать подальше какого-нибудь ублюдка».
– Да, он такой, наш добрый Уолдроп. А что, Джон Уайт все еще ошивается в газете?
– Каждый раз на пути в Госдепартамент он заходит и садится на край моего стола. Из-под коротких рукавов рубашки видны все эти дикие татуировки.
– Не дает вам печатать?
Я улыбаюсь:
– Раз в неделю мы ходим на обед в «Хот шопп», чтобы посплетничать. Обожаю истории, которые он рассказывает. Но о вас, конгрессмен, он не сообщил ничего. Во всяком случае, я ничего не запомнила.
Я делаю паузу, и он говорит:
– Я и не ждал, что вас заинтересуют какие-то истории обо мне.
Надо заметить, что именно Джон Уайт рассказал мне, как Джек Кеннеди описал однажды разбитый во время войны джип: «Эта хреновина на хрен охренела!»
– Он что, такой сквернослов? – спросила я.
Уайт пожал плечами:
– На войне никто не стеснялся в выражениях.
Джон Уайт также поведал мне о Джеке и датской журналистке, блондинке, бывшей «Мисс Дания», носившей прозвище Инга Бинга. Инга Арвад снимала квартиру вместе с Кик. Это была сплоченная компания – Кик, Джон Уайт, Джек и Инга. В то время Джек работал на разведку военно-морского флота. Инга влюбилась в него по уши, но она была замужем. Эта женщина когда-то была знакома с Геббельсом и Герингом, и однажды сам Гитлер пригласил ее к себе в закрытую ложу на Олимпийских играх.
– Боже мой, как же это все закончилось? – поинтересовалась я. Согласно рассказу Уайта, фото Инги с Гитлером всплыло в ФБР. Тут вмешался Джо Кеннеди и перевел Джека на тихую административную должность в Южную Каролину. Белокурая красотка была безутешна. Она развелась, отправилась в Голливуд и там вышла замуж за ковбоя-миллионера.
А сейчас Джек Кеннеди стоит рядом со мной и говорит:
– Думаю, нам надо сохранять интригу.
– Какую?
– Будто мы встретились впервые, хотя уже встречались не раз.
Он хочет сохранить ощущение новизны.
Джон Уайт сидит сбоку от меня. Он забирает у меня стакан с водой и протягивает бокал вина.
– Уверен, это не лучшее, что вы пробовали, Джеки, но это лучшее, что у меня есть. – Он смотрит на Джека. – Не знаю, на что ты рассчитывал, приятель, но ты упустил свой шанс. Она попала в ловушку бриллиантового кольца. Это парень из Йеля, да, Джеки? Работает на Уолл-стрит?
– Джонни Хастед.
– Вот на кого меня променяли, – вздыхает Уайт.
– Что ж, поздравляю, – говорит Кеннеди. – И как долго вы еще будете работать в газете?
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Разве вы не собираетесь уйти, раз уж помолвлены?
– Зачем мне уходить?
– Большинство девушек так делают.
– Мне нравится журналистика. А собираться выйти замуж не значит забросить всю остальную жизнь. Вы же тоже когда-то были журналистом, да, конгрессмен?
– Да, и это казалось занятным. Но у меня не было того влияния, которого я хотел достичь. В политике я могу добиваться своих целей.
– Вы любите историю, верно?
– Да.
– Сегодняшние новости завтра станут историей. Разве это не доказывает, как действенно слово?
– Посмотри, как хорошо я ее научил, – замечает Уайт.
Эти двое раздражают своей самонадеянностью. Но Кеннеди смотрит на меня в упор с вызовом, в глазах его прыгают электрические искорки. Я тоже смотрю ему прямо в глаза. Теперь не надо осторожничать. Я могу делать что захочу. И говорить что захочу. Быть резкой. Я выхожу замуж за другого. Странно, но такова была первая мысль, которая пришла мне в голову, когда Джонни Хастед преподнес мне кольцо своей матери в ресторане отеля «Карлайл». Все случилось неожиданно, и я точно знала, что не желаю этого, но вдруг поняла, что, если вопрос с замужеством будет улажен и у меня появится вполне достойный жених, я наконец выберусь из ловушки и стану свободной.
Однажды во время вечеринки в Ньюпорте я флиртовала с каким-то парнем. Он был беспощадно красив и знал это. Я сидела рядом с ним на длинном диване между двух кадок с папоротниками. Он помог мне прикурить сигарету. Я слушала его чванливые речи, охала и ахала, а когда он наконец заткнулся, встала, чтобы потушить сигарету, и как бы невзначай провела по его руке тлеющим кончиком. Парень подпрыгнул, пролил напиток на свою белую рубашку. А я сделала вид, что все это ужасная, досадная случайность.
Какая-то часть меня желает рассказать эту историю Джеку Кеннеди и посмотреть, как он отреагирует, что скажет, какую гримасу состроит. Или изобразит эту свою улыбочку. Она мне нравится. Нравится больше, чем хотелось бы.
– А что вы делаете, когда не придумываете для своей колонки вопросы про Чосера и Мэрилин Монро? – спрашивает он.
