Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна (читать книги .txt) 📗
— И имя тебе нужно бы нормальное, в Америке твоего имени просто нет. Ну, скажем, Коннор…
— Ты же знаешь, что я могу быть только Кондратием. Иначе меня вообще не будет!
— Им этого не объяснишь!
Большой хозяйский англо-русский словарь мы подтащили поближе к постели, и я в него полезла. Самое близкое к «Кондратию» слово оказалось «кондор».
— Да ты в своем уме, жена? — возмутился он. — Назовусь кондором — а по мне перья пойдут?!
Жена! И точно — есть женщины, которые могут выйти замуж только за апоплексический удар, на худой конец — за шаровую молнию.
— Можешь назваться вообще Кэнди. Конфетка то есть…
Он расхохотался.
— Вот был бы Фома — он бы подсказал…
Уже не в первый раз я слышала это имя.
— Можно подумать, Фома знает английский.
— Ты не знаешь Фому…
— Но Фома вряд ли собрался бы в незнакомую страну, никого там не имея…
— А Макар? — спросил Кондратий.
— Ты уверен, что он там?
— Если у него голова на плечах имеется — значит, там. Здесь-то и хватает мест, куда он телят не гонял, да где телята?!? А там — штат Северная Дакота, настоящие ковбои, там бы он прижился… Я его там сыщу, он мне устроиться поможет.
— Ну а если у них, у америкашек, свой какой-нибудь кондрашка имеется?
— Я с ним живо управлюсь.
Я посмотрела на него — то есть огладила взглядом с головы до ног и обратно. И поняла, что американскому кондрашке против нашего не устоять. Силища из него так и перла.
Ощутив голод, мы вылезли из постели и попробовали одеться.
— Неужели у тебя ничего поприличнее нет? — спросила я, удивляясь, как он не запутается в своей хламиде.
— Это — рабочая одежда. Я же когда хватать иду — к каждому в ином образе являюсь, — объяснил Кондратий. — К иному только при галстуке и приступишься. Тут у меня — все, что нужно! А теперь объясни толком — что у тебя такого стряслось, если ты ночью к озеру топиться побежала.
— Я?! Топиться?!
А ведь он по-своему был прав. Выскакивает из прибрежных кустов заполошная баба, чуть не плачет, потом в любви объясняться начинает — это без вариантов!
Взяв себя в руки, я коротко ему рассказала, как связалась с Авосем, как мы додумались до заклинания воплощения, и что из этого вышло.
— Кривая да Нелегкая? Нашли же, с кого начинать! — и крепко задумался Кондратий, не забывая закидывать в рот здоровые куски яичницы.
— А только с Нелегкой и получилось. Другим мы даже и вопросов придумать не смогли. Как ты полагаешь — глобальное заклинание воплощения существует?
Он молчал.
— Ну?
— Существует, — буркнул он. — И кто-то его уже произнес. Вот блины с хренами и воплотились. А если его повторить — они еще крепче станут.
Я взялась за голову.
— Выходит, это — штучная работа?
— Выходит, так.
Говорят, есть на флоте такой прикол: новичка заставляют шуровать спицей в длинных макаронах на предмет изгнания жучков и червячков. Вариант — продувать. Вместо того, чтобы вывалить десять пачек в кипяток, человек сидит и одну макаронину за другой, одну за другой!.. Я ощутила себя этим самым новичком.
Кондратий посмотрел на часы и сказал, что пойдет осматривать территорию. Хоть она и на сигнализации, а деньги платят за личный контроль. Я увязалась следом, потому что в таком поместье еще не бывала.
Хозяин дачи имел на переднем дворе цветник в лучших традициях, а сбоку, возле площадки для шашлыка, росли всякие пряные травки, и я опознала невероятной величины укроп. Он был уже ни на что не похож. Однако… однако…
Я подошла к мангалу. В железном ящике было пусто. Но сбоку, за огородившей площадку каменной стенкой, под малозаметным навесиком, лежали сухие березовые дрова. Я положила несколько полешек в ящик, достала зажигалку и развела огонь. Потом побежала на кухню за кастрюлей.
Кастрюли там были такие, что дороже всей моей кухни вместе взятой. Я взяла большую, набрала воды и потащила к мангалу…
Когда Кондратий наконец-то догадался поискать свою суженую, суженая стояла в дыму, простирая руки над мангалом и большой кастрюлей на нем. Крышка кастрюли торчала набекрень — содержимое просилось наружу. А суженая повторяла негромко, но очень грозно:
— Пришел Прокоп — кипел укроп, ушел Прокоп — кипел укроп! Как при Прокопе кипел укроп, так и без Прокопа кипит укроп!
— Да на кой он тебе? — удивился Кондратий. — Что с него проку?
— В повара определим, — буркнула я. — Не все же сухомятиной перебиваться, гамбургерами и чизбургерами! Пришел Прокоп — кипел укроп…
Тут заросли зашуршали и над каменной стенкой появилась взъерошенная голова.
— Ишь ты! — сказал незнакомый мужичок в драном тулупе, выходя к мангалу. — Кипит!
Он склонился над кастрюлей и с явным наслаждением принюхался.
— И впрямь кипит! Так я пойду, что ли?
При этом он поглядел сперва на меня, потом — на Кондратия. Мы были так ошарашены, что не сразу догадались ответить. И он неторопливо вернулся в заросли, из которых прибыл. По колыханию верхушек видно было, что мужичок направился к забору.
— Он! Он! — до меня дошло, кто это, и от радости я мелко запрыгала. Ведь получилось, получилось!
Кондратий моего восторга не разделял.
— Ну и будет он теперь шататься меж двор, аки шпынь ненадобный. Кому он, в самом деле, нужен?
— Кондраша! Ведь если получилось — я и других сумею воплотить! И не нужен мне никакой Авось!
Боюсь, что это я сказала с излишним энтузиазмом…
— Не нужен нам никакой Авось… — повторила я уже потише.
— Да, — согласился он. — Но если ты такая ведьма, что же ты раньше молчала и терпела? Если ты умеешь воплощать?..
— А знаешь, Кондраша… — мне и самой стало интересно, я задумалась всерьез, и, как всякая женщина, прежде всего попыталась уйти от ответственности: — Знаешь — не для кого было! Вот вошли в страну эти блинные дивизии — думаешь, хоть кто-то возмутился?
— А теперь?
— Теперь? — я хотела сказать, что наконец-то лопнуло терпение. Что начальство, как пошло упрощать стоящие передо мной задачи, так и дошло до опасного предела. Что я, конечно, могу на улице обходиться словарным запасом в десять боевых единиц, но это меня уже не развлекает…
Все это было бы правдой. Вернее, было-таки правдой. Но…
Но правды я сейчас даже себе самой говорить не хотела.
— Не забивай ты себе всем этим голову, — посоветовал Кондратий. — Все равно же уедем. Не надо ничего воплощать. Может быть, ты окажешь плохую услугу людям, если избавишь их от блинов и хренов. Они к этим дармоедам все-таки привыкли и чувствуют себя с ними…
Он задумался, припоминая заграничное слово.
— Комфортно, — подсказала я.
— Если ты лишишь народ блинов с хренами, то ты же и должна будешь дать что-то взамен.
Рассуждал он логично, ничего не скажешь. Авось бы до такого не додумался. Я попыталась объяснить, что новым непременно должно стать хорошо забытое старое, и даже пустила в ход недозволенный прием: пригрозила Кондратию, что и его забудут, как забыли Нелегкую с Кривой, если он не примет участия в моем проекте…
Тут у забора послышалась возня, опять по зарослям пошла волна, и к шашлычной площадке вышел Прокоп.
Он подошел к кастрюле и пальцами сквозь рукав тулупа приподнял крышку.
— Надо же, кипит! Ну, пусть себе еще покипит, без меня…
И побрел обратно.
— Да что там у тебя, дырка в заборе? — удивилась я. — И он так теперь всю жизнь шастать будет?
— Дура, сними кастрюлю с огня! — очень сердито приказал Кондратий. — Вот он и перестанет шастать!
— Она горячая!
Тогда мой угрюмый жених проделал это сам и вылил укропный отвар в кусты.
Мне казалось, что он поступил правильно. Однако часа через два ошибка вылезла, как шило из мешка.
Чем нам мешал тихий, непритязательный Прокоп?! Курсировал бы себе от забора к мангалу и обратно, наслаждался бульканьем и ароматом! Так нет же — мы лишили его этого скромного удовольствия. Возможно, он растерялся и решил, что заблудился. Возможно, сперва он искал кипящую кастрюлю по соседству, потом побрел наугад и оказался на шоссе.
