Наследие белых богов - Сидоров Георгий Алексеевич (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
– Честное слово, не знаю.
– Всё дело в привязках. Парашурама был очень привязан к своим родственникам, которых убили кшатрии, а Дрона – к сыночку-дегенерату. Вот что заставило их забыть о своём божественном предназначении – служении справедливости, другими словами, Творцу.
– Интересно, а какая у меня привязка?
– К своему народу, мой друг.
– Что?! – не понял я.
– Да-да, к своему народу и, конечно же, к Отечеству.
– Неужели грех любить свой народ и свою Родину?
– Не надо путать любовь с привязанностью, юноша. Если ты любишь свой народ и свою землю, это нормально. Любовь открывает перед душой человека новые горизонты, даёт ей возможность осознать себя частью Творца. И не привязанность, а любовь порождает истинных героев. Привязанность, наоборот, концентрирует вектор души человека на чём-то одном. В результате сознание его не расширяется, а, наоборот, сужается. Душа человека сама себя заключает в рамки своих привязанностей, которым она служит. Происходит подмена: вместо слияния с Творцом душа служит своим привязанностям. В результате её действие не достигает успеха. Понятно почему?
– Что-то не очень.
– Потому что душа человека оторвана от источника силы. Всё просто... В результате чего начинает страдать физическое тело. Вот почему многие герои «Махабхараты» очень скоро погибали. Дурьодхана – из-за своей привязки к славе и власти, его братья – из-за привязки к нему, Бхишма – из-за привязки к своим клятвам, гуру Дрона – из-за привязки к своему мерзкому сыну.
Но речь у нас о тебе, юноша. Я просмотрел несколько десятков твоих инкарнаций, и везде ты в своём репертуаре. Отсюда ранняя смерть. Интересно то, что тебя убивали или ты сам погибал, не дожив до своих тридцати трёх. До возраста, когда у человека открывается его последний высший центр и он начинает понимать, зачем пришёл в этот мир. Пережил свои тридцать три года ты только в этом воплощении, да и то благодаря пасечнику.
– А при чём здесь хранитель?
– Что бы я не сказал, ты всё из себя дурака строишь! Кто тебе подарил двух эвенкийских лаек – старик Хоттабыч?
– Лаек оставил мне старик.
– А на лёд из гнилого урья тебя кто вытащил?! Халзан?! В мороз минус пятьдесят семь градусов! Так?
Я слушал и не верил своим ушам.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Прочитал в банке твоей памяти, – усмехнулся Ярун. – Сколько тогда тебе было? Тридцать два, не больше?
– Получается, что хранитель увидел моё будущее?
– Увидел. И сделал всё возможное, чтобы ты уцелел. Теперь до тебя дошло, в чём твоя ошибка? Хорошо, что у тебя никогда не возникало привязки к вещам и деньгам. Ты бы тогда превратился в обычного потребителя. И никогда бы не узнал, что дух твоего народа не сломлен, что в его недрах теплится огонь древней великой цивилизации.
С минуту, посматривая на мою реакцию, Ярун молчал. Потом, улыбнувшись, добавил:
– Хорошо, что привязка к своему народу и Отечеству удержала тебя во втором высшем сословии. Сделать один шаг будет не трудно. В этой жизни, мы уверены, что тебе это удастся. Ты понял, в чём разница между привязкой и любовью и в чём смысл человеческой жизни?
– Понять-то я понял, но чтобы всё это осознать и принять, потребуется время.
– Оно у тебя есть, юноша.
– Почему вы все зовёте меня юношей, хотя мне далеко за сорок? – спросил я Яруна.
– Потому что для нас ты юноша, – улыбнулся мой новый друг. – Мы все намного старше.
– На сколько?
– Если я скажу правду, ты мне всё равно не поверишь. Так что лучше не спрашивай.
– Хранитель недавно познакомил меня с тайной долголетия.
– Он, как всегда, кое-что тебе не договорил, – засмеялся человек из метрополии. – Но не переживай, мы поняли, что ты полностью свой, и поэтому скоро узнаешь то, о чём хранитель тебе недосказал.
С этими словами Ярун, давая мне понять, что разговор окончен, поднялся со своего места.
– А как же самолёты? Ты сказал, что от стрел, тесаков и копий я перешёл на технику.
– Вместо того чтобы искать истину и вести за собой людей, ты предпочёл давить на педали и крутить штурвалом.
– Ты можешь показать мне мою последнюю инкарнацию?
– Что, стало интересно, как тебя укокошили?
– Честно говоря, да.
– Тогда садись и давай сюда свои руки, – Ярун снова занял своё кресло, и через несколько минут перед глазами у меня поплыл белый туман...
Я увидел себя сидящим в набирающем высоту истребителе. Я резко тяну на себя ручку управления, давая максимальный газ, и самолёт, ревя мотором, мчится вертикально вверх. Мельком взглянув назад, я замечаю, как следом за мной набирает высоту и мой ведомый.
– Справа от тебя, чуть ниже, пара «худых»! – кричу я ему по рации. – Будь осторожен!
– Я вижу бомбовозы, – в свою очередь слышится голос моего ведомого. – Их несколько десятков. «Худые» попытаются бомбёров прикрыть...
– Уходим на высоту! – кричу я ему. – Оттуда атакуем.
– Впереди вижу четвёрку «мордатых». Они идут прямо на нас, – опять слышится голос моего товарища. – Что делать?
– «Фоккеров» обойдём, нас с тобой интересуют «юнкерсы». И «худыми», и «мордатыми» займётся вторая пара.
– Слушаюсь! –раздался баритон ведомого.
Пройдя через облако и набрав высоту, мы увидели, как внизу развернулись для сбрасывания своего смертоносного груза «юнкерсы», а в стороне от них закружились в смертельной схватке с парой «мессеров» два наших истребителя.
– Куда делись «мордатые»? – спросил я у ведомого. – Из виду их выпускать нельзя. Могут атаковать внезапно, как правило, со стороны солнца.
– Вот и они! – услышал я голос своего друга. – Мы сбили их с толку, но сейчас они нас видят.
– Хорошо! Тогда атакуем сначала их, а потом возьмёмся за бомбёров!
Сделав мёртвую петлю, я бросил свою машину в лоб ведущему «фоккеру».
– Посмотрим, чьи нервы крепче: твои или мои, немчура, – прошептал я, стиснув зубы.
Ещё секунда, и «мордатый» оказался в прицеле. Но нажать на гашетку я не успел, «фоккер» резко ушёл вниз, а его замешкавшийся ведомый попал под удар моего друга. Было видно, как, задымившись, со снижением, он потянул к линии фронта.
– Поздравляю! – крикнул я своему ведомому. – Теперь пора к бомбовозам. Они уже на заходе. Иначе нашей станции хана! Я беру головного, ты – по обстоятельствам.
Развернувшись, мы пошли вниз навстречу бомбардировщикам. Сначала нас никто не заметил, но вскоре бортовые стрелки открыли по нам такой огонь, что меня охватил страх погибнуть, не долетев до цели.
– Огонь по стрелкам, – скомандовал я, – иначе нам крышка!
Поймав в прицел ощетинившуюся пулемётом боевую башню «юнкерса», я нажал на гашетку. Было видно, как пара снарядов угодила в её контур, и бомбардировщик сразу накренился.
– Всё, бомбёр, теперь ты никуда не денешься. Прикрой, – сказал я ведомому. – И смотри в оба.
В этот момент боковым зрением я увидел, как со стороны солнца появились две тени.
– Бойся «худых», идут от солнца, – закричал я своему другу.
– Вижу! – раздался в наушниках его голос. – Бомбёров придётся кинуть, вернёмся к ним после.
– Седьмой, седьмой! – позвал я командира эскадрильи. – Мы в тисках. Давай кого-нибудь сюда. Мешают истребители.
– Третий, я тебя понял, – раздался бас комэска. – Жди!
Выйдя из пикирования, мы снова попытались набрать высоту, но «мессеры» нас перехватили. Через минуту к двум «стодевяткам» присоединилась ещё одна пара.
– Будет жарко, – закричал я своему другу, – уходим на вертикаль. Кто первый наберёт высоту, тот и выживет.
Дав полный газ и взяв на себя рукоять управления, я резко бросил свой «Р-39» круто вверх, за мной последовал и мой ведомый. Видя наш манёвр, немецкие асы растерялись. Сделав круг ниже нас, пара «мессеров» полезла вверх, другая устремилась к своим бомбардировщикам.
– Тройка, ты где? – услышал я голос своего комэска. – Пока мы валим бомбёров, отвлеките истребителей.
– Будет исполнено, – подал я голос. – Мы этим и занимаемся.
