На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков - де Лафайет Максимиллиан (книги онлайн полные TXT) 📗
Я ожидал увидеть в доме лабораторию, может даже с машиной, которая умела превращать рисунки в золото, — вроде той, что стояла у господина Марковича в Париже. Но здесь не было ни того, ни другого. Судя по всему, львиную долю времени Рабби проводил в библиотеке — просторной зале, заставленной книжными полками. Тут же стояла пара больших деревянных столов, на которых громоздились кучи книг, бумаг и письменных принадлежностей, и несколько старых кресел, в которых так удобно было читать. Рабби оставил меня в библиотеке, а сам пошел приготовить нам кофе и обед. Поскольку я предполагал — совершенно правильно, надо заметить, — что и мне придется проводить львиную долю времени в этой комнате, я решил как следует осмотреться. Здесь были собраны книги столь широкой тематики, что у обычного человека наверняка закружилась бы голова. Но больше всего мне понравился стоявший на столе большой красивый глобус. Мне всегда нравились глобусы. Вот и тут я не утерпел: крутанул его пальцем, а затем стал наблюдать, как он вращается вокруг оси.
— В какую страну ты ткнул пальцем? — поинтересовался Рабби Мордехай, вошедший в этот момент в комнату.
— Понятия не имею, — ответил я. — Да и какая разница? Я просто забавлялся…
Рабби Мордехай взглянул на меня с загадочным видом.
— Какая, говоришь, разница? — переспросил он, ласково улыбаясь мне. — Порой весьма значительная. Но к глобусу мы вернемся позже, а пока садись поешь. Ты, должно быть, проголодался после долгой дороги.
Я послушно направился к столу. Рабби Мордехай сгреб в сторону пачку бумаг, переложил на пол несколько книг и налил мне чашку вкуснейшего турецкого кофе. Легкая закуска также оказалась очень вкусной. Здесь были оливки из Каламаты, которые, как объяснил Рабби, подарил ему в знак дружбы один греческий старик. Тут же стояли тарелка со свежим хлебом и кувшинчик с пряным сыром, шарики которого плавали в оливковом масле. Сыр, добавил Рабби, тоже принесла ему одна знакомая — пожилая албанская женщина.
— Такие дела, — заметил он. — Это всё простые, старомодные люди, которые выражают свою привязанность в таких вот приятных дарах. Ну как я могу отказаться? Взамен я тоже помогаю им, чем могу. Именно так жили раньше в деревнях: обменивались подарками, всегда спешили на помощь соседу…
— Не сомневаюсь, Рабби, что вы делаете для них гораздо больше, чем они для вас. Но вы правы: это действительно очень приятно и избавляет вас от лишнего хождения по магазинам, — заметил я. — Сразу видно, что вас здесь любят.
— Да, покупать мне приходится совсем немного. Сам я вегетарианец, как ты и твоя семья, а потому не прикасаюсь ни к мясу, ни к рыбе. Эти добрые люди снабжают меня всякими вкусностями, так что в магазин я хожу только за хлебом, рисом и фасолью. Ну а фрукты и овощи выращиваю в собственном саду. По мне, нет ничего лучше такой простой жизни.
Интересное замечание, если учесть, что человек этот мог жить не хуже, чем султан из «Тысячи и одной ночи»! Ведь Рабби, пожелай он, способен был создать сколько угодно золота. Но улемы считают роскошь детской забавой и могут потешить себя чем-то подобным лишь в случае необходимости. Между прочим, Рабби на поверку оказался великолепным поваром. С помощью простейших ингредиентов и обычных кухонных принадлежностей он создавал трапезы, достойные королевского стола. Он и меня научил неплохо готовить — искусство, весьма пригодившееся мне впоследствии. Я любил удивить гостей, считавших вегетарианские трапезы скучными и скудными, настоящим банкетом — причем приготовленным собственноручно. Это был настоящий пир красок, ароматов и изысканнейших вкусовых оттенков.
Покончив с обедом, я помог Рабби сложить тарелки на поднос и поинтересовался:
— Где у вас тут кухня? Пойду вымою посуду.
— Пожалуй, лучше я покажу тебе.
Мы прошли через гостиную, в конце которой находилась тяжелая деревянная дверь.
— Осторожнее, тут лестница, — сказал Рабби Мордехай, распахнув дверь.
Мы спустились в кухню, которая оказалась весьма просторной, но обставленной крайне примитивно. Я хотел поставить сыр в холодильник, однако не обнаружил ничего похожего.
— А где ваш холодильник? — спросил я.
— У меня его нет, — ответил Рабби.
— Так где же вы храните еду? — удивленно поинтересовался я, продолжая держать поднос с тарелками.
— Вот на этом столе.
Я увидел большой стол, заваленный овощами, сыром, хлебом и прочими продуктами.
— Но разве еда не портится намного быстрее без холодильника? Если его тут невозможно достать, почему бы не пользоваться хотя бы ящиком со льдом?
— Да, многие так и делают, — улыбнулся Рабби Мордехай, словно мое предложение его позабавило. — Но мне это без надобности. Взгляни на эти штучки: они куда лучше льда.
Он указал на три маленьких предмета, которые стояли на столе вокруг продуктов. По виду они напоминали хрустальные пирамидки. Интересно, зачем они Рабби?
— Поставь поднос на стул, затем возьми кувшинчик с сыром и оливки и помести их где-нибудь между треугольниками.
Как я понял, под «треугольниками» он подразумевал хрустальные пирамидки. Опустив поднос на стул, я взял с него оливки и поместил их в центре стола, между пирамидками. В этот момент руки мои объял небывалый холод. На кухне было по-летнему тепло, откуда же взяться этому ледяному воздуху?
Однако температура между пирамидками была совсем как в холодильнике. Рабби Мордехай расхохотался и хлопнул рукой по стулу, отчего блюда на подносе жалобно зазвенели.
— Не стоит полагаться на одни лишь технологии, — заметил он. — Благодаря треугольникам пища остается свежей гораздо дольше…
— Снова ваши фокусы, — в шутку упрекнул я его.
— Почему бы нет? — с улыбкой ответил он. — Обрести знание не значит утратить чувство юмора, сынок. Жизнь — забавная штука!
Жизнь с Рабби Мордехаем и правда протекала легко и приятно, хотя занимались мы безо всяких поблажек, с утра и до вечера. Единственное, что сбивало меня порой с толку, — склонность Рабби использовать аргументы, которые казались мне лишенными смысла. Однако сама работа была настолько интересной и захватывающей, что я старался не обращать на это внимания. К тому же ряд техник, которые он демонстрировал время от времени, казались мне простыми фокусами, призванными произвести впечатление. И только позже мне удалось понять, насколько я тогда ошибался. Что ж, я был молод, и многое еще не укладывалось в моей голове. Около шести мы шли ужинать, после чего отправлялись на прогулку. Благодаря Рабби я познакомился со многими прекрасными местами в Будапеште.
Будапешт — на редкость красивый город, что было очевидно даже в условиях советской оккупации. Все здесь было пропитано духом музыки и искусства. Кроме того, в городе было множество купален, и этой целебной водой пользовались не только туристы, но и жители Будапешта. Парки и улицы, обрамленные конскими каштанами, создавали ощущение свежести и покоя, и даже кладбища с их внушительными монументами производили незабываемое впечатление. Особенно мне нравилось гулять по великолепному проспекту, спроектированному графом Дьюлой Андраши в 1880-х годах, после того как он вернулся в Венгрию из Парижа. Граф решил, что Будапешт нужно украсить улицей вроде Елисейских Полей, и создал этот замечательный, вымощенный плиткой проспект с великолепными фонарями, парками и величественной архитектурой. За свою долгую историю улица эта получала разные имена — Радиальная в 1883 году, Андраши в 1886, Сталина в 1950, Венгерской молодежи в октябре 1956, Народной республики в 1957. Именно так она и называлась во время моего визита. Много лет спустя, в 1990 году, ей было возвращено имя графа Андраши. Тогда же на бульваре провели серьезную реконструкцию. В год моего приезда он выглядел не столь эффектно, поскольку сказывались последствия военного времени. И все же здесь по-прежнему ощущалось величие прошлого: казалось, будто на каждом шагу вас окружает живая история. В разное время здесь жили такие известные музыканты, как Эркель, Лист и Золтан Кодай, поэт Эндре Ади, многие писатели и художники. На бульваре располагалось старинное здание оперы, вход в которую охраняли мраморные сфинксы. Тут же находился целый ряд художественных музеев и торговый центр «Парижская Аркада» с роскошным фасадом в стиле ар нуво.
