После Кастанеды: дальнейшее исследование - Ксендзюк Алексей Петрович (читать книги бесплатно TXT) 📗

В Индии, где религии древнее, роль Отца исполняет Великая Мать. Припасть к ее источнику, вновь вернуться в ее утробу, раствориться там, исчезнуть в блаженном Свете, породившем весь этот призрачный мир, — вот сущность высшего состояния индуса, как бы он ни называл такое состояние — нирвана, самадхи и т. д. и т. п.

Почти все человечество стоит в очереди, пытаясь узреть сокрывшегося в облаке Родителя. Взрослые дети ждут, когда им откроется путь назад — к Тому, кто возьмет все на себя, к которому возносятся все эти бесконечные плачи. "Услышь мя, Господи…"

Карл Юнг — величайший психолог XX века, — использовав психоаналитическую методику, превратил пансексуализм Фрейда в подлинно экзистенциальное учение о человеке. Он убедительно показал, что комплексы, открытые Фрейдом, отражают не столько невротическую реальность, сколько тягостный груз детского в бессознательных областях психики; он же сосредоточил наше внимание на глубине той драмы, которую вынужден переживать человек, отрываясь от инфантильного пространства, чтобы вступить в мир взрослого, несущего всю ответственность за свою судьбу, индивида: "… Человек не может без существенного вреда для своего духовного здоровья слишком долго пребывать в инфантильной среде, — писал он, — т. е. в лоне семьи. Жизнь властно зовет его выйти наружу и начать самостоятельную жизнь; и тот, кто не следует этому суровому призыву… тому угрожает опасность невроза. А раз невроз разыгрался, то он становится все более и более полновесной причиной для бегства от борьбы с жизнью и для пребывания навсегда в морально отравленной инфантильной среде". Если индивид отдается стремлению "потонуть в источнике, давшем ему жизнь", он, по сути, ищет смерти — как это ни парадоксально. "В наивысочайшем своем стремлении к гармонии, равновесию, к философскому углублению и артистической «восхищенности» он все же ищет смерть, неподвижность, пресыщение и покой". Эта мысль Юнга вполне соответствует бессознательному настроению, царящему в бессознательном распространенного вида религиозности и мистицизма. Оккультная практика создает психотехнические приемы, ведущие к реализации подобного состояния духа. Рождение религии, по Юнгу, возникло благодаря "испуганному отступлению перед жестокой действительностью". И вот "благодаря возвратному устремлению человек снова убеждается в "защищающей его родительской власти" — результат такого убеждения в том, что он, дабы избавиться от страха, переносит родительскую власть на "благосклонность невидимого": так развивается его вера в себя, а "обращенное вспять томление" становится томлением по верховному родителю Всего, т. е. инфантилизм меняет форму, но сохраняет сущность.

В духовном отношении мистическая доктрина Кастанеды — это первое отречение от "родительской власти"; оно действительно трагично, но неизбежно, если мы хотим оставить колыбель и окунуться в океан подлинной Реальности. Бескомпромиссность дон-хуановского учения болезненна, но одним махом перерезает пуповину, которой другие мистики предпочитают не касаться.

Толтеки не доверяли иллюзиям и галлюцинациям восприятия мира. Они искали доступ к Безбрежности и называли ее "местом, где находится истина". Я использовал многие методы, которые ведут в это место, и кое-что изложил в данной книге. Их последовательное применение может вызвать неуютное чувство — по причинам, описанным выше. Вы остаетесь без родительской опеки и отправляетесь в одинокое странствие по чужим и странным мирам нагуаля. Теренс Маккенна ярко обрисовал беспрецедентность ситуации, в которой оказалась наша цивилизация: "Сегодня надлежит встать лицом к лицу перед искомым и найденным ответом. Перед нами мерцает измерение, столь громадное, что контуры его едва ли можно вместить в фокус человеческой системы координат. Наше животное существование, наше планетарное существование кончается. По геологическому времени конец этот всего в нескольких мгновениях. Великое умирание, великое вымирание многих видов происходило по меньшей мере со времени кульминационной вершины партнерского общества в доисторической Африке. Наше будущее — в уме; единственная надежда на выживание нашей утомленной планеты состоит в том, что мы найдем себя в уме своем и сделаем из него друга, который сможет вновь воссоединить нас с Землей, одновременно унося нас к звездам. Перемена, более радикальная по значимости, чем все бывшее прежде, непосредственно вырисовывается впереди. Шаманы хранили гнозис доступности Иного целые тысячелетия; сегодня — это планетарное знание. Следствия этой ситуации только начали проявляться".

Большинство людей плохо относится к шаманам, колдунам и магам. Сегодня Кастанеда имеет гораздо больше врагов, чем друзей.

Первым и наиболее последовательным врагом Кастанеды был и остается Ричард де Милль. Он пытался дискредитировать знание дона Хуана еще в начале семидесятых; он тщательно собирал свидетельства, опровергающие сообщения Карлоса, он привлек ученых, разделяющих его скептицизм, и провел эксперименты (ничего не доказывающие и ничего не опровергающие), которые де Милль и компания упорно пытаются представить широкой публике как неопровержимые доказательства, что Кастанеда — шарлатан.

Подобные бескомпромиссные заявления сами по себе вызывают сомнения в научной добросовестности исследователей.

Впрочем, Ричард де Милль не убеждает сторонников Кастанеды. Единственный результат его публикаций — это усиление взаимной неприязни между последователями и неприятелями дон-хуановского знания.

Помимо внешних причин этой вражды, существуют глубинные, бессознательные. Учение Кастанеды вызывает симпатию у тех, кому близок архетип «странника» — высший архетип человека, стремящегося к познанию. Он близок даосам, и это в еще большей степени сближает их с толтекской традицией вселенских странников.

"Истинное в странствиях! — сказал даосский учитель. — При истинных странствиях не знаешь, куда идешь, при истинном созерцании не ведают, куда глядят.

Все вещи странствуют, всякая тварь — созерцает. Вот это и есть странствие и созерцание".

Вот это и есть место, где находится истина, добавил бы я.

Более того, это и есть Жизнь.

ГЛАВА 9

СТРАНСТВИЕ

Нет ничего удивительного в том, что я постоянно обращаюсь к символике «странствия». Во многих мистических культурах духовная жизнь человека именуется «путем», «тропой» (что в общем-то тоже разновидность странствия); сравнение со «странствием» встречается реже. Когда мистическая традиция говорит о своей дисциплине «путь», она подчеркивает направленное движение к цели, подразумевает вполне определенную дорогу, на которой путник встречает известные, нанесенные на карту препятствия, перевалы, оазисы, где можно остановиться и отдохнуть, различные указатели и проч.

Из всех мистиков, наверное, даосы лучше всех понимали, что если ты "идешь по пути", то не увидишь ничего нового — все это уже пройдено до тебя, все известно, записано, и даже конечная цель пути предопределена, подобно тому, как предопределена вершина горы для альпиниста, совершающего восхождение.

Странствие, напротив, подразумевает неопределенность — это движение, о котором ничего нельзя сказать заранее, все равно что идешь туда, куда дует ветер: через час он подует в другую сторону, и ты последуешь за ним. Более того, странствие не имеет цели; оно по определению бесконечно, потому что бесцельное блуждание никогда не приведет вас в точку, на которой написано "Финиш".