Все еще здесь. Приятие перемен, старения и смерти - Дасс Рам (книги онлайн полностью TXT) 📗
Образы, генерируемые нашей культурой, составлены так, что вы чувствуете, будто старение — это разновидность поражения. Вам кажется, что Бог почему-то сделал большую ошибку. Если бы Он был так же находчив, как коммерсанты, люди были бы вечно молоды, а так — вся надежда исключительно на науку и коммерцию. Разве вы не видите, насколько абсурдно это предположение и сколько боли оно приносит? Испытывая всё более и более глубокую жалость к себе как несчастному существу, страдающему от таких неизбежных процессов, как появление растяжек, «куриных лапок», обвисшей кожи и одутловатости, мы обрекаем себя на один из двух равно тупиковых путей: мазаться чем-то, делать липосакцию и подтяжку кожи, качать мускулы, создавая видимость молодости, или сдаться, чувствуя себя жертвой, неудачником, аутсайдером и глупцом.
О так называемых проблемах старения трубят повсеместно. Когда поколение «Бэби-бума» достигло 50-60-летнего возраста, под вопросом оказалась сама экономическая стабильность Соединённых Штатов. Возникли опасения, что по мере роста числа стариков, нуждающихся в заботе, министерство социального обеспечения обанкротится. В глазах экономистов старение — это не просто проблема, а катастрофа. И мы ничего ей не противопоставили!
Голоса экономистов, политиков, социологов, статистиков и медиков сливаются в мощный хор, возвещающий, что старение является великим социальным пороком, неотвратимым злом, истощающим общество и оскорбляющим эстетическое чувство. Чтобы избегнуть полного поражения, со старостью следует бороться как с хроническим бедствием вроде проказы или непрошеного гостя, распаковывающего чемоданы и не желающего уходить.
Когда мы становимся пожилыми, на нас смотрят как на бремя, а не как на ресурс. Бетти Фрайден в своей книге о старости пишет: «Старики с завистью смотрят на молодых, ибо мы так высоко ценим молодость».
Взгляд с такой точки зрения, несомненно, искажает перспективу и оказывает медвежью услугу не только пожилым, но и тем, кто одолеваем навязчивыми мыслями о молодости. Это замечательно демонстрирует китайская притча, которая мне очень нравится. В ней идёт речь о старике, который был уже слишком слаб, чтобы работать в саду или помогать в домашних делах. Он просто сидел на крыльце, глядя, как сын пашет или пропалывает поле. Однажды сын посмотрел на старика и подумал: «Какой прок в таком старце? Он только зря ест хлеб! Мне нужно заботиться о жене и детях. Ему пора распрощаться с жизнью!» Он сколотил большой деревянный ящик, привёз его на тачке к крыльцу и сказал старику: «Папа, залезай». Старик лёг в ящик, сын положил сверху крышку и покатил тачку к обрыву. На краю пропасти он услышал, что изнутри в крышку стучат.
— Чего тебе, папа? — спросил сын. Отец ответил:
— Почему бы тебе не сбросить меня вниз без ящика? Он когда-нибудь понадобится твоим детям.
Ожидается, что массовый выход на пенсию огромного количества людей, родившихся в послевоенные годы, приведет к экономическому кризису.
Если мы не воспринимаем себя как часть всеобщей жизни, независимо от того, стары мы или молоды, мы будем смотреть на старение как на то, что идёт вразрез с основным потоком движения нашей культуры, а в стариках видеть «другого». Нетрадиционные культуры (подобные нашей), в которых преобладает технократический подход к миру, ценят информацию гораздо больше, чем мудрость. Но между этими двумя категориями есть принципиальное отличие.
Информация подразумевает наличие фактического материала, его классификацию и распространение; это накопление физических данных.
Но у мудрости не менее важное предназначение: очищать и успокаивать ум, пробуждать сердце, осуществлять процесс алхимического преображения рассудка и чувств. Мудрость не работает с информацией аналитически и последовательно. Мудрец отстранённо созерцает целое, видя, что важно, а что нет, взвешивая смысл и измеряя глубину вещей.
Такую мудрость редко встретишь в нашей культуре. Гораздо чаще попадаются умники, претендующие на мудрость, но не имеющие тех ментальных качеств, из которых она вырастает.
Тому, кто пожил в традиционном обществе, в котором младшие обращаются за мудростью к старшим, становится понятно, насколько извращены современные ценности Запада. Несколько лет назад я оказался в индийской деревушке и пробыл там довольно долго. Когда потом я приехал к своей подруге, она сказала:
— Рам Дасс, ты стал намного старше!
Так как я живу в США, мне вначале захотелось возразить. Мысленно я воскликнул: «Ничего себе! А я думал, что неплохо выгляжу». Но, оценив интонацию, с которой женщина сказала это, я сразу же изменил своё отношение. В её голосе слышалось почтение, она словно говорила: «Ты достиг этого! Ты вырос! Ты стал старше и солиднее, на тебя можно положиться и тебя можно слушаться».
Однако в культуре, которая ценит информацию больше мудрости, пожилые люди становятся чем-то вроде устаревших компьютеров. При этом игнорируется истинное сокровище, поскольку в человеческой жизни мудрость является одним из немногих приобретений, которые не теряются с возрастом. Всё проходит, но человек мудреет до самой смерти — если усваивает многочисленные уроки жизни, а не втискивается в сюртук Зумбача.
Легко увидеть, сколь велика роль мудрых стариков в традиционных культурах, уклад жизни которых остаётся неизменным из поколения в поколение. Но в такой культуре, как наша, мудрость вовсе не так привлекательна (или необходима), как Интернет. Технология эффективно отобрала у старшего поколения роль носителя мудрости, и, чтобы не «устареть», приходится стараться быть «современным», изучая последнюю версию Windows и осваивая в спортзале Stairmaster . В моём компьютере была заставка: «Старые собаки могут научиться новым трюкам» . Но в последнее время я порой спрашиваю себя, какому количеству трюков мне хочется научиться. Сколько ещё этих проклятых инструкций по эксплуатации мне нужно прочесть в жизни? Не проще ли не затевать модернизацию?
Конечно, нелегко оставаться «немодернизированным» (стареть без протеста, с чувством благодарности) в культуре, которая не ценит внутренней трансформации и не отводит старшим почётной роли. В нью-йоркском институте Омега я вместе с коллегами участвовал в работе «Круга старейшин». В группе люди старшего возраста располагались большим кругом, а молодые садились за ними. Мы пользовались «разговорной палочкой» (традиция, заимствованная у аборигенов Америки). Желая что-то сказать, член внутреннего круга подходил к центру, брал «разговорную палочку», садился на место и делился своей мудростью с остальной группой. По традиции, он начинал с «И…», а заканчивал словами «Я сказал». Это даёт возможность людям поделиться своей мудростью и сделать вклад в коллективную мудрость группы. Многие буквально расцветали в роскоши процесса осознания группой того факта, что каждый является носителем фрагмента сложной мозаики мудрости старших.
Люди, составившие круг, часто говорили: «Эта роль мне совершенно незнакома, потому что никто никогда не просил меня быть мудрым». Услышав подобное признание, нельзя не ощутить боли сострадания к несчастному человеку, а также к культуре, лишённой такого богатства.
Если ситуация изменится, то, несомненно, лишь в том случае, если мы, пожилые люди, постараемся её изменить. Не приходится рассчитывать, что молодые постучат в нашу дверь и попросят поделиться мудростью, напоминая нам об ответственности перед обществом. Как старшее поколение, мы должны инициировать перемены, освобождаясь от предубеждений западной культуры и помня о своём уникальном опыте. В качестве мудрых старцев мы можем культивировать те самые качества, в которых наш мир, над которым нависла опасность, нуждается, чтобы выжить и стать целостным и здоровым. Это уравновешенность, терпимость, рефлексия, потребность в справедливости и чувство юмора, приобретённое за долгие годы жизни. Нашему обществу явно недостаёт этих качеств.
