Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы - Койн Джерри (электронная книга .TXT) 📗
Вообще говоря, можно утверждать, что разногласия между наукой и религией начались в тот самый момент, когда естественные науки стали формальной дисциплиной, то есть в Европе XVI века. Развитие науки, разумеется, началось задолго до этого – в Древней Греции, Китае, Индии и на Ближнем Востоке. Но открытый конфликт с религией стал возможен только тогда, когда религия обрела власть и утвердила догмы, что позволяло управлять обществом. Для этого пришлось подождать расцвета христианства и ислама, а также научных результатов, ставящих религиозные истины под сомнение.
Таким образом, последние 500 лет стали временем противостояния науки и веры. Это не было одним непрерывным конфликтом, скорее, эпизодическими и яркими вспышками человеческой враждебности. Два самых известных случая – выяснение отношений Галилея с церковью и «Обезьяний процесс» Джона Скоупса в 1925 г. Галилея в 1632 г. приговорили к пожизненному домашнему аресту за утверждение о гелиоцентричности Солнечной системы. Что касается «Обезьяньего процесса», в его рамках произошла титаническая битва между Кларенсом Дэрроу и Уильямом Дженнингсом по поводу того, имеет ли школьный учитель право говорить ученикам, что человек возник в ходе эволюции (присяжные постановили, что не имеет). Оба эти инцидента богословы и историки из лагеря примиренцев не считают свидетельствами конфликта между наукой и религией, – в подобных случаях обычно вспоминают о «политике», «власти» или «личной ненависти». Тем не менее религиозные корни этих диспутов очевидны. Но даже если оставить в стороне эти эпизоды, можно вспомнить немало случаев, когда церковь того или иного толка осуждала или даже замедляла развитие науки. Чуть позже я коротко расскажу о двух книгах, в которых можно найти описание подобных ситуаций. (Конечно, иногда церковь и способствовала успехам науки. Так, во времена появления вакцинации против оспы служителей церкви можно было найти по обе стороны баррикад. Одни говорили, что вакцинация – это общественное благо, другие – что это узурпация исключительной власти Господа над жизнью и смертью.)
Но до определенного момента никакие конфликтные эпизоды не порождали общественной дискуссии об отношениях науки и религии. Такая дискуссия стала возможна лишь в XIX веке, и толчком к ее началу послужила, судя по всему, публикация книги Чарльза Дарвина «О происхождении видов» в 1859 г. Эта книга – величайший из когда-либо написанных разрушитель Писания. Она (ненамеренно) расправилась с множеством библейских утверждений и наглядно показала, что наблюдаемые в природе закономерности, которые прежде объяснялись существованием Великого архитектора, вполне можно объяснить естественными процессами – эволюцией и естественным отбором.
Современная дискуссия о столкновениях науки и религии, в которых наука располагает более мощным оружием, началась с двух книг, опубликованных в конце XIX века. Историки науки считают, что именно они запустили в массы «тему конфликта» – идею о том, что религия и наука не просто воюют друг с другом, но воюют непрерывно, что церковные власти при каждой возможности противостоят науке или подавляют ее, а та все время пытается вырваться из прочных объятий веры. Пересмотрев то, что они считали историческими столкновениями между церковью и учеными, авторы обеих книг объявили науку победителем.
Резкий тон этих произведений, необычный для того времени, хорошо выражен в первой из этих книг – «Истории конфликта между религией и наукой» американского энциклопедиста Джона Дрейпера, изданной в 1875 г.:
В конце концов дошло до того, что христианство римского толка и наука рассматриваются адептами той и другой стороны как абсолютно несовместимые. Они не могут сосуществовать. Одно должно покориться другому. Человечество должно сделать выбор – иметь и то и другое невозможно.
Как явствует из цитаты, Дрейпер видел основного врага науки именно в католицизме, а не в религии как таковой. Это объясняется преобладанием католицизма, продуманностью его догм и стремлением внедрять и поддерживать эти догмы при помощи гражданской власти. Кроме того, в конце XVIII века антикатолицизм был очень распространен среди образованных американцев.
Книга «Борьба религии с наукой», изданная в 1896 г., была более объемной, более научной и более сложной как по истории создания, так и по замыслу. Ее автор Эндрю Диксон Уайт тоже был энциклопедистом – историком, дипломатом и просветителем. Он также был первым президентом Корнеллского университета в г. Итаке. Когда Уайт и его благодетель Эзра Корнелл в 1865 г. основали университет, в закон штата Нью-Йорк, определявший его задачу, было включено следующее требование. Члены какой бы то ни было религиозной секты не могли занимать большинство мест в попечительском совете университета. Также говорилось, что «люди любой религиозной принадлежности или без всякой религиозной принадлежности будут равно избираемы на все посты и должности». Настолько светский подход в те времена был почти уникальным.
Уайт, сам будучи верующим, утверждал, что целью такого плюрализма на самом деле было утверждение и продвижение христианства: «Будучи далеки от всякого желания навредить христианству, мы оба [он и квакер Корнелл] надеялись утвердить его. Однако в сектантской природе американских колледжей и университетов мы видели причину скудости дававшегося в них образования». Это была явная попытка организовать американский университет по европейскому образцу, устранив влияние религиозной догмы и подстегнув тем самым свободные исследования.
Этот план провалился. Светские намерения Уайта и Корнелла разозлили многих верующих, и те обвинили Уайта в следовании дарвинизму и атеизму, а также в том, что учебный план нового университета явно отклоняется в сторону естественных наук. К преподаванию допустили даже атеистов! (Некоторые считали, что каждый профессор должен быть пастором.) Попытка Уайта приобщиться к «любезной разумности» потерпела крах, и в конце концов он начал рассматривать борьбу за светский университет (которую выиграл) как одно из сражений в войне науки и теологии:
Тогда-то я и проникся ощущением настоящей проблемы – антагонизма между теологическим и научным взглядом на Вселенную и просвещение.
За этим последовали 30 лет изысканий, вылившиеся в издание весьма основательного двухтомника (намного более проработанного, чем труд Дрейпера). Книга вызвала горячие споры и стала бестселлером. Она издается до сих пор. Несмотря на перечисленные в книге случаи религиозных возражений лингвистическим исследованиям, библейским знаниям, медицинским нововведениям (вроде вакцинации и анестезии), улучшению системы здравоохранения, теории эволюции и даже применению громоотводов, Уайт настаивал, что его целью было показать конфликт не между наукой и религией, но лишь между наукой и «догматической теологией». В конце он выражал надежду – напрасную – на то, что его книга будет способствовать укреплению религии, поскольку убедит ее отказаться от ненужного вмешательства в дела общественных и естественных наук. В этом смысле книга стала предшественником примиренческих доводов Стивена Гулда в его теории «непересекающихся магистерий» науки и религии (об этом тезисе мы поговорим позже).
Что книгам Уайта и Дрейпера удалось, так это создать базу для обсуждения конфликта между наукой и верой. Но это вызвало гнев богословов и историков науки: они поспешили заявить, что «тезис о конфликте» попросту ошибочен. Некоторые историки науки утверждали, что Уайт и Дрейпер проявили себя плохими учеными и продемонстрировали невысокий уровень подготовки (да, они совершили кое-какие ошибки и оставили без внимания некоторые аргументы своих противников, но далеко не в тех масштабах, чтобы это могло обесценить их труд). Кроме того, по мнению историков науки, верное толкование взаимоотношений религии с наукой таково: эти области часто ладили друг с другом. Неприятие теорий Дарвина и Галилея, дескать, было печальным исключением в долгой и мирной истории церковно-научных отношений. Да и эти стычки были вызваны не религией, а политикой или личными дрязгами. В самом деле, многие научные открытия, как считали эти историки науки, были cделаны под влиянием религиозных взглядов. Науку же они представляли как продукт христианства, распространившегося на всю средневековую Европу.
